ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПОЭТА ДЖОНА ОУЭНА
© М.А. Новожилов, 2018 г.
В Уэльсе сумрачном ты был на свет рожден, –
А умер в Лондоне, туманном стольном граде.
Ты книги написал не бренной славы ради,
Не ради суеты твой подвиг был свершен.
Когда в Италию пришли твои тетради,
И был ты в индекс книг запретных занесен, –
Был незаслуженно наследства ты лишен
Надменным богачом – твоим папистом-дядей.
И век тебя лишил наследства, людям вслед:
Ведь древних римлян речь забыл бездумный свет, –
А с нею и твоя поэзия забыта…
Но верю – ты взошел в тот Пантеон небес,
Где труд твой вечно жив, где след твой не исчез;
„Ars longa, – как сказал философ, – brevis vita“.
I.
Выдающийся английский поэт эпохи Возрождения Джон Оуэн, или, – как он сам себя называл в переводе на латынь, – Иоаннес Аудэнус (англ. John Owen, лат. Ioannes Audoenus) принадлежит к почти совершенно забытым в наши дни деятелям английской культуры елизаветинского и яковианского периодов. Это незаслуженное забвение постигло его вместе со всей той поэзией, которой он посвятил свою жизнь, и которая, под именем «неолатинской поэзии гуманистов», известна в наши дни лишь филологам и историкам западноевропейских литератур.
Прославленный автор четырех сборников латинских эпиграмм, Оуэн был современником таких знаменитостей, как Уильям Шекспир (1564–1616), поэт Эдмунд Спенсер (1552–1599), поэт Филип Сидни (1554–1586), поэт и драматург Кристофер Марло (1564–1593), актер и драматург Бен Джонсон (1572–1637), писатель и историк Уолтер Рэли (1552–1618), шотландский поэт Уильям Драммонд (1585–1649), философ Френсис Бэкон (1561–1626), мореплаватель Фрэнсис Дрейк (1540–1596), фаворит и первый министр короля Джордж Вильерс, герцог Бекингемский (1592–1628), и другие.
Джон Оуэн родился в царствование королевы Елизаветы I (1533/1558–1603) в фамильном поместье Плас Ду (Plas Dhu) в приходе Лланармон в Карнарвоншире, Уэльс* (см. примечание в конце настоящего очерка). Будущий поэт был третьим сыном мелкопоместного дворянина (джентри) Томаса Оуэна, эсквайра. Мать поэта Джейн была сестрой богатого уэльского лендлорда сэра Уильяма Морриса, или Уильяма ап Моруса из Кленени (1540–1622). Семья Томаса Оуэна принадлежала к англиканской церкви.
В ряде современных источников годом рождения поэта указан 1560-й, – однако достоверно известно, что это год рождения его старшего брата Оуэна Оуэна (1560–1618). Также в отдельных случаях встречается указание на 1562 год, – но это, по всей вероятности, год рождения среднего из братьев, имя которого до нас не дошло. Поэтому наиболее близкой к действительности датой рождения Джона Оуэна следует, как нам представляется, считать год 1564-й, – как указывает и «Валлийский биографический словарь» („Dictionary of Welsh Biography“).
Род Оуэнов в Уэльсе был большим и разветвленным, и многие его представители оставили след в английской истории. Среди членов этого рода, и в том числе – среди ближайших родственников поэта были все еще сильны католические традиции, из-за которых многие из них находились в оппозиции к протестантской королевской власти в Лондоне. В частности, из истории известен Хью Оуэн (1538–1618) – участник знаменитого «Порохового заговора» („Gunpowder“) 1605 г., организованного группой католиков и иезуитов с целью взорвать здание Вестминстера, чтобы умертвить ненавистного им английского «короля-еретика» Якова I Стюарта (Якова VI Шотландского, 1566/1603–1625). Этот заговорщик, окончивший свои дни в эмиграции, приходился поэту родным дядей – братом его отца.
Отец будущего поэта исполнял в 1568–1569 гг. должность главного карнарвонширского шерифа, однако в 1573 году отказался от англиканского вероисповедания и перешел в католичество. В результате «благочестивой» деятельности Томаса Оуэна его поместье Плас Ду, вместе с приходской церковью св. Германа Осерского, сделались в то время подпольным центром римско-католической религии в крае. В 1576 г. он предпринял шаги в направлении передачи недвижимости своему младшему брату Фулку и изъявил желание присоединиться к другим своим братьям, живущим за границей. Из-за этого в 1578-м и в последующие годы Томас Оуэн навлек на себя подозрения официальных властей и, после серии запросов и исков, был обвинен в нелояльности, в изменнической переписке со своим братом Хью, живущим в Брюсселе, а также в укрывании в своем доме католических священников-миссионеров (в 1571 году) и в присвоении церковной десятины. В итоге он был заключен в тюрьму, а затем, по выходе из нее, был, как можно предполагать, убит (1595). Фамильное поместье отошло его старшему сыну Оуэну Оуэну, который в 1614 году был изгнан из него кредиторами – сэром Томасом Миддлтоном (1550–1631) и вышеупомянутым Уильямом Моррисом. После кончины в 1618 году старшего сына Томаса Оуэна новым владельцем родового имения стал его второй сын.
Его третий, младший сын Джон с 1577 года учился в старинной школе в Уинчестере, что в графстве Гемпшир. Это была частная средняя школа-пансион для мальчиков 13–18 лет, основанная в 1382 году и называвшаяся также Уинчестерским колледжем. Ее директором в то время был преподобный Томас Билсон, будущий англиканский епископ Уинчестера. Среди учителей Оуэна в колледже был известный историк и археолог Уильям Кэмден (1551–1623). Многие соученики Оуэна по колледжу станут на всю жизнь его друзьями и адресатами его стихотворных посвящений.
В Уинчестере, так же как и в любой добропорядочной европейской школе той эпохи, учеников заставляли упражняться в стихосложении, и написание латинских стихотворений элегическими дистихами, т. е. гекзаметрами и пентаметрами (как тогда говорили, «длинными и короткими стихами»), входило в обязательную учебную программу. Таким образом, сочинять Оуэн начал, еще сидя на школьной скамье. Однако у мальчика внезапно обнаружился незаурядный поэтический талант.
