Приглашаем посетить сайт

Новожилов М.А.: Числовые немецкие приамели в свете библейской и санскритской традиций

Перейти в раздел: Новожилов М.А.
Филологические работы

Новожилов М. А.

ЧИСЛОВЫЕ НЕМЕЦКИЕ ПРИАМЕЛИ В СВЕТЕ БИБЛЕЙСКОЙ И САНСКРИТСКОЙ ТРАДИЦИЙ

© М. А. Новожилов, 2019–2020 гг.
 

Аннотация

В статье рассматривается традиция числовых стихотворений, существующая в эпиграмматике немецкого барокко, в библейской дидактической поэтике, в санскритской наставительной поэзии и в творчестве немецких средневековых поэтов – авторов приамелей.

The article discusses the tradition of the numeric poems existing in the epigrammar of the German baroque, in the biblical didaktic poetics, in the sanskrit manual poetry and in the creative work of the German medieval poets – the authors of the priamels.

Ключевые слова: поэзия, приамель, числовой, эпиграмма, притча, гнома, санскритский, фольклор, средневековый, сатира.

Keywords: poetry, priamel, numeric, epigram, parable, gnome, sanskrit, folklore, medieval, satire.
 

Примечание

Все стихотворные, а также прозаические переводы в статье, кроме оговоренных отдельно, выполнены автором. В текстах приводимых в статье оригиналов средневековых немецких стихотворений сохранена аутентичная орфография источников.
 

Введение

Предметом настоящей статьи является традиция так называемой числовой поэзии. Под понятием «числовой» в статье подразумевается особый род стихотворений, содержащих численное называние объектов или перечисление элементов сюжета, с предварительным объявлением их количества в заглавии или без оного. В статье не имеется в виду современная так называемая «числовая» или «цифровая» поэзия, в которой слова заменены цифрами. Тенденция введения чисел и счета в стихотворный текст представляется нам уникальным и неисследованным феноменом поэтики, и мы намерены попытаться проследить ее бытование в различных поэтических традициях, от немецких эпиграмм эпохи барокко и библейских числовых притч до классической санскритской поэзии и средневековых немецких приамелей нюрнбергской школы. Статья имеет своей целью всего лишь показать повторяемость некоторых стихотворных приемов в различных хронотопах мировой литературы, без попыток отождествления тех или иных поэтических жанров и установления какой-либо хронологической парадигмы последних.
 

I.

НЕМЕЦКИЙ ПРИАМЕЛЬ КАК ПОЭТИЧЕСКИЙ ЖАНР

«Приамель» (Priamel) – один из традиционных жанров немецкого фольклора. Под этим термином подразумевается известная с XII века, обладающая характерными свойствами народной поэзии и родственная литературной эпиграмме краткая стихотворная форма «перечисления с заключением» („Beispielreihung mit Schlußpointe“) [1, S. 411]. Наименование жанра происходит от немецкого термина „Präambel“: «преамбула», «вводная часть», – восходящего к латинскому „praeambulum“ («вступление»).

Известный немецко-швейцарский литературовед, профессор университета в Базеле Вильгельм Вакернагель (1806–1869) в своей классической работе «Поэтика, риторика и стилистика» („Poetik, Rhetorik und Stilistik“, 1873) определяет форму приамеля как «ряд однородных деталей, простых деталей вне эпической ситуации; эти детали возникают помимо всякой связи друг с другом, – и, в то время как их перечень образует собой преамбулу (отсюда название), невозможно понять, что должно из этого последовать, пока в заключение их не объединит и не подытожит некое отличное от них общее место» [2, S. 161].

Welcher man sich vor dem alter besorgt
vnnd vngern gilt vnd gern borgt
vnd mit ainem hirsen in die weit will springen
vber tieff graben vnnd Clingen
Vnnd allzeit huten will seiner Frawen
vnnd darumb stechen will vnd hawen
Vnd ringen will mit ainem bern
der macht Jm selbs vnrwe gern. [3, S. 59]
 
(Кто печется о старости наперед,
И не хочет копить, и всем в долг дает,
И с кем попало пари заключает –
И через ручьи и канавы сигает,
И жену всякий час стережет, неволит,
И всех за нее зарубит, заколет,
И на бой с медведем пойти решит, –
Тот сам себе беспокойство творит.)

В современных немецких терминологических словарях приамель относят к средневековой гномической (наставительной) поэзии. Так, в «Предметном словаре немецкого литературоведения» („Reallexikon der deutschen Literaturwissenschaft“, 1997) немецкого германиста-медиевиста, профессора Мюнхенского университета Яна-Дирка Мюллера (*1941) о нем сказано: «Наставительный сентенционный жанр немецких XV и XVI вв.» [4, S. 157]. Аналогичная справка дана в «Словаре литературной терминологии» („Sachwörterbuch der Literatur“, 1955) профессора Сиднейского университета (Австралия) д-ра Геро фон Вильперта (1933–2009): «Приамель… форма краткой, фольклорной, морально-дидактической и по большей части сатирической наставительной поэзии (Spruchdichtung)» [5, S. 709]. Впрочем, средневековые приамели по большей части мало похожи на образцы проповедей в религиозном или морализаторском духе, – скорее они принадлежат к роду стихотворных бытописательных зарисовок, нередко исполненных в «гробианском» стиле, с ненавязчивым и лишь слегка морализирующим заключением.

Wer von den schneidern hosen kaüft,
Und von den meßnern wachs das abtraüft,
Und edelgestein von perlen und ringen
Kauft von knaben die täglich nach brod singen,
Und von den webern garn und knaül,
Und von den schindfesseln gereisig zeug,
Und von ein’s wirths knecht haber und heu,
Und bier von ein’m knecht ein’s bierbraü,
Und kauft von ein’m weinbuben wein,
Die ding’ mögen wol alle gestohlen seyn. [6, S. 422]
 
(Кто у портного штаны купил,
И у служки церковного – воск, что оплыл,
И разные кольца и безделушки
От уличного несет побирушки,
И ниток клубок возьмет у ткача,
И у оруженосца – доспех с чужого плеча,
И сено с овсом – у батрака,
И у слуги корчмаря – пивка,
И у пьяницы хочет вина купить, –
Все это краденым может быть.)

Размеры приамелей различны, но по большей части их длина не превышает 8–16 стихов. По характеру своего содержания они изначально принадлежали к словесности низкого стиля, считаясь простонародным сатирическим жанром «плутовской песенки» и «скабрезного стишка». Нередко немецкие приамели являли собой примеры искусства парадокса и экспромта; по словам одного из исследователей, «фигура, в наибольшей степени свойственная приамелю, состоит в удивлении слушателя и комическом эффекте» [7, S. 64]. Иные из приамелей практически целиком составлены из пословиц, тем самым подтверждая фольклорный характер этого жанра.

Jaghunt wilde swein und hasen
Und fuchs und hüner auf einem grunen wasen
Und frosch und storch euln und raben
Und zwen gesellen die ein pulen haben
Und zwen hunt die nagen ein pein
Die sein auch gar selten überein. [8, S. 53]
 
(Борзая, заяц с кабаном,
И лис с хохлаткой на выгоне пустом,
И лягушка с аистом, ворон с совою,
И двое малых с девкой одною,
И две собаки, что кость грызут, –
Вряд ли они к согласью придут.)

В немецкой филологии XIX в. бытовало мнение об автохтонном происхождении приамеля. Так, немецко-швейцарский историк литературы Генрих Курц (1805–1873) в разделе «Приамели» I тома (1853) своей капитальной четырехтомной «Истории немецкой литературы с примерами, выбранными из трудов превосходнейших писателей» („Geschichte der deutschen Literatur mit ausgewählten Stücken aus den Werken der vorzüglichsten Schriftsteller“, 1853–1868) высказался об этом жанре так: «Собственная форма дидактического шпруха» [9, S. 656]. Подобно этому, известный литературовед и историк литературы, профессор Венского, Страсбургского и Берлинского университетов Вильгельм Шерер (1841–1886) в томе I своих «Немецких опытов» („Deutsche Studien“, 1870) определенно заявил, что «приамель как поэтический жанр есть достояние германской поэзии» [7, S. 64]. Подобное понимание данного феномена существует и в наше время: так, известный немецкий филолог-германист, профессор Лейпцигского университета Вальтер [Ханс] Дитце (1926–1987) в своем «Очерке истории немецкой эпиграммы» („Abriß einer Geschichte des deutschen Epigramms“, 1972) понимает под приамелем стихотворный жанр, являющийся принадлежностью исключительно немецкой словесности, и называет «логическую структуру» („logische Aufbau“) приамеля «специфически национальной формой, не встречающейся в других литературах» [10, S. 274].

