Приглашаем посетить сайт

Александров Л. Г. Сакральный космос Джона Мильтона.

Московское религиоведческое общество на философском факультете МГУ имени М. В. Ломоносова

III международная интернет-конференция по религиоведению РЕЛИГИЯ И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ: прошлое, настоящее, будущее

1 октября 2009 - 1 декабря 2009

САКРАЛЬНЫЙ КОСМОС ДЖОНА МИЛЬТОНА (К 400-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)

Александров Леонид Геннадьевич доцент кафедры теории массовых коммуникаций Челябинского государственного университета, Россия

http://www.e-religions.net/2009/page.php?al=alexandrov

The Sacred Cosmos of John Milton (to the 400th anniversary of his birthday)

The article is devoted to some philosophical and religious shades of the creative works by J. Milton, whose jubilee was marked recently. There’re much stratums and contexts in the main works of Milton – poems “The Lost Paradise” and “The Returned Paradise”. We have chosen the space-and-time model of these artistic texts for the short analysis. They abounds in the esoteric allegories, symbols and ideas, typical both for a natural-and-exact sciences and for a so-called scientific magic in the European transition period of 17th century, when the consciousness of people had broken during the Reformation.

In his works of world-wide fame Milton planed to solve as epical and monumental tasks as Dante had done in “The Divine Comedy” three ages earlier. The sacred cosmos of both authors is great, astonishing and also important for the humanity history, interpreted without the political, national or confessional frame work. Such “global philosophy” was actively supplying and indirectly influencing over the religious and moral mentality of reading public. Particularly because of this Milton works were the very original phenomenon on that cultural background, when the principles of tolerance began to develop.

Джону Мильтону (9. 12. 1608 – 8. 11. 1674) – выдающемуся мыслителю и поэту, не лишенному внутренних противоречий, довелось жить в не менее противоречивую историческую эпоху. «Религиозная повседневность», бесспорно, отразилась в его творческом наследии, но он также остался в культурной памяти Европы как человек глубоко эрудированный, умеющий мыслить широко и абстрактно, ставящий перед собой высокие художественные задачи, далекие от межконфессиональных страстей и распрей. При этом, будучи «гражданином мира», он также оставался верным и той общественной, культурной миссии, которую уверенно брала на себя Англия в это время.

В юности Мильтон пишет стихи, в том числе и религиозно- аллегорического содержания, придумывает пасторальную драму «Комус» (1634 г.) с элементами волшебной мифологии. Еще в возрасте 15 лет он пробует перелагать на английский библейские псалмы – и этот интерес не пропадает в зрелые годы, когда в ходе реформ богослужебной практики понадобились новые молитвенники и образцы песнопения. Элементы религиозного сознания надолго остаются в общей системе взглядов и ценностей.

Мы знаем, что в этот период христианская церковь обрастала различными сектами, магическими и мистическими течениями, активно претендовавшими на роль общественных учителей и просветителей. В кальвинистских кругах Англии начала века зарождается определение «деист». Впервые примененное к социнианам, в дальнейшем оно означало приверженца любой философии, осознающей свое отличие от религии и уклончиво излагающего свое понимание Бога. Трактат лорда Э. Чербери считается первым манифестом данной позиции, считающейся иногда промежуточным звеном на пути к вольнодумству и научному атеизму. Мораль человека в деизме синтезируется из веры и разума, данных априори, а участие Бога в судьбе человека значительно ограничивается. В то же время бытует в просвещенных кругах общества и теория «естественной религии» (У. Джеймс, Дж. Уилкинс и др. теологи), признающая существование в мире множества духовных сущностей (как божественных, так и «темных») и порой благосклонно относящаяся к распространению магических искусств. И хотя в церковном Руководстве 1627 г. была изложена англиканская позиция по отношению к суевериям такого рода, в народе пережитки и предрассудки еще имели силу, и вспышки инквизиторского рвения в «охоте на ведьм» еще случались в Англии.