К тому времени, когда будущему поэту сравнялось семнадцать, его стихотворческий уровень возрос уже настолько, что одно из его произведений решено было использовать во время церемонии возведения королевой Елизаветой в рыцарское достоинство национального героя Англии – знаменитого капитана и корсара Фрэнсиса Дрейка, только что вернувшегося из трехгодичного кругосветного путешествия. Церемония состоялась 4 апреля 1581 года в Дептфорде (Лондон) на борту галеона Дрейка «Золотая лань». Произведением Оуэна, продекламированным на празднестве, была его торжественная эпиграмма-панегирик Дрейку – „Franciscus Drakus. 1581“ (здесь и далее переводы стихотворных текстов выполнены нами. – М. Н.):
Drake, pererrati novit quem terminus orbis
Quemque semel mundi vidit utrumque latus,
Si taceant homines, facient te sidera notum,
Atque polus de te discet uterque loqui,
Plus ultra Herculeis inscribas, Drake, columnis,
Et „Magno“, dicas, „Hercule major ego“.
(Странствуя, Дрейк, ты изведал круга земного пределы,
Мир наш с обеих сторон первым из всех увидал.
Если и люди молчат, то звезды тебя превозносят,
И славословит тебя полюс – один и другой.
Пусть Геркулес написал на столпе «Все дальше» когда-то, –
Скажешь по праву, что ты стал Геркулеса славней.)
Впрочем, согласно античному преданию, Геракл высек на каменных колоннах, будто бы установленных им по обеим сторонам Гибралтарском пролива, – который поэтому носил в древности название «Геркулесовых столпов», – не слова «Все дальше» („Plus ultra“), как написал юный Оуэн, а, наоборот, – «Не дальше», или «Дальше пути нет» („Nil ultra“ или „Non plus ultra“). Но, очевидно, ради прославления Дрейка и его подвига автор несколько отступил от канонического текста древнегреческого мифа.
Пятью годами позже Уильям Кэмден включил текст этой эпиграммы Оуэна в свое наиболее известное сочинение – географическое описание Британских островов, Англии, Шотландии и Ирландии: „Britannia, sive florentissimorum regnorum Angliae, Scotiae, Hiberniae et Insularum adjacentium ex intima antiquitate chorographica Descriptio“ (1586), – то самое, за которое он получил от современников прозвание «английского Страбона». Впоследствии он поместил эпиграмму юного Оуэна также и в свой очерк эпохи царствования королевы Елизаветы – „Annales Rerum Gestarum Angliae et Hiberniae Regnante Elizabetha“ (1615).
По окончании Уинчестерской школы Оуэн продолжил свое обучение в Новом (Королевском) колледже в Оксфорде, основанном в 1379 году и первоначально носившем название «Новый колледж Святой Девы Марии». В этом почтенном учебном заведении Оуэн в 1582 году стал кандидатом в студенты, а двумя годами позже – в 1584 году – добился статуса действительного студента правоведения. Получив 2 мая 1590 года степень бакалавра гражданского права, он в следующем году покинул Оксфорд. Единственное, для чего ему в жизни пригодилась юриспруденция, изучению которой он посвятил восемь лет, были эпиграммы на правоведов, судей и адвокатов:
Mirarus clausae quod sint tibi judicis aures,
Cum tua judicibus non sit aperta manus?
(Странно ль, что уши судьи для тебя постоянно закрыты,
Если руки ты своей не раскрываешь ему?)
Многие уроженцы Уэльса в ту эпоху не считали нужным скрывать своих антианглийских убеждений; одним из них был младший современник Оуэна, также неолатинский эпиграмматист, Чарльз Фитцджефри (1576–1638). В противоположность приверженцам валлийского патриотизма, Оуэн всегда подчеркивал, что он – обыкновенный провинциальный английский джентри, и подписывался им самим придуманным пышным латинским псевдонимом „Ioannes Audoenus Cambro-Britannus“, т. е. «Джон Оуэн Камбро-Британский» (Камбрия – древнее название Уэльса, упоминаемое еще в „Historia Regum Britanniae“ Гальфрида Монмутского, XII в.). Позже он прибавил к этому «титулу» слово „Oxoniensis“ («Оксфордский»), чтобы тем самым еще больше утвердить свою английскую идентичность.
После своего отъезда из Оксфорда в 1591 году поэт зарабатывал на жизнь скромной профессией учителя. Какую именно дисциплину он преподавал, об этом можно лишь догадываться, – но сами собой напрашиваются латынь и латинское стихосложение. Первоначально он подвизался в Треллеке, что в графстве Монмутшир на юго-востоке Уэльса. В 1594 году Оуэн был приглашен преподавать в Уорик на Эйвоне, – в старейшую в мире гимназию под названием «Школа короля Генриха VIII» („Scholae Regiae Varvicensis“), основанную в 914 году и переименованную в 1545 году в «Новую королевскую школу в Уорике». Среди его учеников в гимназии был будущий известный государственный деятель и член Палаты общин сэр Томас Пикеринг (1592–1637).
По существующим сведениям, в 1595 году Оуэн был назначен на пост ректора Королевской школы, который он занимал вплоть до самой своей смерти. Таким образом, 1595 год является последней относительно достоверной датой в биографии поэта. После этого года о его жизни известно немногое, как будто никаких внешних событий в ней уже не происходило, – за исключением, разве что, дат публикаций его книг, да еще предположительной даты его кончины (см. хронологический указатель в конце настоящего очерка).
II.
Постоянной спутницей жизни поэта была бедность. Будучи третьим сыном в семье, он ничего не унаследовал из фамильного имения, после смерти его отца в том же 1595 году, как уже говорилось выше, перешедшего к старшему брату поэта, а затем – к среднему. Джон, как младший, был предоставлен самому себе. Его скудного ректорского жалованья, не превышавшего в 1614 г. двадцати фунтов стерлингов в год, едва хватало на то, чтобы обеспечить ему нищенское существование.
Sum pauper? Non culpa mea est, sed culpa parentum,
Qui me fratre meo non genuere prius.