Аналогичный взгляд можно встретить у составителей нормативных словарей и терминологических справочников. Так, в VII томе известного «Немецкого словаря» („Deutsches Wörterbuch“, 1889) классиков немецкой филологии – лингвистов, лексикографов, собирателей и исследователей фольклора братьев Якоба (1785–1863) и Вильгельма (1786–1859) Гриммов приамель назван «исконно народной формой дидактической поэзии» [11, Sр. 2113]. В свою очередь, в «Метцлеровом литературном лексиконе» профессора германистики из Тюбингенского университета д-ра Гюнтера Швайкле (1929–2009) сказано: «Приамель… есть форма, существующая только в немецком языковом ареале» [12, S. 363]. Столь же однозначно данный взгляд сформулирован в «Словаре литературной терминологии» Геро фон Вильперта: «Собственно немецкая, в других странах не встречающаяся форма» [5, S. 709].

Wie man nit lang sol tragen zorn.
Trag nie lang den deinen zorn,
So pistu von art gar wol geporn.
Mit zorn soltu dich nit rechen,
Pös gelub in zorn soltu prechen.
Gut gelub die soltu halten,
So magstu wol in ern alten,
Wenig witz vnd doch vil besin,
Tag vnd nacht tracht nach gewin.
Wer dich lobt, dem gelaub nicht;
Gelaub dem, der dein eigen hertz sicht. [13, S. 219]
 
(О том, что не следует долго гневаться.
Гнев питай недолго свой, –
Ведь к участи ты рожден благой.
Во гневе не мсти с проклятьем,
Нарушь свои злые клятвы.
Добрые клятвы исполни без лести, –
Тогда и старость ты встретишь в чести.
Много думай, не много знай;
О пользе день и ночь размышляй.
Кто тебя хвалит – не слушай того,
Лишь тем верь, кто сердца знаток твоего.)

Тем не менее, в противоположность тем литературоведам, которые понимают под приамелем стихотворный жанр, бытующий исключительно в ареале немецкой словесности, целый ряд западноевропейских филологов видит в приамеле стилистическую фигуру, которая используется в литературе и фольклоре не одного лишь немецкого, но и многих других народов Запада и Востока, и не только в Средние века, но также и в древности.
 

II.

ЧИСЛОВЫЕ ЭПИГРАММЫ НЕМЕЦКОГО БАРОККО

Автор настоящего очерка впервые обратился к жанру приамеля в 2002 году, в процессе подготовления им кандидатской диссертации «Поэзия Фридриха фон Логау как явление немецкой эпиграмматики XVII столетия» (1999–2008). Собственно, творчество этого выдающегося немецкого поэта-эпиграмматиста эпохи барокко, жившего в годы 1605–1655 в нижнесилезском княжестве Бриг и бывшего советником и гофмаршалом при дворе герцога Людвига IV Пяста (1616–1663), и было для автора источником первых сведений по исследуемой теме. Именно выполняя для своей диссертации стихотворные переводы из собрания эпиграмм Логау «Три тысячи немецких рифмованных речений Соломона из Голау» („Salomons von Golaw Deutscher Sinn=Getichte Drey Tausend“, 1654), он познакомился и с приамелями, и с так называемыми числовыми эпиграммами, – например, такими, как двустишие «Три зла» („Drey W“, III,8,19):

Würffel/ Weiber/ Wein/
Bringen Lust vnd Pein. [14, III, S. 141]
 
(Кости, хмель и блуд
Смех и скорбь несут.)

Буквальный смысл заглавия этого двустишия в переводе с немецкого означает «Тройное увы», ибо под буквой „W“ подразумевается существительное „Weh“: «горесть, печаль, скорбь, несчастье», – и все три члена перечисления в первом стихе начинаются с той же буквы: „Würffel, Weiber, Wein“, – т. е. «Игральные кости, женщины, вино» (нем.). Как сообщает нам классическая диссертация немецкого филолога, исследователя сюжетных параллелей, заимствований и реминисценций в поэзии силезского эпиграмматиста, Карла Генриха Денкера (1857 – после 1889) «Вклад в литературную оценку Фридриха фон Логау» („Ein Beitrag zur litterarischen Würdigung Friedrichs von Logau“, 1889), источником сюжета этой эпиграммы поэту послужила средневековая рифмованная пословица из антологии немецкого писателя и собирателя фольклора Фридриха Петри (1549–1617) «Мудрость немцев» („Der Teutschen Weißheit“, 1605) [15, S. 84] с аналогичным единоначатием в перечислении объектов отрицания:

Ein Weib/ Wein/ Wörffel vnd die Hasen/
Machen manchen Menschen rasen. [16, Th. II]
 
(Любовь, вино, игра, охота
Людей с ума свели без счета.)

Очевидную параллель как к вышеприведенной эпиграмме Логау, так и к рифмованной пословице из антологии Петри, являет собой еще одно числовое двустишие силезского поэта – «Три вредных вещи» („Drey schädliche Dinge“, II,4,15):

Spiel/ Vnzucht vnd der Wein
Lässt Reich/ Starck/ Alt/ nicht seyn. [14, II, S. 82]
 
(Любя игру, вино, разврат,
Не станешь стар, силен, богат.)

Согласно вышеупомянутой диссертации Денкера, сюжет этой эпиграммы восходит к творчеству старшего современника Логау и других немецких поэтов времени Тридцатилетней войны, – английского неолатинского эпиграмматиста елизаветинской и яковианской эпох Джона Оуэна (Johannes Audoenus, 1564–1628), а именно – к числовой эпиграмме «Буква Д» („Δελτωτον“, VI, 66) [15, S. 50]:

Humanæ vitæ scopulus ante omnia Deltas
Tres fuge: Divitias, Dæmona, Delicias. [17, р. 131]
 
(Между губительных «Д», врагов человеческой жизни,
Трех прежде всех убегай: демонов, денег и дев.)

Вероятно, имеет смысл привести здесь еще одну эпиграмму Логау из той же категории (а всего у силезского эпиграмматиста таких стихотворений более десяти) – становящееся в один ряд с цитированными выше числовое двустишие «Троякая алчность» („Dreyerley Geitz“, II,7,78):

Geld= Lust= vnd Ehren=Geitz/ macht daß die gantze Welt
So arm ist an Gedieg/ vnd nichts von Heil behält. [14, II, S. 154]
 
(Мир к почестям, деньгам и наслажденьям жаден, –
Поэтому так стал безблаг он и неладен.)

В свою очередь, сюжет этого дистиха, по Денкеру, восходит к также числовому латинскому дистиху из известной в эпоху барокко антологии немецкого писателя, филолога, богослова и полигистора Иоганна Хайдфельда (1563–1629) «Теолого-философская Сфинкс» („Sphinx theologico-philosophica“, 1621) [15, S. 57]:

Ambitiosus honos et opes et foeda voluptas
Haec tria pro trino numine mundus habet. [18, р. 590]
 
(Почесть тщеславная, властная мощь и гнуснейшая похоть, –
Вот три трояких имени, этому миру присущих.)

Примечательным во всех вышеприведенных примерах является троичность перечисляемых элементов сюжета, типичная для произведений данного рода. Высшим проявлением этой тройственности, а также уникальным образцом духовного числового катрена является эпиграмма Логау на евангельский сюжет «Тройное воскресение из мертвых» („Dreyerley Aufferweckung von Todten“, II,4,12). Упомянутые в ее третьем стихе «дочь Иаира, Лазарь и сын вдовы в Наине» – имена троих умерших, которые, согласно евангельскому повествованию, были чудесным образом воскрешены Христом: дочь начальника синагоги Иаира (Мф. 9, 23–25), св. Лазарь Четверодневный (Ин. 11, 43–44) и сын Наинской вдовы (Лк. 7, 11–15). Тройственность элементов сюжета в этом четверостишии выступает в двух тройных перечислениях (ст. 1 и 3), параллельных и почленно соответствующих друг другу, и в заключительном стихе, также содержащем триаду и подытоживающем все прежде сказанное:

ZU Hause: Für dem Thor: Und auß deß Grabes Klufft:
Wird von deß Todes Schlaf ins Leben auffgerufft
Jairus Kind/ der Sohn zu Nain, Lazarus;
Hertz/ Mund vnd Werck in vns soll aufferstehn zur Buß. [14, II, S. 81]
 
(В дому, из мрака гроба, у городских ворот
От смерти пробудились для жизни и забот
Дочь Иаира, Лазарь и сын вдовы в Наине;
Устами, сердцем, жизнью встань к покаянью ныне!)