В 1638 г. честолюбивый и любознательный магистр искусств Мильтон отправляется на год в Италию, где встречается с пожилым Г. Галилеем, «заточенным инквизицией только за то, что он думал об астрономии иначе, чем францисканские и доминиканские цензоры». [1] Учение Галилея тогда уже было «приспособлено» католической церковью к религиозному восприятию «книги природы» как «божественного фолианта» - поэтому в тоне его позднего «Диалога о двух системах мира» уже отсутствуют смелые научные гипотезы, зато нередко проскальзывают топографические и космологические реминисценции на «Божественную Комедию» Данте.

публицистической деятельностью, при Кромвеле занимает пост латинского секретаря, ведет дипломатическую переписку и официальную пропаганду курса правительства. Он ведет диспуты, в том числе с известными епископами Дж. Холлом и Дж. Ашером, пытается согласовать полярные точки зрения в условиях сложнейшего религиозно-политического размежевания и брожения. Участие церкви в противостоянии между королем и парламентом никак не благоприятствовало общественной обстановке времен английской революции. В идейных расхождениях между индепендентами и пресвитерианами среди коренных вопросов – и мистическая доктрина о «естественной свободе», данной Богом. Рациональные доктрины, подобные учениям Декарта и Гоббса, еще не имели значительной вдохновляющей силы и подвергались старательному критическому надзору со стороны церковно-религиозных деятелей.

В «памфлетной войне» этих времен зарождаются и основы теории общественного договора, и правовой статус свободной от цензуры прессы. Мильтон встречается с известным юристом Г. Гроцием, знакомится с педагогической системой Я. А. Коменского, посетившего Лондон в 1641 г., а свою позицию по вопросу государственного устройства излагает в трактате «Ареопагитика». Как истинный гуманист, он защищает принципы разума и воли человека, как моралист и полемист – использует библейские цитации, мифологические аллегории, риторическую диалектику. Мильтон пытается войти в компромисс с «заблуждающимися братьями», даже с непримиримыми еретиками - роялистами и папистами, - и надеется на «дружеское» очищение нравов в процессе постройки общего храма, он ведет достаточно хитрую дипломатическую игру, наподобие той, которую проводили в политической системе Европе иллюминаты-розенкрейцеры:

«Удаляться из этого мира в область атлантидской и утопийской политики, которых никогда нельзя применить на деле, не значит улучшать наше положение… Мы, очевидно, так долго смотрели на путеводный огонь, зажженный перед нами Цвингли и Кальвином, что стали совершенно слепыми… Порядок, в котором Господь просвещает свою церковь, таков, что Он раздает и распределяет свой свет постепенно… Постоянно отыскивать неизвестное при помощи известного, постоянно присоединять истину к истине, по мере ее нахождения, – таково золотое правило, как в теологии, так и в арифметике; только оно может внести совершенную гармонию в церковь». [2]

После реставрации Стюартов Мильтон вынужден отойти от государственных и общественных дел. В обществе усиливается надзор инквизиции, парламент принимает более строгий церковный устав. Бывшие политические лидеры теряют полномочия и моральную поддержку. Памфлеты и трактаты Мильтона публично сжигаются как еретические сочинения. Он ведет отшельнический образ жизни, претерпевает ряд семейных трагедий, борется с наступающей слепотой и, в конце концов, полностью концентрируется на философско-поэтическом творчестве. Его давняя задумка – дилогия о потерянном и возвращенном Рае. Впрочем, изначально он намеревался написать большую эпическую поэму о короле Артуре в молодости, представив его образцом совершенного человека - сказывалось влияние аллегорической литературы «народного» и «книжного» образца [Дж. Чосер, Т. Мэлори, Э. Спенсер, Дж. Донн, Дж. Бэньян и др. – 3]. Но потом идея трансформировалась в более серьезную и «монументальную» тему сюжета, которую предполагалось реализовать в форме поэмы, написанной «белым стихом». Работал над сочинением Мильтон планомерно и целенаправленно - он «вынашивал» идею в течение целого года, а главы окончательного текста диктовал жене зимой, в канун Рождества. Тема гордости и искушения является сквозным мотивом его произведений.