(Беден ли я? Не моя в том вина, – лишь отец мой виновен
В том, что меня не родил раньше, чем братьев моих.)
Несмотря на неблагоприятные условия жизни, поэт продолжал самоупоенно и самоотверженно трудиться, и все эти годы неустанно сочинял все новые и новые эпиграммы. К началу XVII века их было написано уже более полутысячи, и перед их автором со всей очевидностью встал вопрос их публикации.
В поисках средств для издания своей поэзии Оуэн вынужден был обращаться к знатным персонам и богатым аристократам и искать среди них благожелателей и покровителей. По-видимому, примерно в это время, чтобы быть ближе к возможным патронам и меценатам, – всем тем, от кого зависела судьба его будущих книг, – поэт переселился в Лондон. Там, в туманной столице, и проходила вся его дальнейшая жизнь, которую Оуэн, судя по всему, проводил вполне в древнеримском стиле, – т. е. находясь на положении клиента у богатых патронов, подобно любимому поэту всех европейских эпиграмматистов того времени Марку Валерию Марциалу (40–104).
Надо сказать, что обращения поэта к представителям английской знати все же достигали вожделенной цели: так, принц Уэльский и в самом деле повелел назначить Оуэну ежегодное пособие, которое выплачивалось ему вплоть до безвременной кончины наследника престола от тифа 6 ноября 1612 г. Кроме того, Оуэн получил за свои эпиграммы три раза по три фунта от других своих почитателей – сэра Генри Феншоу, Роберта Карра и Генри Денверса. Однако все это не спасало его от материальной нужды. С горькой иронией говорит поэт в эпиграмме „De seipso“ («О самом себе». – лат.):
„Qui petit accipiet“ – Jacobus apostolus inquit.
O si Jacobus rex mihi dicat idem.
(«Просящему дано будет», – учит апостол Иаков.
Ах, если б Яков-король так мне однажды сказал!..)
В первые годы XVII века Оуэн публикует, один за другим, четыре сборника эпиграмм. Первый сборник вышел в свет в 1606 г. Он назывался: «Эпиграммы Джона Оуэна Камбро-Британского, в трех книгах, сиятельнейшей героине, госпоже Марии Нэвилл, дочери графа Дорсета, своей покровительнице» (599 стихотворений).
Год спустя (1607) он издал второй сборник: «Эпиграммы Джона Оуэна Камбро-Британского возвышеннейшей и ученейшей героине, г-же Ар[а]белле Стюарт. Книга единственная» (276 стихотворений).
Затем, после пятилетнего перерыва, последовал третий сборник (1612), – также, как и первый, в трех книгах, – посвященный Генри, принцу Уэльскому, и Чарльзу, герцогу Йоркскому: «Эпиграммы Джона Оуэна Оксфордского Камбро-Британского, в трех книгах. Генриху, Принцу Уэльскому, две; Карлу Йоркскому, одна» (335 стихотворений).
И, наконец, еще годом позже (1613) вышел четвертый и последний сборник: «Эпиграммы Джона Оуэна Оксфордского Камбро-Британского троим меценатам, в трех книгах. Эдуарду Ноуэлу, рыцарю и баронету, первая; Уильяму Сэдли, рыцарю и баронету, вторая; Роджеру Оуэну, блистательному рыцарю, третья», – посвященный троим благодетелям поэта (304 стихотворения).
Все четыре сборника поэта, включающие десять поэтических книг и, в общей сложности, более полутора тысяч эпиграмм, вышли в лондонском издательстве Саймона Уотерсона (1585–1634), – представителя известной издательской династии, трудами которой увидели свет произведения таких классиков английской литературы, как Шекспир, Спенсер и Сидни, а также таких известных авторов, как драматург Джон Флетчер (1579–1625) и уже упоминавшийся выше историк и гуманист Уильям Кэмден. Сам поэт так охарактеризовал свое творчество в эпиграмме «К читателю, о самом себе» („Ad lectorem, de seipso“):
Nostra tibi brevitas ignavia forte videtur.
Crede mihi, labor est non levis esse breve.
Non facio ut multi, qui multa et stulta loquuntur.
Sermo meus stultus forte, carmen brevis est.
(Краткость ты нашу, как видно, обычною ленью считаешь;
Верь, непростой это труд – немногословье хранить.
Я – не из тех, что в речах болтливостью глупою славны;
Пусть не умна моя речь, – песни же кратки мои.)
Сборники эпиграмм Оуэна, как это видно из их названий, имели своих адресатов. Этими адресатами посвящений поэта, а значит, и вероятными его меценатами были:
леди Мэри Нэвилл, дочь лорда Томаса Сэквилла (см. ниже) и жена сэра Генри Нэвилла (1564–1617), седьмого барона Эйбергэвени;
Арабелла Стюарт, леди Лэннокс (1575–1616), двоюродная сестра короля;
Генрих Фредерик, принц Уэльский (1594–1612), наследник английского престола, и его младший брат Карл, герцог Йоркский, будущий король Карл I (1600–1649).
Биографы уверенно называют в числе патронов поэта, помимо принца Уэльского, также Арабеллу Стюарт и лорда-казначея сэра Роберта Сесила. Другие адресаты книг Оуэна прямо упомянуты в их титулах как его благотворители:
лорд Эдуард Ноуэл (1582–1643), рыцарь, барон Ноуэл оф Ридлингтон, второй виконт Кэмпден;
сэр Уильям Сидли или Сэдли (1558–1618), первый баронет Сэдли оф Эйлсфорд, и
сэр Роджер Оуэн (1573–1617), дальний родственник поэта, член парламента.
Ad Illustram Heroinam Dominam Mariam Neville, Patronam Suam
Inveniant nostri patronum ut ubique libelli,
Libros lectori dedico meque tibi.
(К сиятельнейшей героине, госпоже Мэри Нэвилл, своей покровительнице
Чтоб покровители были у книжек моих, посвящаю
Книги – читателю я, ну, а себя – тебе.)