Примечательно, что подобная тройственность наблюдается не только в эпиграммах Логау, но и в произведениях других эпиграмматистов того времени. Так, еще прежде Логау, или одновременно с ним, числовые эпиграммы с тройным называнием объектов сочинял один из старейших поэтов немецкого барокко – Георг Родольф Векерлин (1584–1653), дипломат, живший и умерший в Англии. Таковым является, в частности, его двустишие «Три опасности» („Drey Ding gefährlich“):

Fleuh/ fleuh/ sorglos zu sein/
Die Pest/ die Lieb/ den Wein. [19, S. 815]
 
(Беги, – коль жизнь важна, –
Чумы, любви, вина!)

На исходе эпохи барокко подобные рифмованные пословицы встречаются также среди стихотворений поэта Ханнса Ассмана барона фон Абшатца (1646–1699): так, в разделе «Смесь» („Vermischte Gedichte“) его сборника «Поэтические переводы и стихотворения» („Poetische Ubersetzungen und Gedichte“, 1704) находится двустишие, написанное в той же традиции, что и процитированные выше рифмованные пословицы Логау, и также с тремя элементами перечисления:

Liebe, Nacht und Kühler Wein/
Geben uns nichts guttes ein. [20, S. 156]
 
(Штоф вина, любовь и ночь
Все благое гонят прочь.)

Возвращаясь к Логау, необходимо отметить, что, помимо числовых рифмованных пословиц, в его собрании есть также примеры числовых эпиграмм с анафорой, которые могут рассматриваться в качестве переходной ступени к приамелю. Имеется в виду, прежде всего, четверостишие «Троякий смех: от природы, от глупости и от злобы» („Dreyerley lachen: Der Natur/ der Thorheit/ vnd der Bosheit“, I,10,94):

LAchrich/ lacht so gern; ist es dann natürlich?
Lachrich/ lacht so gern; ist es wol hasirlich?
Lachrich/ lacht so gern; was dann solls bedeuten?
Höhnisch lacht er auß; alles Thun bey Leuten. [14, I, S. 236]
 
(Лахрих полон смеха, – в том его природа?
Лахрих полон смеха, – корчит он урода?
Лахрих полон смеха, – как это зовется?
Всем людским деяньям злобно он смеется.)

Перевод значащего имени героя эпиграммы: «насмешник» (от нем. lachen: «смеяться», и reich: «богатый, обильный»). Источник сюжета по Денкеру: Иоганн Хайдфельд, «Теолого-философская Сфинкс» (1621) [15, S. 38–39]: «Какой смех порицается? 1. От природы, которая, лучше сказать, веселостью называется; это делала, как помним, Сарра, жена Авраама. 2. От глупости, каков есть всех неумных хохот. 3. От порочности, как у Хама, насмехавшегося над позором отца» („Quotuplex est risus? 1. Naturae, quae potius hilaritas est dicenda; hic in Sara Abrami uxore fuisse memoratur. 2. Stultitiae sicuti est omnium stultorum cachinnus. 3. Malitiae, qui in Chamo, cum paternam derideret turpitudinem“) [18, S. 587].

Приведенные образцы числовых эпиграмм, встречающихся в собраниях пяти авторов эпохи Ренессанса и барокко, – Фридриха фон Логау, Джона Оуэна, Иоганна Хайдфельда, Георга Родольфа Векерлина и Ханнса Ассмана барона фон Абшатца, – при всем их кажущемся внешнем различии, по мнению ряда исследователей, имеют один общий источник: библейскую числовую притчу. Под этим названием имеется в виду дидактический жанр, принадлежащий к древнееврейской поэтической традиции: род краткого наставительного изречения, содержащего численное называние объектов. Изречения этого рода встречаются в некоторых книгах Ветхого Завета, и прежде всего – в Книге Притчей Соломоновых.
 

III.

ЧИСЛОВЫЕ ПРИТЧИ БИБЛИИ

«Притчи Соломона» (греч. „Пαροιμίαι Σαλωμῶντος“, лат. „Parabolae Salomonis“ или „Liber proverbiorum“, нем. „Die Sprüche Salomos“) – уникальное среди библейских кодексов собрание кратких нравоучительных изречений, числом более девятисот, написанное легендарным царем-мудрецом в его зрелые годы [21, с. 271]. Вместе с Псалтирью, Книгой Иова, Книгой Екклесиаста и некоторыми другими Книга Притчей принадлежит к так называемым «поэтическим» книгам Библии. Притчи Соломона «от других восточных притч отличаются именно своим религиозным направлением и отпечатлевшимся на них характером откровения, из которого они проистекают» [22, с. 411].

Таким образом, «Притчи Соломона» – это сборник древнееврейской морально-нравственной афористики религиозного характера. Согласно «Толковой Библии» русского богослова и библеиста проф. А. П. Лопухина (1852–1904), слово «притчи» („παροιμίαι“, „рarabolae“, „proverbiа“, „Sprüche“) в его названии указывает «на преобладающую форму изложения этой священной книги, содержание которой составляют именно притчи, то есть в большинстве случаев отрывочные, афористично изложенные тексты, в которых предлагаются то умозрительные истины, главным образом религиозного свойства, то, чаще всего, разнообразные правила практической мудрости, то, иногда, опытные наблюдения над ходом жизни, дел и судеб человека и мира» [Там же].

Структура Книги Притчей неоднородна: она разделяется на «Назидание» от лица персонифицированной Премудрости (гл. 1–9), «Первое собрание притч царя Соломона» (гл. 10–22, 16), «Второе собрание притч царя Соломона» (гл. 25–29), «Изречения мудрецов» (гл. 22, ст. 17–24), «Изречения Агура, сына Иакеева» (гл. 30) и «Материнские наставления Лемуилу, царю Массы» (гл. 31). Среди названных частей книги выделяются по своему жанровому характеру «Первое» и «Второе» собрания притч, представляющие собой циклы из соответственно 377 и 138 кратких тематически обособленных дидактических изречений. В настоящей работе нас прежде всего интересует предпоследняя глава Книги Притчей, именуемая «Изречениями Агура, сына Иакеева» (Притч. 30, 7–33).

Необходимо сразу же отметить, что наименование «притча» к изречениям из этой книги Библии применимо только в переносном смысле, – как это имеет место, например, в поговорке «притча во языцех», – но отнюдь не в строго научном значении этого термина. В библейской традиции эта малая литературная форма, – по определению российского филолога и историка культуры С. С. Аверинцева (1937–2004), «... жанровая форма речи „мудреца“», – обозначается древнееврейским словом «машáл» („mašal“) [23, с. 205]. Как, в свою очередь, сообщается в «Библиологическом словаре» прот. А. В. Меня (1935–1990), «в Ветхом Завете под словом машал обычно подразумевается афоризм (характерный пример – Книга Притчей Соломона)» [24, с. 442].

С другой стороны, притча в настоящем смысле этого слова есть произведение совершенно иного рода, с внутренним сопоставлением либо противопоставлением объектов, при котором «явление нравственного миропорядка уясняется через сравнение с явлением мира физического» [22, с. 411]. М. В. Ломоносов (1711–1765) в своем «Кратком руководстве к красноречию» (1748) определяет архитектонику притчи следующим образом: «Главные части, которые притчу составляют, суть две, повествование само и приложение, в повествовании вымысл, а в приложении краткое нравоучение содержится» [25, с. 408]. Из этой дефиниции со всей очевидностью явствует, что любые афористические построения линейного характера, – а именно, гнома, максима, мотто, афоризм, апофтегма, сентенция, а также паремии всех видов, – именоваться «притчами» не могут. Основываясь на данном определении, далее в настоящей статье всюду, где термин «притча» по традиции используется вне своего прямого значения, его необходимо понимать как «гнома» (краткая нравоучительная сентенция, от греч. „γνώμη“: «изречение». – М. Н.).