«Потерянный Рай» (1663-1667 гг.) создавался как образец морали, противостоящей сложившейся в Англии обстановке. Не случайным тогда было обращение к древним идеям Золотого Века и Эдема за объяснением причин упадка «естественной жизни». Библейское предание о грехопадении использовали, в частности, в литературном творчестве такие протестантские авторы, как Г. дю Бартас и Й. ван дер Вондел. Любовь Адама и Евы в Раю у Мильтона выглядит как идеальное, почти идиллическое, сочетание духовной общности и физического влечения, нарушенное «темными силами». Оставаясь в пределах библейских легенд о восстании Сатаны, Мильтон развивает цельную философию истории как цепи бедствий и разрушений, нарушающих природный и божественный порядок. Параллельно поэт работает над теолого-этическим трактатом «О христианском учении», давая общую оценку значения Библии с позиции английского «среднего класса». Общий контекст сочинения, тяготеющего к деизму, утверждает невмешательство Бога в историю мира после его сотворения и закономерного вывода о свободе и ответственности человека за свою судьбу. Таким образом, общественные европейские события - в преломлении через взгляды Мильтона - сводятся к факторам морально-религиозного порядка.

«Потерянном Рае» картина мира-как-сада персонифицируется, поляризуется, насыщается замысловатыми сюжетными линиями. Возвышенность и неторопливость повествования перемежается с красочными описаниями и чувственными переживаниями. Уходя в аллегорию, Мильтон устами своих положительных персонажей пророчествует о грядущем спасении людей жертвой Христа и трудном пути к совершенствованию. В этом символическом контексте - высшее художественное достижение пуританского сознания, мыслящего мир как арену многовековой борьбы между добром и злом. Для поэта единственно правильным культурным языком был язык обновленного христианства. Бог-отец в изображении Мильтона производит своеобразное распределение полномочий: сосредоточивая в своих руках «законодательную» власть, он препоручает Сыну власть «исполнительную», через него осуществляя свои предвечные решения. А миссия Люцифера последующими интерпретаторами творчества Мильтона рассматривается как аналогия на «великий мятеж» пуритан времен гражданской войны.

Моральное содержание текста заложено в универсальную форму мифа, «апокрифа». Исторический план совмещается с космологическим контекстом, так основная коллизия образует сакральное пространство. Органически включенный в общий нерушимый порядок, Человек становится точкой преломления противоборствующих влияний, исходящих от мощных вселенских сил. Поэт помещает своих героев – как в пространственном, так и в жизненно-этическом отношении – в самом центре Вселенной, на полпути между Эмпиреем и Адом. Это примерно та же модель, что и у Данте в «Божественной Комедии», с поправкой на те естественно - научные знания и религиозно - политические установки, которые существовали у художников, разделенных несколькими веками. Решая гуманистические задачи, оба мыслителя выбирают для художественного произведения приемлемую рациональную форму, тем самым, осуществляя синтез науки и искусства, что, в целом, было характерно и для средневекового, и для просветительского энциклопедизма.

Закономерно при этом, что функции Сатаны не ограничены «негативом» совращения - он ведь дает первым людям также и полезные для их дальнейшего развития знания. Он лишь антитеза Творца: «Порождая борьбу, он разрушает застой, все приводит в движение, выступает в роли великого Поверяющего Вселенной, движимого ненавистью к Богу и потому беспристрастного и неподкупного. Он выявляет в добре то, что есть в нем зыбкого, неустойчивого, колеблющегося, выявляет, так сказать, изъяны в грандиозном архитектурном ансамбле мироздания и помогает Творцу своевременно их устранить. Благодаря божественному вмешательству каждое его злое деяние оборачивается своей противоположностью и служит вящей славе Господа». [4] Даже изгнание первых грешников из Рая оказывается великим благом для человечества. За полвека до «Теодицеи» Г. Лейбница, Мильтон воссоздает эту космологическую модель в масштабной художественной форме.

