Приглашаем посетить сайт

Лукина Т. А. отрывок из книги: Мария Сибилла Мериан

Лукина Т. А. отрывок из книги:Мария Сибилла Мериан

http://vivovoco.astronet.ru/VV/BOOKS/MERIAN/PART00/PART00.HTM

Мария Сибилла Мериан

1647 - 1717



Цветочный натюрморт, эмблемы 
и естественнонаучная иллюстрация
Вот пучок цветов прекрасных, 
А цветы - язык эмблем. 
Жизнь мою в иероглифах 
Излагает мой букет: 
Утром расцвела гвоздика 
И увянула в обед. 

Педро Кальдерон де ла Барка

Надеясь, что будет более удачлив на родине, Граф с женой и двухлетней дочерью Иоганной Еленой в 1670 г. переехал в Нюрнберг. Тогда это был уже довольно крупный, но тихий город. Он сильно пострадал в Тридцатилетнюю войну. Поросли травой городские бастионы, превратились в пруды, покрытые водяными лилиями, глубокие городские рвы. Нюрнберг утратил значение форпоста независимой бюргерской культуры, но горожане сохранили свои торговые связи. Этому способствовало географическое положение города - в самом центре германских земель, между Баварией с юга и Саксонией с севера-востока. Это был город поэтов, граверов, изобретателей хитроумных часов и различных приборов, город издателей, к которым принадлежал и отец Графа.

В немецких и голландских городах того времени домам давали не унылые номера, а поэтичные названия. Особняк под островерхой черепичной крышей, где поселилась Мария Сибилла, например, именовался "Под золотым солнцем" *. (* Дом не сохранился, а место, где он стоял, называется теперь площадью Дюрера (77, S. 234)).

Как уже отмечалось, искусство барокко уделяло особое внимание орнаментальности, которое проявлялось подчас неожиданным образом. Излюбленным был растительный орнамент, афористически использовавшийся в названиях литературных обществ, - Тыквенное братство (поскольку тыква быстро растет, но быстро отцветает). Поэт Г. -Ф. Харсдёрфер основал в Нюрнберге в 1644 г. своего рода литературную академию по образцу итальянских - Пегницкий * пастушеский и цветочный орден.(* Название происходит от реки Пегниц, на которой стоит Нюрнберг.) Один из членов ордена - нюрнбергский профессор красноречия X. Арнольд имел прозвище "Лериан", а другие поэты - их было несколько десятков - присвоили себе имена цветов, которым искусство барокко отдавало предпочтение: "Роза", "Лилия", "Гвоздика".

торжества по случаю Вестфальского мира. Харсдёрфер составил и издал восемь томов "Женских бесед для развлечений" - своеобразную энциклопедию салонной образованности (192). Это было продолжение длинной вереницы назидательных книг в духе барочной эмблематики и приспособления идеи "жизненной мудрости" к провинциальной бюргерской обстановке.

Книги Харсдёрфера с гравюрами, песнями, играми, пословицами - характерный памятник мировоззрения бюргерства, в среде которого сложилось барокко. Ему же принадлежит теория отношения поэзии к смежным искусствам: поэзия, - провозглашал он вслед за Горацием, - это говорящая живопись, а живопись - немая поэзия (в России эта мысль была позднее подхвачена Г. Р. Державиным). Поэт должен писать красками. Заимствуя у живописи краски и рисунок, поэзия то нежным, то громовым звучанием сближается с музыкой. Стихи нюрнбергских поэтов отразили эти теории, например произведения И. Клая, который имел пристрастие к составным цветовым прилагательным (пламенно-красный, красно-желтый, росисто-белый, небесно-голубой, лучисто-золотой). Все важные по смыслу существительные наделялись цветовым эпитетом. Эпиграфом ко всей своей поэзии нюрнбергские поэты могли бы взять слова своего учителя Дж. Марино: "Вызывать изумление - вот цель поэта".

Помимо декоративной образности нюрнбергские поэты применяли и другие системы метафор - из области мистики, патетически окрашенные, построенные на сравнениях с редкими растениями и животными. Среди образных элементов их особенно привлекали персонификации и остроумные сопоставления. Они писали формально изощренные эпиграммы, вплетая в них свои инициалы - например, Лериан (X. Арнольд) в одном четверостишии сорок один раз ввернул букву "л" (245, S. 41, 237-273, 407).

жизни - это была составная часть мировоззрения людей в XVII в., общее место в теории и художественной практике барокко (102, с. 172-173). Движение и изменение становятся признаком совершенства не только для передовых мыслителей и ученых, пришедших к убеждению, что "неподвижный мир представлял бы собой мертвый мир", но и для художников и писателей (92, с. 24). В противоположность статичности искусства классицизма в барокко господствовали мотивы изменчивости (узнавание и переодевание в пьесах) и многозначная символика (двухголовые звери в орнаменте, головоломные эмблемы).

Особенно привычным изображение непостоянства мира стало в поэзии и драматургии Германии, прежде всего в творчестве А. Грифиуса. В своих стихотворениях и пьесах он часто писал о "переменности счастья", зыбкости земного бытия. Нюрнбергские поэты вслед за Дж. Марино рассуждали о Протее. В этом тоже выражалась одержимость идеей метаморфоза. В духе "совмещенной поляризации" барокко толковали о непостоянстве черном и белом, тяжелом или легком, печальном или радостном. Богословы опасались распространения подобных суждений, усматривая в них греховное отдаление от бога. Между тем поэты, воспевавшие двоякое непостоянство, охотно обращались к библейским мотивам. Эфемерность символизировали мотыльки и птицы, мыльные пузыри и облака. Издавна считалась метафорой скоротечности жизни бабочка *. (* На Кубе, например, в наше время принято изображать летящую бабочку на художественном призыве экономить электроэнергию и беречь электроприборы, ибо их "жизнь коротка".)

"Жалобной комедии об Адаме и Еве", например, перед зрителями представал живописный сад: "Имянно же видите и слышите лепотных струев шумы, видите и слышите красных птиц пение. .. возможно вам утешиться в прекрасных злаках и древесах и в различных цветах". Однако очень скоро картина менялась: "Никая бо птица болши не поет, никий зверь болши не ищет про себя пищи, всякий цветок не обретается в прежней бывшей красоте, древеса низ сро-няют от печали листы своя и трава увядает" (цит. по: 102, с. 164). Тема переменчивости жизни занимала многих мыслителей и писателей России того времени. "О воистинну в лепоту и в правду изобразися непостоянство и прелесть мира сего! - проповедовал Симеон Полоцкий. - Кто бо, аще и мало в нем поживый, не искуси его изменения и коварствий?" (цит. по: 222). Желание воспроизвести "непостоянство и прелесть мира сего" было побудительным мотивом и для Мериан-художницы. Особенно близки ей оказались мистико-эстетические принципы "рыцарей" Пегницкого ордена. Поэты ордена содействовали ее знакомству и общению с литературными кругами города...