К числовым притчам принадлежит целый ряд гном Ветхого Завета, а именно – в главе 6-й (ст. 16–19) Книги Притчей, но преимущественно, как уже говорилось, в главе 30-й этого памятника (ст. 15–31), а также во второканонической Книге Премудрости Иисуса, Сына Сирахова (гл. 23–26, 50). Помимо этого, числовые притчи можно встретить и в других книгах Священного Писания, но, опять-таки, только в Ветхом Завете, т. е. в древнееврейском своде: отдельные образцы их имеются в Книге Иова (Иов. 5, 19) и в таком всемирно-значимом памятнике еврейской религиозно-богословской «мысли», как Талмуд. В книгах Нового Завета числовые притчи не встречаются. Мы приводим далее ряд этих «речений» древнееврейских «мудрецов», с разбивкой последних по отдельным стихам:

1.
 
«Вот шесть, что ненавидит Господь,
даже семь, что мерзость душе Его:
глаза гордые, язык лживый;
руки, проливающие кровь невинную;
сердце, кующее злые замыслы;
ноги, быстро бегущие к злодейству;
лжесвидетель, наговаривающий ложь
и сеющий раздор между братьями» (Притч. 6, 16–19).
 
2.
 
«Вот три ненасытимых,
и четыре, которые не скажут: „Довольно!“:
преисподняя и утроба бесплодная,
земля, которая не насыщается водою,
и огонь, который не говорит: „Довольно!“» (Притч. 30, 15–16).
 
3.
 
«Три вещи непостижимы для меня,
и четырех я не понимаю:
пути орла на небе,
пути змея на скале,
пути корабля среди моря
и пути мужчины к девице» (Притч. 30, 18–19).
 
4.
 
«От трех трясется земля,
четырех она не может носить:
раба, когда он делается царем;
глупого, когда он досыта ест хлеб;
позорную женщину, когда она выходит замуж,
и служанку, когда она занимает
место госпожи своей» (Притч. 30, 21–23).
 
5.
 
«Вот четыре малых на земле,
но они мудрее мудрых:
муравьи – народ не сильный,
но летом заготовляют пищу свою;
горные мыши – народ слабый,
но ставят домы свои на скале;
у саранчи нет царя,
но выступает вся она стройно;
паук лапками цепляется,
но бывает в царских чертогах» (Притч. 30, 24–28).
 
6.
 
«Вот трое имеют стройную походку,
и четверо стройно выступают:
лев, силач между зверями,
не посторонится ни перед кем;
конь и козел, [предводитель стада],
и царь среди народа своего» (Притч. 30, 29–31).
 
7.
 
«Два качества умножают грехи,
а третье навлекает гнев:
душа горячая, как пылающий огонь,
не угаснет, пока не истощится;
человек, блудодействующий в теле плоти своей,
не перестанет, пока не прогорит огонь.
Блуднику сладок всякий хлеб:
он не перестанет, доколе не умрет» (Сир. 23, 20–23).
 
8.
 
«Тремя я украсилась
и стала прекрасною пред Господом и людьми:
это – единомыслие между братьями
и любовь между ближними,
и жена и муж,
согласно живущие между собою.
И три рода людей возненавидела душа моя,
и очень отвратительна для меня жизнь их:
надменного нищего,
лживого богача
и старика-прелюбодея,
ослабевающего в рассудке» (Сир. 25, 1–4).
 
9.
 
«Девять помышлений похвалил я в сердце,
а десятое выскажу языком:
это человек, радующийся о детях
и при жизни видящий падение врагов. <…>
Можно перенести всякую рану,
только не рану сердечную,
и всякую злость,
только не злость женскую,
всякое нападение,
только не нападение от ненавидящих,
и всякое мщение,
только не мщение врагов» (Сир. 25, 9–16).
 
10.
 
«Трех страшится сердце мое,
а при четвертом я молюсь:
городского злословия,
возмущения черни
и оболгания на смерть, – все это ужасно.
Болезнь сердца и печаль –
жена, ревнивая к другой жене,
и бич языка ее,
ко всем приражающийся» (Сир. 26, 5–8).
 
11.
 
«От двух скорбело сердце мое,
а при третьем возбуждалось во мне негодование:
если воин терпит от бедности,
и разумные мужи бывают в пренебрежении;
и если кто обращается от праведности ко греху,
Господь уготовит того на меч» (Сир. 26, 24–26).
 
12.
 
«Двумя народами гнушается душа моя,
а третий не есть народ:
это сидящие на горе Сеир,
Филистимляне
и глупый народ, живущий в Сикимах» (Сир. 50, 27–28).

Комментарий д-ра Иоганна Хайдфельда к этому месту Библии: «Три разумных народа крайне враждебны: самаритяне, которые живут в смешении и поэтому исповедуют ложную веру; филистимляне, опасные для своих соседей, – и глупый народ сихемитов, вечно готовый к раздорам» („Sapiens tribus populis extremo infensus est: Samaritanis, qui mixtam ac proinde falsam religionem habebant, Philistæis qui perfidi vicini erant, et stulto populo Sichemitarum qui seditionibus studebant“ [18, р. 568]. У Логау на этот сюжет написана числовая эпиграмма «Три народа» („Dreyerley Völcker“, I,6,23):

JCh bin von Hertzen feind den runden Samarittern
Die jetzund warm/ jetzt kalt; jetzt klar/ jetzt trübe wittern:
Jch bin von Hertzen feind/ dem Philistiner=Stamm
Der jhm/ wo Recht gebrach/ das Schwerdt zu Händen nam:
Am grämsten bin ich noch den tollen Sichemiten
Die sicher in dem Sinn vnd frevlisch sind an Siten. [14, I, S. 122]
 
(Я убежденный враг всех «заморян» опасных:
От них – то хлад, то жар, то сонм невзгод ужасных;
Я филистимлян враг, – тех, что ордою всей,
Порушив всяк закон, подъемлют сталь мечей;
Но больше всех я враг сихемцев сумасбродных,
Порядочных в речах, в поступках же – негодных.)
 
13.
 
«Двух вещей я прошу у Тебя,
не откажи мне, прежде нежели я умру:
суету и ложь удали от меня,
нищеты и богатства не давай мне,
питай меня насущным хлебом,
дабы, пресытившись, я не отрекся Тебя
и не сказал: „кто Господь?“
и чтобы, обеднев, не стал красть
и употреблять имя Бога моего всуе» (Притч. 30, 7–9).

Эта последняя библейская притча предстает у Логау в почти буквальном переложении в эпиграмме «Нищета и богатство» („Armut vnd Reichthum“, III,1,36), с авторской глоссой: «Притч. 30, ст. 8» („Proverb. 30, V. 8“):

GJb mir/ wilstu mir was geben/ Armut nicht/ HErr/ Reichthum nicht/
Dieses/ möcht auß deinen Furchten reissen mich in seine Pflicht/
Jenes/ dürffte zwingen mich/ mich durch Unrecht zu ernähren;
Dorte/ dürfft ich leugnen GOtt; hier/ den Nechsten arg beschweren:
Gib mir/ was mir ist von nöthen! wann dein Wort vnd Brot ich hab/
Hab ich/ was mich zeitlich stärcke; hab ich was mich ewig lab. [14, III, S. 11]
 
(От богатства с нищетою сохрани меня, Господь,
Чтобы страха Твоего я не забыл, насытив плоть,
Чтоб в отчаяньи не стал я ненáжитым кормиться:
Там – от Бога отрекусь, здесь – мой ближний омрачится.
Посылай мне Твое Слово, Боже, хлеб насущный Твой,
Подкрепленье в этой жизни и спасенье в жизни той!)

Как можно убедиться по приведенным примерам, в случае числовых притч речь идет об особого рода гномах, представляющих собой двухчастное построение из некоего зачина и следующего за ним ряда деталей, призванных пояснить содержащуюся в зачине дидактическую мысль. Основным стилевым и композиционным приемом, используемым в этих образцах, является принцип внутренней архитектоники, известный как тавтологический параллелизм (parallelismus membrorum). Этот структурный принцип проистекает из библейской поэтики, в которой он играет основополагающую роль [26, p. 12]. В библейских числовых притчах параллелизм зримо выступает не только в перечислениях, но и, в особенности, в первых стихах (экспозициях) приведенных образцов:

«Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его»;
«Вот три ненасытимых, и четыре, которые не скажут: „Довольно!“»;
«Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю»;
«От трех трясется земля, четырех она не может носить»;
«Вот трое имеют стройную походку, и четверо стройно выступают»;
«В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло»;
«Два качества умножают грехи, а третье навлекает гнев»;
«Девять помышлений похвалил я в сердце, а десятое выскажу языком»;
«Трех страшится сердце мое, а при четвертом я молюсь»;
«От двух скорбело сердце мое, а при третьем возбуждалось во мне негодование».