Стихотворения Оуэна исполнены почтительных и дружеских обращений к самым разным его современникам, родственникам, друзьям и знакомым. Среди адресатов его посвятительных эпиграмм фигурируют такие значительные и известные в то время персоны, как:
сэр Джон Уильямс (1582–1650), епископ Линкольнский и – впоследствии – архиепископ Йоркский, лорд-канцлер и лорд-хранитель Большой королевской печати, земляк и дальний родственник поэта;
сэр Томас Сэквилл (1536–1608), первый эрл (граф) Дорсет, барон Бакхёрст, лорд-казначей Англии с 1599 г., отец леди Мэри Нэвилл;
сэр Роберт Сесил (1563–1612), 1-й граф Солсбери, министр королевы Елизаветы I и короля Якова I, лорд-хранитель малой печати, лорд-казначей, член Тайного совета;
сэр Уильям Сесил (1520–1598), 1-й барон Берли, глава правительства королевы Елизаветы, государственный секретарь, лорд-казначей Англии с 1572 года;
сэр Джон Уэст (†1638), член Тайного королевского совета, барон казначейства Палаты шахматной доски;
сэр Джон Харингтон (1561–1612), баронет, придворный королевы Елизаветы I и поэт-эпиграмматист;
Томас Билсон (1547–1616), англиканский епископ Уорчестера (1596–1597) и Уинчестера (1597), автор проповеди на коронацию Якова I в Вестминстерском аббатстве 25 июля 1603 г., наставник Оуэна во время его обучения в Уинчестерском колледже в 1570-е гг.;
Джон Клэпхем (1566–1618), историк, автор жизнеописания королевы Елизаветы, – и многие другие.
Немалая часть стихотворных обращений и посвящений поэта адресована тем, с кем он вместе учился, – сперва в Уинчестере, а затем в Оксфорде:
Генри Мартин (1563–1641), доктор юриспруденции, первый секретарь Лондонской епархии, судья Высокого суда Адмиралтейства, некогда соученик Оуэна по Уинчестерской школе;
Джон Гиффорд (1565–1647), соученик Оуэна по Уинчестерской школе и Новому колледжу, впоследствии известный врач;
Бенджамин Хейден (1567–1607), однокашник и друг Оуэна по Уинчестерской школе, впоследствии декан (настоятель) Уэлского кафедрального собора св. Андрея Первозванного (г. Уэлс, графство Сомерсет);
друг поэта Джон Хоскинс (1566–1638), адвокат и поэт, – и другие.
Ad reverendissimum D. Thomam Bilson, Episcopem Wintonensem
Tu mihi praeceptor quondam, Bilsone, fuisti.
Debeo praeceptis, scribo quod ista, tuis.
(К почтеннейшему г-ну Томасу Билсону, епископу Уинчестерскому
В колледже был ты когда-то моим наставником, Билсон;
То же, что я здесь пишу, пусть наставляет тебя.)
III.
После своего выхода в свет эпиграммы Оуэна имели повсеместный успех и выдержали целый ряд изданий как в самой Англии, так и на континенте. Переиздания сборников поэта следовали одно за другим, подчас по нескольку в течение одного года. Вот далеко не полный перечень его изданий, прижизненных и посмертных: Гамбург, 1608; Лион, 1613; Лейпциг, 1615; Лейпциг, 1620; Лейпциг, 1622; Амстердам, 1624; Амстердам, 1628; Амстердам, 1646; Амстердам, 1647 (три за год); Амстердам, 1650; Амстердам, 1657; Бреслау, 1658; Лион, 1665; Бреслау, 1668; Амстердам, 1669; Амстердам, 1679; Бреслау, 1680; Лейден, 1682; Бреслау, 1694; Бреслау, 1705; Кельн, 1708; Кельн, 1747; Базель, 1766; Париж, 1795 и Лейпциг, 1824.
Кроме того, уже при жизни поэта его эпиграммы были переведены сперва на английский (Д. Викарс, 1619), а затем, на протяжении XVII–XVIII вв., также на немецкий (В. Лёбер, 1653), испанский (Ф. де ла Торре, 1674) и французский (П. Д. Экушар-Лебрен, 1709) языки. Был также единичный прецедент перевода поэзии Оуэна на нижненемецкий диалект (Б. Никеус Анкуманус, 1641). Вольные переложения отдельных его эпиграмм на русский язык, разрозненные и без указания имени автора оригиналов, имели место в XVIII столетии (С. А. Тучков, А. И. Дубровский, И. И. Виноградов), – полноправные же переводы, хотя и оставляющие желать лучшего в поэтическом отношении, появились только в наши дни (Ю. Ф. Шульц: 1995, 1996).
В обычном представлении рядового читателя поэт, сочиняющий эпиграммы, должен непременно именоваться сатириком. Так обстоит дело в наши дни, – и так же было и в ту отдаленную эпоху. Оуэн не опровергает этого расхожего мнения, и, более того, сам порой отождествляет свои эпиграммы с сатирическим жанром, хотя и понимает, что одними лишь критериями сатиры их не описать:
Nil aliud Satyrae quam sunt Epigrammata longa;
Est praeter Satyram nil Epigramma breue,
Nil Satyrae, si non sapiant Epigrammata, pingunt:
Ni Satyram sapiat, nil Epigramma juvat.
(Было бы верно сатиру назвать эпиграммою длинной;
Краткой сатирой должны мы эпиграмму считать.
Кто в эпиграммах не смыслит, сатиры писать не возьмется, –
И эпиграммы тому, кто недруг сатир, не смешны.)
В сатире Оуэна, словно в зеркале, отразилась жизнь той эпохи, вместе со всеми своими обычаями и нравами, пороками и недостатками. Но при этом, как это обычно бывает с эпиграммами, многие из них не потеряли своей актуальности и сегодня:
Mors (inquit Seneca) est non esse, Polynice. Contra,
Germanus mortem non bibere esse putat.
(Смерть – это небытие, Полиник: так считает Сенека;
Ну, а немецкая смерть – это, друг, не-питие.)