Драматические события битв небесных легионов в поэме происходят на фоне необозримых просторов Вселенной. И в этом поэтическом пространстве космоса находится место категориям, характерных для эзотерических доктрин, обсуждаемым во времена Данте и Мильтона - античной теории стихий, алхимической квинтэссенции, физическому магнетизму, минералогическим свойствам, астрологическим планетам и аспектам и пр. Попутно происходит измерение диаметра Вселенной от Ада до Рая, с ориентацией по зодиакальной символике. Эмпирей изображается, согласно описанию Священного Града в «Откровении» Иоанна Богослова. Топографически Рай Мильтона соответствует Чистилищу Данте, но у первого движение в пространстве текста происходит во множестве направлений, а второй, будучи центральным персонажем произведения, путешествует по одной линии, которая, как вычислили комментаторы, представляется сложной, троекратно закручивающейся спиралью.

Для обоих произведений, в целом, характерен особый мистический антропоцентризм», воспринятый культурой Европы в эпоху Возрождения. При этом в Европе астрономы и картографы всегда составляли тот контингент интеллектуалов, которые пытались утвердить т. н. универсальные модели в системе знаний, а астрологи занимались способами, которыми можно «поместить» человека в эту модель. У Мильтона земное и небесное начало не противоречат друг другу, координируются в одном текстовом пространстве. Он излагает тему единства мироздания в виде представлений о вертикальной, внутренне иерархической цепи, тянущейся от Бога (персонифицированной мировой души) к самым низшим формам материи. Эта цепочка создает связь и субординацию космического бытия:

В «Потерянном Рае» архангелы занимаются объяснением теорий Вселенной, причем как Птолемея, так и Коперника. Понятно, что этот вопрос имел прямое отношение к эпохе Реформации. Утвердив как единственно верные античные понятия эпицикла и эксцентра, в 1616 г. римская церковь налагает запрет на систему Коперника. Она трактуется как «пифагорейская», в ней оставляются лишь чистые календарные расчеты и устраняются все спорные философские оттенки. Мильтон вводит в теологический план такие космологические понятия, как наклон плоскости эклиптики к плоскости небесного экватора: по мысли поэта, до грехопадения они совпадали, и на Земле всегда царила весна. Две гипотезы о происхождении времен года - в связи с изменением положения одной из этих плоскостей: наклона оси земли к солнечной или изменение движения солнца по эклиптике по отношению к «равноденственной стезе» (экватору) - соотносятся с двумя основными дискутируемыми моделями. Отражены в тексте и иные физические, оптические и космологические гипотезы, древние и новейшие, предмет которых изменил кардинальное направление развития науки в работах И. Кеплера, И. Ньютона и др. европейских ученых.

Все это вместе - «эксперимент» Бога, Великого Геометра, по воле которого «обрела пределы беспредельность». В середине поэмы, в седьмой книге, Мильтон, как и Данте, взывает к музе Урании, дабы она помогла поэту в изложении процесса сотворения мира. Участвуют в процессе Творения и ангельские чины, выполняющие определенные космологические (пространственно-временные) функции. С устройством Вселенной знакомится и Люцифер в своем путешествии на Землю. Описание его маршрута, в целом, сходно с описанием пути любознательных космических вояжеров из литературных произведений Л. Ариосто, Э. Ростана и др. Что касается Адама, то ему Рафаил советует не очень увлекаться изучением структуры мироздания, запастись смирением и заняться более насущными, доступными вещами:

- Как мудро-бережливая могла
Природа беспричинно допустить
Такую расточительность, создав
Столь много благороднейших светил,
Преследуя единственную цель,
И по орбитам разным предписать
Им вечное движенье, день за днем?...
- Для этого познанья все равно:
Земля вращается иль небосвод,-
Счисленья были бы твои верны.
Великий Зодчий остальное скрыл
От Ангелов и от людей навек...