Вследствие того, что большинство процитированных выше примеров библейских числовых притч из Книги Притчей Соломоновых и Книги Премудрости Иисуса, Сына Сирахова, в структурном отношении состоит из экспозиции и следующей за ней перечислительной парадигмы, эти «притчи» имеют некоторое формальное сходство с композиционно подобными им немецкими приамелями. Вероятно, по этой причине отдельные исследователи считают эти тексты первоисточниками последних. Так, один из главных деятелей немецкого Просвещения второй половины XVIII века, писатель, поэт, критик, переводчик и историк культуры Иоганн Готфрид фон Гердер (1744–1803) в томе V своих «Разрозненных листков» („Zerstreute Blätter“, 1793) говорит: «Зачатки приамелей есть уже в Притчах Соломона и в Сирахе, откуда, по-видимому, и была заимствована их форма» [27, S. 240–241]. Вслед за Гердером ту же идею, что, будто бы, «немцы получили приамель от евреев через посредство Библии», пытается обосновать франко-немецкий филолог из Страсбурга Фредерик-Гийом (Фридрих Вильгельм) Бергман (1812–1887) в своей монографии «Приамель в различных литературах древности и современности» („La priamèle dans les différentes litteratures anciennes et modernes“, 1868) [28, р. 27].

Здесь закономерно встает вопрос о жанровой принадлежности еврейских священных текстов. Иными словами – в самом ли деле библейские гномы из так называемых «учительных книг», или «числовые притчи» с их параллелизмами, являются образцами древнееврейской поэзии, – или это все-таки такая «своеобразная» проза, всего лишь именуемая «стихами»? Ответ на этот вопрос находится за рамками настоящего обзора, – но все же, на наш взгляд, формальные особенности этих «стихов» вынуждают считать их как бы и не совсем прозой, и не вполне поэзией. Вероятно, эти «прозостихи» должны рассматриваться как некий промежуточный литературный феномен, который находится где-то между поэзией и прозой, – но который, тем не менее, стоúт существенно ближе к прозе, нежели к поэзии, а тем более – к поэзии в современном понимании этого слова.

Но в этом случае возникает другой вопрос: а может ли вообще проза быть источником поэзии? Иначе говоря, – может ли столь таинственный и неповторимый феномен, как лирическое стихотворение, образоваться из ординарного прозаического, да еще и наставительного, текста? Вопрос этот производит впечатление риторического и не вполне научного, – а значит, и ответ на него следует искать в источниках, находящихся за рамками строгой науки. И такой ответ действительно есть – вот он:

«…Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой». [29, с. 42]

Как можно предположить, всем известный автор этих строк, вероятно, не случайно поставил три этих антитезы в один ряд: тем самым он безусловно констатировал тождественность различий внутри всех трех названных им антонимических пар. Таким образом, согласно неоспоримому свидетельству великого поэта, поэзия столь же кардинально отличается от прозы, насколько вода отличается от камня, и лед – от огня, и это различие так же невозможно сгладить, ибо оно заложено в самой природе явлений, противопоставляемых здесь друг другу. А поскольку нет оснований подвергать сомнению истинность слов нашего национального гения, то и невозможно согласиться с той мыслью, что уникальный поэтический жанр приамеля будто бы мог произойти от прозаических и некреативных по своей сути, – пусть даже и «богодухновенных», – древнееврейских трюизмов.
 

IV.

ЧИСЛОВЫЕ СТРОФЫ В САНСКРИТСКОЙ ПОЭЗИИ

По замечанию проф. Вильгельма Вакернагеля в его вышеупомянутой монографии «Поэтика, риторика и стилистика» (1873), приамель есть «исконный род дидактической эпиграммы, который немцы разделяют только с санскритской поэзией» [2, S. 161]. И в самом деле, риторическое построение, состоящее из ряда следующих друг за другом объектов, подытоживаемых общим для них всех заключением-резюме, – т. е. фактически именно та структура, которая присуща немецкому приамелю, – является довольно типичной формой произведений санскритской этико-философской поэзии. К примеру, в известном сборнике стихотворных и прозаических басен и притч на санскрите «Хитопадеша, или полезные наставления», составленном в XII веке неким пандитом (т. е. ученым, высокообразованным в санскритской литературе) Нараяной, можно найти целый ряд гном, наделенных именно подобными свойствами. Среди них встречаются также и числовые, – например:

1.
 
Богатство и постоянное здоровье,
любовница и ласковая жена,
послушный сын и полезное знание, –
вот… шесть радостей жизни. [30, c. 8]
 
2.
 
Жертва, чтение священного писания,
дар, самоистязание,
правдивость, умеренность,
терпение и нестяжательство –
вот восемь разновидностей пути закона. [Там же, с. 19]
 
3.
 
Завистливый, сострадательный,
недовольный, сварливый,
постоянно угнетаемый заботами о хлебе
и живущий за чужой счет –
вот шесть вечно несчастных существ. [Там же, с. 23]
 
4.
 
Шесть недостатков должен побороть человек,
если он хочет достигнуть полного счастья
здесь на земле:
сонливость, вялость,
трусость, злобу,
мягкость и нерешительность. [Там же, с. 24]
 
5.
 
Пьянство,
общение с дурными людьми,
разлука с мужем,
странствование на чужой стороне,
несвоевременный сон
и жизнь в чужом доме –
вот шесть причин гибели женщин. [Там же, с. 52]
 
6.
 
Ученость в пустяках,
покупная любовь
и пища из чужих рук –
вот три вещи,
делающие мужчину смешным. [Там же, с. 56]
 
7.
 
Дар, сопровождаемый добрым словом,
ученость без гордости,
мужество, соединенное с мягкостью,
и богатство, соединенное со щедростью, –
эти четыре прекрасные вещи
трудно встретить на свете. [Там же, с. 60]
 
8.
 
Вялость,
любовь к женщине,
болезнь,
привязанность к родине,
довольство и трусость –
вот шесть препятствий
к достижению высокого положения. [Там же, с. 85]

Один из главных представителей той немецкой филологической школы, по мнению которой, приамель есть повсеместно употребительный стилистический прием, – профессор Кёнигсбергского университета д-р Вильгельм Уль (1864–1921), – в своем фундаментальном труде «Немецкий приамель, его происхождение и развитие» („Die deutsche Priamel, ihre Entstehung und Ausbildung“, 1897) считает ареалом распространения формы приамеля широкий круг различных европейских и восточных культур, и в том числе – Индию [31, S. 120–206]. В разделе своего трактата, посвященном древнеиндийской словесности, Уль приводит образцы стихотворений, подтверждающие замечание Вакернагеля по поводу санскритской поэзии, с которой единственной немцы «разделяют форму приамеля» [Ibid., S. 121–163]. Этим образцам свойственны структурные особенности, уже знакомые нам по притчам из «Хитопадеши», а именно – перечислительный ряд с начальной экспозицией или, – что гораздо чаще, – финальным резюме, что и в самом деле доказывает их несомненное сходство с немецким фольклорным жанром:

Der Welteroberer.
Wer von Weiberliebe nicht zerfließet,
und von Zornesfeuer nicht entflammet:
Wen die Stürmige Begier nicht fortreißt,
wer die karg-verschloßne Hand nicht kennet,
Drei der Welten möchte der erobern. [32, S. 175]
 
(Покоритель миров.
Кто от женской сласти не растает
И гневливым пламенем не вспыхнет;
В бурном вихре страсти кто не мчится,
Кто угрюмой скупости не сроден, –
Покорить тот мог бы все три мира.)

Автором приведенного немецкого переложения является вышеупомянутый Иоганн Готфрид фон Гердер. Стихотворение было опубликовано в его стихотворном цикле 1792 года «Мысли некоторых брахманов» („Gedanken einiger Brahmanen“), который, в свою очередь, является частью обширного собрания переводов Гердера из арабской, древнееврейской, персидской, индийской, санскритской и т. д. поэзии и фольклора, из Саади, Калидасы и других восточных писателей, драматургов и поэтов, названного им «Флорилегий из [творений] стихотворцев утренних стран» („Blumenlese aus morgenländischen Dichtern“, 1807). Ради «поэтической красоты» мы позволили себе в переводе этого заглавия небольшую licentia translatoris: известный термин Лютера в названии гердеровского сборника, – „Morgenland“, нем. «Восток», «восточные страны», т. е. Индия и Левант, – передан нами буквально.