И все же эпиграммы Оуэна ни в коем случае не были тем, что в настоящее время принято понимать под этим словом, – т. е. меткими и хлесткими рифмованными инвективами, беспощадно обличающими смешные стороны или предосудительные поступки известных личностей. Разумеется, Оуэн был автором и такого рода эпиграмм, – однако в этих своих произведениях он неизменно придерживался античного принципа анонимности сатирического обличения, сформулированного некогда Марциалом в эпиграмме «К Нумацию Галлу» (X, xxx, ст. 10): «Щадить лица, говорить лишь о пороках» („Parcere personis, dicere de vitiis“), – принципа, которого, впрочем, сам Марциал не придерживался. Вместо подлинных имен объектов своей сатиры Оуэн, как это было принято в его эпоху, использовал вымышленные псевдонимы:
„In mare cornutos jaciendos“, – Pontius inquit.
Pontia respondit: „Disce natare prius“.
(«В море бы всех покидать рогоносцев!» – изрек как-то Понтий.
«Плавать сперва научись!» – Понтия мужу в ответ.)
Сын своего века, Оуэн прекрасно видел все его духовные и нравственные изъяны и не жалел иронических слов для их обличения. Но подчас его острое перо и его язвительное вдохновение, бичующее недуги его времени, обращалось и против самого этого времени. И тогда на свет появлялись вот такие, исполненные горечи и непреходящей правоты поэта, строки:
„Tempora mutantur, nos et mutamur in illis“.
Quomodo? Sit semper tempore peior homo.
(«Меняются времена, и мы меняемся с ними».
Как? Год от года мы злей, следом за веком своим.)
Подобно всем эпиграмматистам как античности, так и Нового времени, Оуэн любил использовать в своих текстах игру слов, – а поскольку в его эпоху латынь знали все образованные люди, то его игра была понятна каждому:
Presbyteri labiis orant, laicique laborant,
Plebs, dum pro populo presbyter orat, arat.
(Поп возлагает надежды на рот, на руки – народ;
Плебс, для которого поп проповедь пишет, – пашет.)
Но подчас его игра словами и парадоксальность его стиля затрагивали глубочайшие вопросы человеческого бытия, – и тогда из-под его пера выходили такие шедевры философской и религиозной мысли, как, например, двустишие «Умирание. К стареющему другу» („Mortificatio. Ad amicum quendam senescentem“):
Mortuus ut vivas, vivus moriaris opportet:
Assuesce ergo prius quam moriare mori.
(Чтоб умереть, мы живем; для того, чтобы жить, умираем, –
Так привыкай умирать прежде, чем умер ты.)
А есть среди эпиграмм Оуэна и такие, которых наше время не знает: это эпиграммы-философемы, эпиграммы-эпитафии, эпиграммы на религиозную или историческую тематику и т. д. И в каждой из этих эпиграмм, какого бы рода она ни была, мастерство автора вынуждает причислить его к лучшим поэтам своей эпохи, а его стихотворения – к шедеврам мировой лирики:
Sole oriente, tui reditus a morte memento.
Sis memor occasus, sole cadente, tui.
(Помни, лишь солнце взойдет, – ты из смертного мрака вернулся;
И о закате своем помни, коль солнце зашло.)
Оуэн пользовался среди своих современников и земляков репутацией крупнейшего валлийского знатока латинской классики. В его текстах, как свидетельство широчайшей образованности их автора, можно встретить немалое количество цитат и аллюзий на произведения классиков античной литературы: Гомера, Вергилия, Горация, Цицерона, Ювенала, Овидия, Теренция, Сенеки, Лукреция, Катулла, Плавта, Квинта Энния, Апулея, Публилия Сира и других. В них упоминаются также европейские гуманисты XVI столетия – Иосиф Скалигер (1540–1609), Эразм Роттердамский (1466–1536), Матвей Борбоний (1566–1629), Джозеф Холл (1574–1656) и другие. Так, пример использования поэтом цитаты из Горация: „Dulce et decorum est pro patria mori“ («Приятно и почетно умереть за родину». – лат.) (Гораций, «Оды», III, 2, 13) находим в сатирической эпиграмме „Ad Philopatrum“ («К Филопатру»). Говорящее имя героя «Филопатр» восходит к греч. „φιλό-πατρις“ – «любящий отечество»:
Pro patria sit dulce mori licet atque decorum.
Vivere pro patria dulcius esse puto.
(Пусть и почетно, и сладко нам умереть за отчизну, –
Жить для отчизны подчас, – думаю, – слаще стократ.)
По свидетельству современников, Оуэн в его время был даже более известен в континентальной Европе, чем у себя на родине. Его эпиграммы явились образцом для подражания и неисчерпаемым кладезем для заимствований и переложений в творчестве целого ряда западноевропейских, – в особенности немецких, – поэтов эпохи барокко и Просвещения. Это были такие известные авторы, как Иоганн Рист (1607–1667), Андреас Чернинг (1611–1659), Пауль Флеминг (1609–1640), Иоганн Франке (1618–1677), Венцель Шерффер фон Шерффенштайн (ок. 1603–1674), Даниэль Чепко (1605–1660), Георг Грефлингер (ок. 1620–1677), Давид Ширмер (1623–1686), Иоганн Георг Шох (1627–1689), Михаэль Конгель (1646–1710), Квирин Кульман (1651–1689), Иоганн Гроб (1643–1697), Даниэль Георг Морхоф (1639–1691), Кристиан Гофман фон Гофмансвальдау (1616–1679) и другие. Так, например, эпиграмма поэта Иоганна Петера Тица (1619–1689) „Von den Hörnern/ eine Frage“ представляет собой переложение эпиграммы Оуэна „De cornibus. Problema“:
Si quando sacra jura tori violaverat uxor,
Cur gerit immeritus cornua vir? Caput est.
(Если распутством жена обесчестила брачные узы, –
Что ж невиновный супруг носит рога? Он – глава.)
WJe daß der arme Mann/ helt sich das Weib nicht wol/
Die Hörner tragen muß? Weil er das Haupt sein soll.
(О рогах, вопрос.
Почто супруг несчастный, – гульнет жена едва, –
Рога носить обязан? Поскольку он – глава.)