доминиканского монаха. Минуя небесные сферы и круг Перводвигателя, эти духи умерших праведников надеются,

Силы Пандемониума наказаны Богом за то, что проложили мост из Ада через хаос к первозданному миру Человека по следам, проложенным Сатаной, - они обращены Богом в змей. Но грех и смерть в десятой книге проникают на Землю, как в популярных средневековых поэмах-сатурналиях Макробия, Пруденция, Боэция, Алана Лилльского и др. В финале пращуры человечества изгнаны, и Херувимы занимают посты на охране Рая.

В сложной метафоричности и художественной образности поэмы многое еще не разгадано, поскольку относится к конкретным историческим событиям и лицам, но аллегорическая религиозно-философская проблематика заслоняет все остальное. Мильтон действительно был свидетелем колоссальных, поистине библейских по масштабу катаклизмов, испытал в свое время не одну душевную трансформацию, и имел основания для такой космической экстраполяции. Слог Мильтона то певуч и плавен, то энергичен и страстен, то суров и мрачен, в его речах звучат и торжественные интонации певца-рапсода, и пафос библейского пророка. Это — противоречивый результат поиска некоего авторского универсализма, формы между мифом и историей, грани между лирическим и драматическим жанром, переходного стиля от классики к барокко, синтеза религиозного и научного мировоззрения. Как и Данте, поэт стремился придать своему произведению характер всеохватного и вневременного символического изображения места человека в мире.

Вторая поэма Мильтона более мягка и благообразна, она не «титаническая» и не «эсхатологическая», а ее топография более проста. Наиболее сильно меняется образ Сатаны: из масштабного и величественного врага человечества он превращается в «несчастного духа», безуспешно строящего козни против Иисуса Христа, удалившегося в пустыню. Мотивы неудачного «дьявольского соблазна» были типичными для таких произведений эпохи, как, например, «Буря» У. Шекспира или «Волшебный маг» П. Кальдерона. Но для Мильтона более важно отнести время действия «к первоисточнику». Четыре главы второй поэмы написаны за четыре года и соответствуют библейским Евангелиям. Предпочтение отдавалось, как полагают исследователи, жизнеописанию Христа в изложении Луки.

Во вторую поэму автором заложена и надежда на единение христианского мира Европы в «смутное время». Как писал Вондел, на драматический образец которого ориентировался Мильтон, «ежели Иисус Христос есть тот центр, вокруг которого обращаются Небо и Земля и все иные вещи, то не надлежит и нам иметь разногласия». [6] Порой полагают, что Мильтон позволил себе и Христа наделить чертами собственной личности. Если в образе Сатаны отразился мятежный дух поэта, в образе Адама - его стоическая непреклонность в борьбе за достойную жизнь, то фигура Иисуса воплощает стремление к истине и нравственному идеалу. Если это так, то обе поэмы Мильтона — это напряженный внутренний диалог мыслителя о жизни, обществе и судьбе, воспоминания о тяжелых годах, пережитых вместе со страной.

предполагавшего, что Иисус был ежедневно искушаем нечистым, являвшимся в разных образах. Постепенность и последовательность соблазнов соблюдена с большой точностью, но доводы порока опровергнуты с удивительной твердостью и зрелостью суждения. Люцифер даже умудряется «прочесть в небесах» дальнейшую судьбу Спасителя:

Тебе пророчат царство - не пойму,
Вещественное ль, нет ли; паче срок
Неясен; без начала, без конца - 
Навеки воцаришься: не могу
Прочесть руководящего числа
Средь этой вещей россыпи светил… [7]