Сам же санскритский оригинал, послуживший Гердеру в качестве исходного текста, представляет собой гному из еще одного всемирно известного собрания санскритской поэзии – сборника VII века «Шатакатраям» (санскр. «Триста строф»), созданного знаменитым поэтом-мыслителем, ученым грамматиком и аскетом Бхартрихари (570–651/652), одним из классиков древнеиндийской литературы. Стихотворение, переведенное Гердером, взято из первой «сотни» его строф:

«Человек, чье сердце не пронзают
стрелы кокетливых взоров красавиц
и не опаляет огонь гнева,
на кого не может накинуть петлю
жажда наслаждений, –
он, стойкий, несомненно победит
все эти три мира». [33, c. 74]

Сборник Бхартрихари называется также «Тришати», т. е. «Три шатаки» (санскр. «Три сотни»); первая из его «сотен» (шатак) именуется «Нитишатака», что означает «Сто строф о мудрости житейской»; вторая – «Шрингарашатака», или «Сто строф о страсти любовной»; третья – «Вайрагьяшатака», т. е. «Сто строф об отвержении мира» (санскр.). Подавляющее большинство строф в сборнике имеют ту же внутреннюю структуру, т. е. начинаются с перечисления и завершаются подытоживающим заключением. Мы приводим еще несколько строф из «Нитишатаки» в виде примера:

1.
 
«Отвращает от дурных дел,
побуждает к добрым,
хранит тайну,
делает явными чужие добродетели,
не покидает в беде,
помогает вовремя –
вот что добродетельные называют
признаками настоящего друга». [Там же, с. 72]
 
2.
 
«Есть у богатства три дороги –
даяние, наслаждение и гибель;
тому, кто не раздает богатства,
не использует его для наслаждений,
непременно уготована третья дорога». [Там же, с. 68]
 
3.
 
«Власть, слава,
забота о народе,
щедрость к брахманам,
разумное правление,
забота о других –
вот шесть достоинств царя…». [Там же]
 
4.
 
«Кто радует добрыми поступками отца,
тот настоящий сын;
кто супругу желает блага,
та истинная жена;
кто равно дружественен
в несчастье и в счастье,
тот подлинный друг, –
счастливы те, кому в сем мире
достаются эти трое». [Там же, с. 71]

В древнеиндийской традиции такие гномы именуются субхашита, т. е. «хорошо сказанное»: сам Бхартрихари называет свою книгу «Субхашитатришати», что можно перевести как «Три сотни превосходных строф» [Там же, с. 77, 90, 106]. По словам выдающегося советско-российского индолога и санскритолога И. Д. Серебрякова (1917–1998), переводчика и комментатора «Шатакатраям», «термин „субхашита“ применяется обычно к коротким, художественно ярким произведениям объемом в две, четыре, шесть строк, редко – больше и практически объединяет малые жанры классической поэзии на санскрите… Наиболее популярна двухстрочная строфа, за которой вне зависимости от конкретного метра закрепилось название „шлока“. Субхашита есть собственно формальное определение, свидетельствующее о том, что мысли придана стихотворная форма…» [34, c. 32–33].

Таким образом, шлока – это еще одно распространенное наименование коротких произведений в санскритской поэзии. По определению русского этнографа и лингвиста С. К. Булича (1859–1921), под этим именем «индийская метрика разумеет строфу-двустишие, каждый стих которой в свою очередь состоит из двух восьмисложных полустиший…» [35, c. 711]. Имеется в виду особого рода строфа, состоящая из 32 слогов, которой написан ряд древнеиндийских эпосов, – таких, как «Махабхарата», «Бхагавата-пурана» и др. Но и в сборнике «Шатакатраям» имеются образцы, также называемые «шлоками» [36, c. 16, 18], – и этот термин условно приравнивается к европейской «строфе», в ряде случаев обозначая все вообще краткие стихотворные изречения. Мы приводим далее еще одну числовую гному из «Нитишатаки», также переложенную Гердером в форме вереницы белых стихов; переводчик дал ей название «Печали сердца» („Betrübnis des Gemütes“). Бросающееся в глаза в переводе Гердера единоначатие в ст. 3–8 („und“) и особенно в ст. 5–8 („und einen“) невольно приводит на память немецкие приамели с аналогичным композиционным приемом:

Bei sieben Dingen wird mein Herz betrübt,
wenn ich den schönen Mond am Tage dunkel sehe,
und welken sehe eines Weibes Schönheit,
und ohne Blumen sehe See und Wiesen;
und einen schönen Mann unweise handeln,
und einen Mächt’gen nur nach Gelde streben,
und einen Guten immer arm erblicke,
und einen Günstling nur verleumden höre. [32, S. 178]
 
(Есть семь вещей, что сердцу боль несут, –
Коль вижу, как луна при свете дня тускнеет,
И женская краса с годами блекнет,
И без цветов и озеро, и поле,
И благородный глупо поступает,
И сильный только к золоту стремится,
И доброго уделом вечным – бедность,
И клеветой любимца очерняют.)

А вот как выглядит русский перевод этого стихотворения, выполненный И. Д. Серебряковым с санскритского оригинала. Мы намеренно изменили внешний вид строфы Бхартрихари, которая в переводе Серебрякова является прозаической, разбив ее, как в случае с библейскими числовыми притчами и гномами из «Хитопадеши», на отдельные синтагмы, чтобы еще более выявить ее сходство с переложением Гердера и с формальной структурой приамеля. Как можно видеть, оба текста, – и подлинник, и его переложение, – являются числовыми по форме, и это их свойство определяется числительным «семь»:

«Луна, побледневшая в сиянии дня,
женщина, утратившая юность,
пруд, на котором увяли лотосы,
лицо красавца, лишенное мысли,
царь, жадный до богатства,
добродетельный человек,
постоянно одолеваемый несчастьями,
злодей, приближенный к царю, –
вот семь стрел, которые пронзили мою душу». [33, с. 69]

Процитированная выше шлока Бхартрихари о «семи стрелах, пронзивших душу поэта», существует еще в одном стихотворном переводе на немецкий, автором которого является Петер фон Болен (1796–1840), известный индолог и ориенталист, профессор восточных языков в Кёнигсбергском университете, пионер изучения санскрита в Германии. Переложение фон Болена было опубликовано в издании его переводов из «Шатакатраям» под названием «Речения Бхартрихари» („Die Sprüche des Bhartriharis“, 1835). Примечательно, что вариант Болена отличается от переложения Гердера тем, что в нем имеются рифмы, которых нет ни у Гердера, ни в санскритском подлиннике. Единоначатие является отличительной чертой и этого варианта:

Die bösen Sieben.
Sieben Dinge machen mir Verdruß:
Wenn der Mond am Tag’ den Glanz verlieret,
Wenn die Frauenschönheit welken muß,
Wenn der Lotus nicht die Teiche zieret,
Wenn die Thoren schwelgen im Genuß,
Wenn der Fromme nach dem Golde gieret,
Wenn die Tugend darbet, und zum Schluß,
Wenn der Schlechte seinen Fürsten führet. [37, S. 80]
 
(Семь несчастий.
Семь несчастий дух печалят мой:
Если месяц днем свой блеск теряет,
Иль простилась женщина с красой,
Или лотос пруд не украшает,
Иль глупец – в одежде золотой,
Или добрый золото стяжает,
Или честь унижена нуждой,
Иль дурной князьями помыкает.)

Помимо внешнего формального подобия обеих стихотворных форм, примечательно также концептуальное сходство этого древнеиндийского стихотворения с теми немецкими приамелями, которым свойственно численное называние объектов или элементов сюжета, и примеры которых мы приведем в следующем разделе настоящей статьи.

Впрочем, на этом все и заканчивается. «Запад есть Запад, Восток есть Восток, не встретиться им никогда» [38, с. 259–262]. От внешнего формального сходства стихотворных жанров, принадлежащих к различным географическим и культурным ареалам, а также эпохам, до утверждения прямого тождества между ними расстояние огромно. И, тем не менее, упорные попытки немецких филологов перебросить мостик между индийской культурой и немецким средневековым фольклорным жанром предпринимаются уже на протяжении довольно долгого времени, и отдельные западные литературоведы настаивают на мнимом «родстве» немецкого приамеля и шедевров восточной поэтической дидактики. Иные из них не прочь заняться даже и прямым мифотворчеством, – к примеру, тот же д-р Вильгельм Уль буквально фантазирует в своем трактате: «От нашего познания скрыто, когда индийское наставительное стихотворение, в своем странствии по мировой литературе, проникло в немецкую поэзию» [31, S. 209].