Более всего подражаний, реминисценций, а также прямых или косвенных заимствований из Оуэна можно найти в творчестве силезского эпиграмматиста Фридриха фон Логау (1605–1655). Так, среди 3560 стихотворений прижизненного собрания Логау «Три тысячи немецких рифмованных речений Соломона из Голау» (Бреслау, 1654) более 250 текстов восходят, прямо или опосредованно, к эпиграммам уэльского поэта:
Ad coelos vis scire viam tibi qua sit eundum?
Ad te descendit coelitis ipsa via.
(Хочешь ли путь ты узнать, которым подняться на небо?
Видишь – нисходит к тебе Путь от самих небес.)
Wer nach dem Himmel zu/ den Weg hat fürgenummen/
Hat keinen beßren Weg/ dann der vom Himmel kummen.
(Для тех, кто возмечтал на небеса взойти,
Есть Тот, Кто сшел с небес, – и лучше нет пути.)
IV.
По степени своей прижизненной популярности Оуэн далеко опередил кумира тогдашних европейских эпиграмматистов – Марциала. Согласно традиции, существовавшей в его эпоху, он получил от своих читателей прозвание «британский Марциал», – а иные даже называли его «воскресшим Марциалом». По общему признанию, уэльский эпиграмматист пользовался в то время гораздо более громкой славой, нежели другой его великий соотечественник – Шекспир.
Однако у славы поэта была и своя оборотная сторона, которая принесла ему немало неприятностей, и прежде всего – серьезный конфликт с могущественной католической церковью. За эпиграммы, в которых протестант Оуэн бичевал пороки последней, сборники поэта уже при его жизни были внесены папской Святой конгрегацией в список «книг, подлежащих исправлению» („Index Expurgatorius“), а в 1654 г. – в список запрещенных книг („Index librorum prohibitorum“).
Одной из таких эпиграмм было двустишие «Петр приходит в Рим», обличающее так называемую «симонию» – продажу и покупку церковных должностей или духовного санa, а также совершение таинств и священнодействий (венчание, причастие, исповедь и т. д.) за деньги. Это явление получило название по имени самарянского волхва Симона, который пытался выкупить у апостола Петра и апостола Иоанна дар Святого Духа или, иначе говоря, купить за деньги священство (Деян. 8, 17–24). С другой стороны, упоминание в эпиграмме апостола Петра, казненного в Риме в I веке нашей эры, а также его настоящего имени – Симон, приводит на ум еще одно толкование оуэновского текста: что для истинного христианина в Риме всегда наготове суд и казнь, тогда как для еврея-ростовщика там все двери открыты:
An Petrus fuerit Romae, sub judice lis est.
Simonem Romae nemo fuisse negat.
(Петр приходит в Рим, – там суд его ждет и расправа;
Симон приходит в Рим, – не возражает никто.)
Вследствие пристального интереса к поэзии Оуэна со стороны католической церкви и, в особенности, всесильного в то время ордена иезуитов, сборники его эпиграмм, выходившие в континентальных издательствах, уже при жизни автора, а тем более – после его смерти, стали «дополняться» сторонними и не имеющими отношения к творчеству поэта, но зато «высокоморальными» и «богоугодными» прибавлениями, которые, по замыслу их авторов, должны были придать сборникам поэта более «благочестивый» и «добродетельный» вид. Все это делалось в рамках так называемой «контрреформации» – борьбы католической церкви против протестантской «ереси» и «неоязычества» (гуманизма), происходившей в Европе на всем протяжении XVI–XVIII столетий.
Таковым был, прежде всего, раздел из ста двадцати восьми двустиший и четверостиший морально-наставительного характера под названием «Этико-политические моностихи одного из старинных мудрецов» („Monosticha quædam Ethica & Politica veterum Sapientum“). Стихотворения, его составляющие, были взяты из сборника испано-итальянского поэта эпохи Возрождения Микеле Верино (настоящее имя: Микеле ди Вьери, 1469–1487) «Нравственные двустишия для детей» (1488) и представляют собой типичный образец детской нравственно-дидактической литературы того времени. «Моностихи» появились в сборниках Оуэна со времени лейпцигского издания 1620 г., предпринятого наследниками немецкого книгоиздателя Томаса Шюрера (1563–1615). Как в этом, так и практически во всех дальнейших изданиях они вставлялись под видом «книги V», на правах якобы «поэзии Оуэна» и без указания имени подлинного автора, прямо в середину сборников уэльского эпиграмматиста.
Vis fieri dives? Christi mandata sequaris:
Diminuasque animi gaudia nota tui.
(Хочешь богатым ты стать? Так следуй заветам Христовым:
Радость души, благодать станут богатством твоим!)
Такую же «богоугодную» роль, безусловно, выполняли и публикуемые под одной обложкой с поэзией Оуэна «эпиграммы» польского неолатинского поэта-иезуита Альберта Инеса (1620–1658). Имеется в виду, прежде всего, амстердамское эльзевировское издание 1679 года „Epigrammatum Joannis Oveni Cambro-Britanni Oxoniensis, et Alberti Ines e Societate Jesu, Acroamatum Epigrammaticorum. Amstelodami, apud Elsevirium, M. DC. LXXIX“ («Эпиграммы Джона Оуэна Камбро-Британского Оксфордского, и Альберта Инеса из Общества Иисуса эпиграмматические шутки». – лат.). Проблема несовместимости или неравенства дарований, как можно понять, составителей таких изданий нисколько не волновала, – а может быть, даже наоборот, они имели в виду, что чтение «благочестивых» поделок польского иезуита отобьет у читателей интерес и к оуэновским эпиграммам:
Teutrice stultus homo es; non possum dicere quare.
Hoc tantum possum dicere, stultus homo es.
(Тевтрик, ты просто глупец, – почему, объяснить не могу я.
Коль без конца говоришь, – значит, ты подлинно глуп.)
Нет также никаких сомнений в том, что с легкой руки все тех же анонимных церковных «редакторов» на титульных листах некоторых изданий Оуэна, – например, кёльнского издания Меттерниха 1747 года, – можно прочесть следующее «благочестивое» уведомление: „Editio nova catholica, ab omni obscœnitate, & piarum aurium offendiculo expurgata“, – т. е. «Новое католическое издание, очищенное от всех непристойностей и помех для благочестивых ушей» (лат.).