В этом пассаже усматривают сатиру на одиозную фигуру Дж. Кардано, астролога, составившего гороскоп Христа и усматривавшего влияние звезд в событиях его жизни. В конечно итоге посрамленный Сатана обращается к древним сынам небес, «демонам стихий», с признанием в том, что во сто крат сильней Адама тот, кто «дары / от Неба неземные получил: / сверхсовершенство, Божью благодать / и величайших дел достойный ум». Завершается поэма феерической картиной снисхождения Святого Духа на Иисуса Христа:

Пал Сатана; и шаровидный огнь -
Сонм ангелов - как молния слетел;
И ангелы, на крылья взяв легко
Спасителя, как на пернатом ложе
Его сквозь воздух ласковый несли.

В одном сборнике с «Возвращенным Раем» была опубликована Мильтоном и трагедия «Самсон-борец», переложение библейской «Книги Судей», еще более открыто и прозрачно отражающая обстоятельства жизни автора и его тончайшие интимные переживания. Действие драмы впервые в английской драматургии ограничено сутками, как в древнегреческих образцах жанра. Слепой старец — жесткая символическая антитеза пошлости и гедонизму «массовой публики» эпохи Реставрации. Он жертва семейных обстоятельств и духовного кризиса общества, обмана врагов и предательства близких. Самсон вынужденно бездействует после долгих лет борьбы и славы, но при этом обладает внутренней свободой. Чудесная сила главного героя объясняется его врожденными возможностями:

Исследователи (в частности, Р. Самарин, А. Аникст и др.) полагают, что в этой дилогии Мильтона уже как будто утрачивается эпический размах и космический масштаб, а сквозь библейскую духовную историю и античный универсализм уже отчетливо проступают английский культурный менталитет и веяния Нового Времени. [9] Как бы то ни было, структурные антиномии Мильтона — образец мифотворчества нового типа. Подобно Фаусту, герою К. Марло, он хотел бы покорить «демонов воды, огня, / земли и воздуха, чья сила / стихии движет и светила». Автор диптиха о потерянном и возвращенном Рае словно стоял на перепутье в эпоху изменения укладов жизни. [10]

Подобно великим гуманистам Возрождения он не принимал догматическую картину мира и не раз обнаруживал самостоятельность суждений в толковании основных религиозных и церковных канонов. Возможно, под влиянием бродящих в массовом сознании общественных утопий или по своему разумению, Мильтон немало способствовал смещению функций от церкви к государству и становлению светской цивилизации Европы как новой общности и формации – со всеми ее достоинствами и проблемами. В стихотворном послании своему единомышленнику, дипломату сэру Г. Воэну, он писал:

К тому ж меж властью светской и духовной
Различье ты постиг и учишь нас,
Как избегать, по твоему примеру,
Смешенья их, в чем многие виновны.
Вот почему в глазах страны сейчас
Ты - старший сын и страж господней веры. [11]

Спорадически обнаруживаемые в творчестве Мильтона «вероисповедные противоречия» во многом обусловлены зыбкостью и конъюнктурностью межконфессиональных отношений в Англии этой. Примыкая некоторое время к квиетистам и унитариям, он затем последовательно отстаивал идеи индепендентства. В 1643 г. Долгий парламент собрал в Вестминстере комиссию для утверждения религиозной цензуры, затрагивавшей интересы не только англиканской церкви, но и нонконформистов и диссидентов. Доминировали в собрании пресвитериане и шотландские кальвинисты. Обсуждалась, кроме прочего, и идея учреждения национального синода в Англии на манер шотландского. Партия индепендентов в это время выступала за веротерпимость и свободу совести. После прихода партии к власти и последующей реставрации Мильтон делал все, чтобы сохранить свою независимую позицию хотя бы не в форме прямой полемики с ортодоксами, а в иносказаниях.