Однако существует и противоположное суждение, принадлежащее филологу-германисту и историку литературы из университета Висбадена проф. Карлу Ойлингу (1863–1937), считающемуся «одним из лучших знатоков малых парно зарифмованных жанров Позднего Средневековья» [39, S. 7]. По мнению этого специалиста, «в аспекте сравнительной теории не может быть и речи о влиянии на немецкий приамель индийской гномики», которая «совершенно чужда приамелю как популярному произведению немецкой народной стихотворной импровизации» [40, S. 109].
 

V.

ЧИСЛОВЫЕ ПРИАМЕЛИ В НЕМЕЦКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

В немецкой литературе числовые стихотворения встречаются уже в раннем Средневековье. Так, малоизвестный поэт XII в. Вернер фон Эльмендорф, капеллан из Тюрингии и составитель немецкого рифмованного «Учения о добродетели» („Die Tugendlehre“), был автором следующего числового шпруха, имеющего несомненные приамельные черты:

Dri sachen horen an der rat,
da by alle tugent nu stat:
daz eine daz is ere, daz ander frome,
das dritte, wi man dozu kome,
daz man durch liebe noch leyde
ere und frome ummer nicht gescheyde. [40, S. 427]
 
(Три вещи полезные нужно знать,
Чтоб добродетель стяжать:
Первая – это честь, совесть – вторая,
А третья – жить, их не теряя,
Чтоб сквозь любовь и муки
Честь и совесть не ведали разлуки.)

Числовые эпизоды приамельного характера встречаются среди строк знаменитого сборника средневерхненемецкой дидактической поэзии «Разумение» („Bescheidenheit“), составленного в 1230 году средневековым странствующим священником (вагантом) Фрейданком (Frîdanc, †1233), – к примеру, следующие шестнадцать стихов из главы XXIX «О царстве небесном и преисподней» („Von dem himelrîche unt der helle“, ст. 13–20):

Zer helle drî strâʒe gânt,
die zallen zîten offen stânt.
derst einiu, swer verzwîvelôt:
des sêle ist êweclîche tôt.
diu ander ist, swer übele tuot,
unt er sich dannoch dunket guot.
diu dritte ist breit unt sô gebert,
daʒ si diu werlt gemeine vert. [41, S. 66]
 
(Три дороги в ад ведут,
Для всех открытые, и ждут:
Одна – неверов, что мчат толпой
С навеки мертвою душой;
Другая – тех, кто зло творит, –
Себя, однако ж, добрым мнит;
А третьей шире нет и славней,
И целый свет спешит по ней.)

Числовые стихотворения с признаками приамельной формы можно встретить также в исторической антологии немецкого миннезанга – так называемом «Большом Гейдельбергском рукописном песеннике» („Große Heidelberger Liederhandschrift“), или «Сборнике Манессе» („Codex Manesse“), именуемом также «Парижским кодексом» (1300–1340 гг.). Один подобный образец принадлежит средневековому автору, выступающему под псевдонимом «Канцлер» (ок. 1300) [42, Fol. 424v]. Его не следует смешивать с французским поэтом Филиппом Канцлером (1165–1236), в самом деле бывшим в жизни «канцлером» (от лат. „cancellarius“) капитула Собора Парижской Богоматери и автором более восьмидесяти стихотворных латинских текстов, шесть из которых входят в сборник „Carmina Burana“. В противоположность ему, автор по имени «Канцлер» из «Манесского сборника», по некоторым сведениям, был верхненемецким поэтом, происходившим из Цюриха [43, S. LIX]. Впрочем, известный полигистор-энциклопедист эпохи барокко и историк литературы Даниэль Георг Морхоф (1639–1691) в своем трактате «Учение о немецком языке и поэзии» („Unterricht von der Teutschen Sprache und Poesie“, 1682) утверждает, что он тоже был канцлером, – а именно, «канцлером императора» (Священной Римской империи. – М. Н.) [44, S. 302]. Мы приводим ниже числовое стихотворение Канцлера со счетом от одного до десяти (ст. 6–15):

Manik herre mich des vraget,
dur waʒ der gernden si so vil;
ob in des niht betraget,
dem wil ich betiuten, ob ich’ʒ kan,
wie es umb die gernden si:
Ein gernder man der triuget,
der ander kan wol zabelspil,
der dritte hove liuget,
der vierdte ist gar ein gumpel man,
der vűnfte ist sinnen vri,
So ist der sehste spottes vol,
der sibende kleider koufet,
der ahte veder liset wol,
der niunde űmbe gabe loufet,
der zehende hat ein dirne,
ein wib, ein tochter, unbehuot;
den gebent niuwe unt virne
die herren durh ir tœrschen muot:
si gebent durch kunst niht guot. [45, S. 390]
 
(Я вопросы часто слышу:
К чему тот попрошаек полк?
Коль этим не обижу,
То, если смогу, расскажу я вам
Про тех, кто подачек ждет:
Один – проситель притворный;
Другой – в трик-траке знает толк;
Третий – лжец придворный;
Четвертый – и вовсе родня шутам,
А пятый глупцом слывет;
Шестой – насмешливо язвит;
Седьмой – одежды меняет;
Восьмой – все господину льстит;
Девятый – службой угождает;
Десятый – со шлюхой вечно,
Забыв жену и дочерей, –
Дают им господа беспечно
Дары по глупости своей
Лишь ради славы средь людей.)

Числовые приамельные шпрухи были частью немецкого фольклора и в XVI–XVII вв. включались в популярные антологии пословиц, загадок, апофтегм, мудрых изречений и крылатых слов, широко распространенные в немецкой литературе той эпохи. Ниже мы приводим подборку подобных шпрухов из нескольких немецких фольклорных собраний эпохи барокко, – двухчастной антологии «Мудрость немцев» („Der Teutschen Weißheit“, 1605) Фридриха Петерса, или Петри (1549–1617), «Собрания изречений или достопамятных сентенций» („Γνωμολογία, seu sententiarum memorabilium“, 1606) Иоганна Бухлера (1570–1640) и анонимного издания «Забавная, однако же поучительная и благонравная, а также дозволенная утеха горожанина» („Ergötzlicher aber Lehr=reich= und sittsamer auch zulässiger Burger=Lust“, 1659):

1.
 
Der Jurist mit seinem Buch/
Der Jud mit seinem gesuch/
Die Fraw mit jhrem weissen Tuch.
Dieselben drey geschirre/
Machen die ganze Welt jrre. [16, I, Bl. Giiij]
 
(Законник с книгой своей,
С клянченьем вечным еврей,
Баба с белым платком до бровей:
Три этих дьявольских средства
Ввергли весь мир в сумасбродство.)
 
2.
 
Ein Kramer der nicht gerne leugt/
Ein Jud/ der niemand betreugt/
Ein Wasser/ das ohn Schaden fleust/
Ein Wolff der kein Schaff zureist/
Vnd ein Wucherer ohn sonder Geld/
Sind fünff Mehrwunder in der Welt. [Ibid., Bl. Xiiij]
 
(Купец, что лживым не бывает,
Жид, что людей не надувает,
Вода, что без вреда течет,
Волк, что овечек не крадет,
И без процентов ростовщик, –
Чудес невиданных пятерик.)
 
3.
 
Ein Orgel/ Glock vnd Wullenbogen/
Vnd böse Kinder vngezogen.
Ein Hur/ ein dür Stockfisches Leib/
Ein Nußbawm vnd ein faules Weib.
Ein Esel der nicht Seck mag tragen/
Die neun thun wenig vngeschlagen. [Ibid., II]
 
(Орган, кампан и прут валяльный,
И дети, что вечно злы и нахальны,
Шлюха и вяленая треска,
Орех и ленивой бабы бока,
Осел, что не может поклажу нести, –
Без битья мало пользы от тех девяти.)
 
4.
 
Fünff Wucher find man/ die seind rein/
Die man Erd Wucher nent gemein.
Fisch/ Honig/ Holtz vnd grünes graß/
Auch Obs je reine speiß was.
Wem Gott dieselben ding günt/
Die Wucher wachsen ohne Sünd. [Ibid., II, Bl. Eeiij]
 
(Пять ростов есть, что не вредны
И нам в плодах земных даны:
Мед, рыба, дерево, трава
И овощи, чем плоть жива.
Кому Господь дарует их, –
Там без греха и рост у них.)

Первые четыре стиха процитированного приамельного шпруха практически дословно повторяют четверостишие из главы 7-й «О ростовщичестве» („Von Wuocher“, ст. 7–10) сборника Фрейданка:

Fünf wuocher die sint reine,
unt lützel mê deheine.
deist vische, honec, holz unde gras:
obz ie reiniu spîse was. [41, S. 27].
 