Все это живо напоминает такое же активное противодействие церкви, – но на сей раз лютеранской, – распространению в Германии XVII века сборников Марциала. Одним из наиболее ярких примеров этой тенденции было издание пастора Иоганна Бурмейстера (1576–1638) «Благочестивые переложения возрожденного Марциала» (1612), в котором оригиналам римского поэта были противопоставлены их латинские парафразы, выполненные в «богоугодном» христианском духе. Это издание было предпринято специально с целью, – как выразился его добродетельный автор, – «увести нежную юность из клоаки языческой мерзости на службу христианского благочестия» („…teneram iuventam ex cloaca ethnicæ fœditatis ad officinam Christianae pietatis educere“), – где под «клоакой» подразумевалось именно творчество римского эпиграмматиста. Из этого можно заключить, что и «британский Марциал» вынужден был, – и также после своей смерти, – претерпеть гонения, подобные тем, которым в Новое время подверглось творчество его античного протагониста.
Однако наиболее прискорбным фактом биографии Оуэна было то, что его эпиграммы, высмеивающие римскую церковь, восстановили против него не каких-то неизвестных ему иезуитов и далекий Ватикан, но прежде всего – его собственных уэльских католических родственников. Именно по этой причине его дядя Хью, «пороховой» заговорщик, умирая в Риме в 1618 г., назначил своим наследником не поэта, а другого своего племянника – сына своей сестры, двоюродного брата Оуэна, Гвинна. Следом за ним и другой дядя поэта, брат его матери сэр Уильям Моррис, закоренелый папист, придя в бешенство от антикатолических эпиграмм племянника-протестанта, вычеркнул его имя из своего завещания. Сэр Уильям скончался 10 августа 1622 года, так и не переменив своего решения, – и, таким образом, рухнули надежды поэта на обеспеченную старость.
V.
Такова была оценка творческого и жизненного подвига поэта со стороны его земляков и ближайших родственников. Таковой она бывает и во все времена. Но и громкая всеевропейская литературная слава Оуэна также не принесла ему благосостояния, и остаток своих дней он прожил в крайней нужде. Обогатились от продажи его книг только издатели по всей Европе.
Carmina nostra legens populus mihi plaudit, at ipse
Sibilo. Nummorum est nil mihi namque domi.
(Вирши читая мои, вся публика мне рукоплещет, –
Я ж освищу сам себя: денег-то в доме ведь нет.)
Единственным, кто материально поддерживал поэта в его последние годы и был ему другом до конца, был его земляк, дальний родственник и искренний почитатель его творчества канцлер Джон Уильямс, архиепископ Йоркский, превосходный гравированный портрет которого исполнил в 1742 году нидерландский художник Якоб Хаубракен (1698–1780). Впрочем, в эпиграмме „Votum auctoris“ («Пожелание автора». – лат.) сам Оуэн говорит о себе:
Nec paupertatem nec opes desidero magnas,
Nolo parum, nimium non volo, sat mihi sat.
(Я не хочу ни нужды, ни богатства, ни мощи чрезмерной;
Скудость, избыточность, – прочь! Жизни я скромной ищу.)
На посмертном портрете Оуэна, исполненном франкфуртским гравером Мартином Хейлером (1640–1678) и помещенном на фронтисписах сборников его эпиграмм, перед нами – человек с одутловатыми щеками, высоким лбом, длинным прямым носом, тонкими подкрученными усами и небольшой заостренной бородкой по моде того времени. Глаза поэта большие, умные и выразительные. За лавровым венком на лбу угадываются густые, зачесанные назад волосы. Примерно таким же он предстает и на других своих портретах, что свидетельствует о том, что существовал некий, не дошедший до нас, прижизненный оригинал. Судя по первому стиху его нижеприведенной эпитафии, поэт был маленького роста. Он не был женат.
Точная дата смерти Джона Оуэна неизвестна, так же как неизвестен со всей определенностью и год его рождения. Неизвестно также, по какой причине или от какого недуга поэт скончался. Согласно большинству существующих источников, он умер в 1622 году, – хотя один из биографов поэта, английский антикварий Энтони Вуд (1632–1695), настаивал на 1623-м годе. Мы не знаем наверное, откуда взяты эти сведения, и существуют ли какие-либо неоспоримые документальные свидетельства, их обосновывающие. Указанная дата означает, что поэт прожил 58 лет и всего на несколько месяцев пережил своего дядю Уильяма Морриса, умершего в августе того же года.
Другим предположительным годом кончины поэта считается 1628-й, поскольку в этом году в Королевскую школу в Уорике был приглашен новый ректор, – и эта дата представляется более правдоподобной (ее называет и «Валлийский биографический словарь», опираясь на биографические изыскания д-ра Дж. Х. Джонса 1940–41 гг.). Но, хотя в этом случае срок земной жизни Оуэна удлиняется на шесть лет, однако никаких новых его стихотворений за эти годы как будто не появилось, и ни один новый сборник его эпиграмм не увидел света. Но ведь и Королевская школа не могла целых шесть лет существовать без ректора, – а какого-либо иного ректора, бывшего у гимназии в эти годы, кроме Оуэна, источники не упоминают.
Да и почему бы поэту не молчать последние годы своей жизни? Быть может, он перестал писать потому, что иссякло вдохновение, – а может быть, тяжелый недуг, приковавший его к постели, больше не позволил ему сочинять. Историкам литературы такие случаи известны, да и климат Британии предоставляет немало возможностей для подобного исхода, – достаточно вспомнить судьбу поэта Джона Китса (1795–1821).
Ad mortem sic vita fluit, velut ad mare flumen:
Vivere nam res est dulcis, amara mori.
(Жизнь устремляется к смерти, как к морю река стремится;
Сладкое дело – жить, горькое – умирать.)