Библии не было и не могло быть. Когда у жены Мильтона спрашивали с намеком, часто ли он читает Гомера и Вергилия, то она говорила, что он «ни у кого не крадет», а вдохновляется иной музой – «благодатью Бога и Святого Духа, которая посещает его ночью». [12] И при жизни, и после смерти религиозно-философские контексты Мильтона были восприняты далеко не однозначно. В английской теологии второй половины XVII века, занимающейся запутанными процессами о видении «летающих сущностей», ангелов и демонов (К. Шотт, У. Глейнвилл, Дж. Буль), возникают «мильтоновские» аллюзии. «Экспертизу» в ходе таких процессов, кстати, иногда делали иногда и серьезные ученые мужи. На творчестве Мильтона спекулируют различные оккультно-спиритические интерпретаторы и авантюристы. Его дуалистическая метафизическая мораль всколыхнула самые глубинные стороны древнего архетипа сознания о силах света и тьмы. В масонских кругах XVII-XVIII века книги Мильтона обретают почти культовый характер.

Мистики XVIII века соотнесли идейные структуры Мильтона и Гете. Он оказался самым влиятельным поэтом среди медитативных лириков, поэтов «кладбищенской школы», о нем уважительно отзывались де Виньи, Клопшток и Пушкин. Как «благородного злодея с могучей душой», инициатора оппозиции и конфронтации, воспринимали выпуклый образ Люцифера романтики XIX века, а Блейк называл Мильтона титаном-богоборцем и говорил, что он «сам того не сознавая, принадлежал к партии дьявола». В 1804 г. он создает поэму, в которой повествуется о душе поэта, снизошедшей на землю, чтобы спасти Англию силой своего таланта и воображения.

Увы, наиболее заметной в культуре Европы всегда оставался «инфернальный» контекст первой поэмы из дилогии Мильтона, а ее вторая часть с ее краткой, но вразумительной религиозной моралью – как бы игнорировалась, «замалчивалась» исследователями, реже переводилась и была как будто не востребованной в обществе, все более «атеистическом» в новейшее время. Вокруг уникального, «вычурного» стиля изложения Мильтона также никогда не прекращались споры, да и, по большому счету, многие загадки его интеллектуального – и в то же время мистического - творчества не раскрыты до сих пор. Его «сакральный космос» - и в прямом, и в переносном значении – по-прежнему ждет обсуждений.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Milton, J. 1925. Prose. Ed. by M. W. Wallace. London, World's Classics. P. 305.

3. См. работы автора: 2005. “«Золотой век» философской космологии Джона Мильтона и Бертрана Фонтенеля: опыт культурологической игры литературными фактами, именами, датами и числами.” Вестник Челябинского университета. Сер. 2. Филология. № 1. С. 128-143; 2007. От Чосера до Свифта. Магия и астрология в английской литературе XIV-XVII веков. Челябинск, Энциклопедия; и др.

4. Чамеев, А. С. Джон Мильтон // http://www.vitanova.ru.

5. Мильтон, Дж. 1976. Потерянный Рай. Стихотворения. Самсон-борец. Библиотека всемирной литературы. Сер. 1. Т. 45. Москва, Художественная литература. С. 156. Здесь и далее цит. по данному источнику.

6. Вондел, Й. Письмо И. Аудану. См.: Витковский, Е. В. Возвращение Рая // Мильтон, Дж. 2001. Возвращенный Рай. Москва. С. 170. Далее цит. по данному источнику.

8. Мильтон, Дж. 1976. Потерянный Рай… С. 234.

9. См.: Самарин, Р. М. 1964. Творчество Джона Мильтона. Москва; Аникст, А. Джон Мильтон; Соловьева, Н. О Мильтоне // Мильтон, Дж. 1976. Потерянный Рай… Указ. Изд.; Павлова, Т. 2000. Мильтон. Москва.

11. Мильтон, Дж. 1976. Генри Вэну-младшему // Мильтон, Дж. Потерянный Рай… Указ. Изд.

“Примечания”. Возвращенный Рай, поэма Джона Мильтона. Москва, Университетская типография.