Как бы то ни было, но наличие в книгах Оуэна, особенно в поздних изданиях, отдельного «Прибавления» („Appendix“), в котором собраны добрых два десятка эпиграмм явно оуэновского почерка или «приписываемых» ему, позволяет предположить вероятность некой дальнейшей поэтической судьбы их автора. В современном сетевом издании Даны Ф. Саттон 1999 года (ун. Калифорнии, г. Ирвайн, США) это «Прибавление» именуется «книгой XII» и включает уже около шестидесяти произведений, не содержащихся в прижизненных авторских сборниках Оуэна. Однако мы не можем знать наверное, в самом ли деле все эти тексты были написаны в годы 1613–1628, или же они просто были отсеяны поэтом ранее при отборе эпиграмм для своих книг. Принцип, которым он при этом руководствовался, был сформулирован им в эпиграмме, адресованной его другу – поэту Джону Хоскинсу:
Hic liber est mundus: homines sunt, Hoskine, versus,
Invenies paucos hic, ut in orbe, bonos.
(Книга моя – это мир, а стихи – это люди в нем, Хоскинс:
Добрых не много ты здесь, – так же, как в мире, – найдешь.)
Выдающийся английский неолатинский поэт и гуманист, уроженец Уэльса Джон Оуэн, при жизни прозванный «британским Марциалом», был похоронен в лондонском Соборе Святого Павла. Это был «Старый Сент-Пол» или «Сент-Пол до Великого Лондонского Пожара», который был освящен в 1240 г. и полностью сгорел, вместе со всей британской столицей, спустя сорок четыре года после смерти Оуэна – в 1666 году. Деканом (настоятелем) собора в год кончины поэта был другой выдающийся английский поэт и известный религиозный проповедник Джон Донн (1572–1631). Архиепископ Джон Уильямс, верный друг и почитатель таланта поэта, похоронил его на собственные средства в мраморном саркофаге, установленном в одном из нефов собора. Он же сочинил торжественную эпитафию, которая была высечена на надгробии Оуэна:
Parva tibi statua est, quia parva statura, supellex
Parva, volat parvus magna per ora liber:
Sed non parvus honos, non parva est gloria, quippe
Ingenio haud quicquam est maius in orbe tuo.
Parva domus texit, templum sed grande, poetae
Tum verè vitam, quum moriuntur, agunt.
(Статуя на саркофаге мала, и твой облик невзрачен;
Бедно убранство, скромна книга твоя средь других.
Но не мала твоя честь, и отнюдь не мала твоя слава;
Бóльший талант, чем твой, в мире едва ли найдешь.
Тесен твой дом, – но над ним великий собор распростерся;
Подлинно жив поэт лишь после смерти своей.)
Джон Оуэн был рожден во второй половине XVI века и закончил свой земной путь в первой трети
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ К БИОГРАФИИ ДЖОНА ОУЭНА
1560 – Год рождения старшего сына Томаса Оуэна, брата поэта, Оуэна Оуэна.
1562? – Год рождения среднего из братьев.
1564 – Джон Оуэн родился в фамильном поместье Плас Ду в приходе Лланармон, графство Карнарвоншир, Уэльс.
1568 – Отец будущего поэта Томас Оуэн становится главным карнарвонширским шерифом (до 1569 г.).
1577 – Поступление Оуэна в Уинчестерский колледж.
1581 (4.04.) – Церемония возведения королевой Елизаветой I капитана Фрэнсиса Дрейка в рыцарское достоинство. Публичное чтение посвященной Дрейку эпиграммы Оуэна.
1582 – Окончание Оуэном Уинчестерской школы. Поступление в Новый (Королевский) колледж в Оксфорде кандидатом в студенты.
1584 – Оуэн получает в Оксфорде статус действительного студента правоведения.
1590 (2.05.) – Оуэн получает степень бакалавра гражданского права.
1591 – Отъезд Оуэна из Оксфорда.
1594 – Начало преподавания в Новой королевской школе в Уорике.
1595 – Смерть Томаса Оуэна, отца поэта. Фамильное поместье Плас Ду переходит к его старшему сыну. Джон Оуэн занимает пост ректора Новой королевской школы.
1606 – Выход в свет первого сборника эпиграмм, посвященного Мэри Нэвилл.
1607 – Выходит второй сборник эпиграмм, посвященный Арабелле Стюарт.
1612 – Публикация третьего сборника эпиграмм, посвященного Генри, принцу Уэльскому, и Чарльзу, герцогу Йоркскому. Принц Уэльский назначает поэту пенсион, который выплачивается последнему вплоть до кончины принца 6.11.1612 г., т. е. всего несколько месяцев.
1613 – Опубликован четвертый и последний сборник эпиграмм, посвященный троим благотворителям поэта – Эдуарду Ноуэлу, Уильяму Сэдли и Роджеру Оуэну.
1614 – Жалованье Оуэна как ректора гимназии в Уорике – 20 фунтов стерлингов в год, или около 1,7 в месяц.
1618 – Кончина старшего брата Оуэна. Поместье переходит к среднему из братьев. Оуэна лишает наследства его дядя Хью.
1622 (10.08.) – Смерть сэра Уильяма Морриса, другого дяди поэта, также вычеркнувшего своего племянника из числа наследников.
1628 – В Королевскую школу в Уорике назначен новый ректор. Предположительная дата кончины Джона Оуэна в Лондоне.
ПРИМЕЧАНИЕ
Община Лланармон (Llanarmon) в Карнарвоншире, именовавшаяся также Церковью св. Германа Осерского (англ. St. Garmon’s Church, валл. Bettws Garmon), существовала до 1934 г. у основания полуострова Ллин (валл. Penrhyn Llŷn) в северо-западной части Уэльса, недалеко от знаменитой снежной вершины Сноудона и национального парка-заповедника с тем же названием. Так называемое «традиционное» графство Карнарвоншир, как самостоятельная территориальная единица, было упразднено в 1996 году, когда было образовано новое графство с историческим названием Гуинет (валл. Gwynedd), отсылающим к существовавшему здесь в V–XIII веках кельтскому королевству Гвинед, по-латински именовавшемуся Венедоцией (Venedotia). Не следует смешивать Лланармон, что в Гуинете, с другим Лланармоном (Llanarmon-yn-Iâl), – селением, расположенным в долине реки Алин в нынешнем графстве Денбишир, на севере Уэльса.