5.
 
Gott hat drey ding erschaffen/
Den Adel/ Bauren vnd Pfaffen.
Das vierd sind Wucher genand/
Die schenden Burg/ Stett/ Dorf vnd Land. [16, II]
 
(Три вещи создал Господь, –
Попов, крестьян и господ;
А четвертую звать – ростовщик,
И грады, и веси губить он привык.)
 
6.
 
Wer vertrawet eine Wolff auff der Heyd/
Vnd einem Bauren auff seinen Eyd/
Vnd einem Juden auff sein gewissen/
Der wird von allen dreyen beschissen. [46, S. 116]
 
(Кто верит волку на пожне лесной,
И мужику с его божбой,
И в совесть жида и честнóе имя, –
Тот будет обманут всеми троими.)
 
7.
 
Drey ding seindt/ die da Tag vnd Nacht/
Dir hangen an/ der nim wol acht/
Die freud der Welt/ dein eigen Leib/
Der grimme Feindt/ diese von dir treib. [Ibid., S. 214]
 
(Три вещи есть, что ночью и днем
С тобой неразлучны, – подумай о том:
К миру любовь, телесный грех
И злоба врага, – гони их всех.)
 
8.
 
Vier dingen seindt der man gemeinlich/
Ohn massen vberhebet sich/
Zufluß deß reichtumb/ Adel groß/
Viel kunst/ vnd schonheit vbermaß. [Ibid., S. 225]
 
(Четыре вещи есть, что подчас
Гордость без меры вселяют в нас:
Богатство, рождения высота,
Многое знанье и красота.)
 
9.
 
Drey lächerliche dingen sind/
Wen man einen Pfaffen im Harnisch find/
Ein Esel hoch erhaben wol/
Vnd wen ein blinder sehen sol. [Ibid., S. 278]
 
(Три вещи смешные на свете есть:
Коль поп умудрился в доспехи влезть;
Осел, что всячески превознесен, –
И слепой, который смотреть принужден.)
 
10.
 
Vier dingen niemand wider brengen kan/
Drumb die man wol sol legen an/
Jungfrawschafft/ vnd zeit/
Gesprochen wort/ vnd Jungheit. [Ibid., S. 345]
 
(Четыре вещи не вернуть,
О них раченья не забудь:
Времени, невинности,
Слов изреченных, юности.)
 
11.
 
Vier böse Ding in einem Haus.
Drey Ding seynd in eim Haus überlegen/
Der Rauch/ ein bös Weib und der Regen.
Das vierdt beschwert es überaus/
Viel Kinder/ und kein Brod im Haus. [47, S. 202]
 
(Четыре злые вещи в дому.
Три вещи дом доведут до края, –  
Дым, дожди и хозяйка злая;
Четвертой и вовсе не выдержит дом:
Много детей и пустой закром.)
 
12.
 
Stoltze Sachen.
Ein Schneider auf eim Roß/
Ein Hur auf eim Schloß/
Ein Laus im Grind/
Seynd drey stoltze Hofgesind. [Ibid., S. 193]
 
(Гордая челядь.
Портной на жеребце,
И шлюха во дворце,
И в шевелюре вошь, –
Тех трех надменней не найдешь.)

Таким образом, данная традиция насчитывает не одно столетие. В XV веке в имперском городе Нюрнберге жанр приамеля культивировался в творчестве двух авторов – оружейника и городского канонира Ганса Розенплюта по прозванию Шнепперер (ок. 1400 – ок. 1470) и его последователя – врача и цирюльника Ганса Фольца (ок. 1435–1513). Разумеется, и для поэтов нюрнбергской школы числовая форма приамеля отнюдь не была каким-то случайным и неосознанным явлением: об этом свидетельствует количество этих образцов в сборниках средневековой поэзии и других источниках, изданных в XIX веке.

Так, в издании проф. Карла Ойлинга «Сто еще не опубликованных приамелей пятнадцатого столетия» („Hundert noch ungedruckte Priameln des fünfzehnten Jahrhunderts“, 1887) числовых приамелей насчитывается более двух десятков, что составляет почти 25% от всего количества стихотворений в сборнике; иными словами, каждый четвертый приамель в нем – числовой [8, S. 69–97]. Пять образцов этого рода имеются в издании профессора Тюбингенского университета Адальберта фон Келлера (1812–1883) «Старые добрые шванки» („Alte gute Schwänke“, 1847) [48, S. 30–31, 41, 48, 60]. В вышедшем в 1781 году пятом выпуске профессора „Collegium Carolinum“ в Брауншвейге, историка литературы Иоганна Иоахима Эшенбурга (1743–1820) «К истории и литературе: Из сокровищ герцогской библиотеки в Вольфенбюттеле» („Zur Geschichte und Litteratur: Aus den Schätzen der Herzoglichen Bibliothek zu Wolfenbüttel. Fünfter Beytrag von Gotthold Ephraim Lessing und Johann Joachim Eschenburg“, 1781), где, под заглавием «Старонемецкая шутка и мудрость» („Altdeutscher Witz und Verstand“), напечатано сорок два приамеля, также содержится шесть числовых [13, S. 207–208, 210, 213, 216–217, 219, 222].

Во втором издании Эшенбурга «Памятники старонемецкого поэтического искусства» („Denkmäler altdeutscher Dichtkunst“, 1799) также имеется числовой приамель [6, S. 412]. В критическом издании известного немецкого античника и гебраиста, ректора университета г. Штутгарта и прелата католической церкви Фердинанда Векерлина (1764–1836) «Сообщения из истории старонемецкого языка и поэтического искусства» („Beyträge zur Geschichte Altteutscher Sprache und Dichtkunst“, 1811), в подборке из 15 приамелей, есть два числовых [3, S. 62–63, 65]. И даже в сочинении профессоров-германистов Фридриха Генриха фон дер Гагена (1780–1856) из Берлинского университета и Иоганна Густава Бюшинга (1783–1829) из университета Бреслау «Литературные источники к истории немецкой поэзии с древнейших времен по шестнадцатое столетие» („Litterarischer Grundriß zur Geschichte der deutschen Poesie von der ältesten Zeit bis in das sechzehnte Jahrhundert“, 1812), из всего трех опубликованных в нем приамелей, один – числовой [49, S. 412]!

На то, что числовые приамели не были для того времени чем-то выходящим из ряда вон, указывает наличие в творчестве того же Розенплюта и других произведений, в которых также применен числовой метод, – например, длинного «шпруха» („Reimpaargedicht“) или «приамельного рассказа» („Priamelrede“) под названием «О шести врачевателях» („Dy sechs erczt“) [50, S. 1083–1088]. О том, что это произведение написано именно Розенплютом, неопровержимо свидетельствует собственноручный автограф поэта в заключительном стихе: „So hat geticht hanns Rosenplüt“ («Так написал Ганс Розенплют». – нем.) [Ibid., S. 1088].

К сожалению, ни в одном сборнике средневековых приамелей (а их в настоящее время известно не менее полутора десятков [39, S. 308–381]) практически не найти стихотворений, авторство которых было бы заверено автографом. В помещенной ниже подборке числовых приамелей с переводами такой «подписанный автором» пример – всего один. Как говорит в биографической статье о Розенплюте в издании «Немецкие поэты раннего Нового времени (1450–1600). Их жизнь и творчество» („Deutsche Dichter der frühen Neuzeit (1450–1600). Ihr Leben und Werk“, 1993) немецко-американская филолог-германист из Йельского университета Ингеборг Глиер (1934–2017), поэт «не оставил после себя ни одного авторского собрания, т. е. ни одной рукописи, которая содержала бы только его сочинения… Он не заботился о распространении своих произведений и творил в эпоху, в которую вообще не принято было упоминать в произведении имени автора. Это касалось, прежде всего, приамелей и фастнахтшпилей» [51, S. 73]. Таким образом, современные специалисты-текстологи могут определить принадлежность тех или иных произведений, в основном, по специфической индивидуальной манере и особенностям поэтического языка.

Числовые приамели немецких поэтов XIV–XVI веков, сообразно с их тематикой, условно делятся на три категории: фольклорные, наставительные и духовные. К фольклорным относятся по большей части приамели сатирического и социально-критического содержания, нравоописательные и шуточные образцы. К наставительным – стихи серьезного, философского характера, сообщающие некие житейские истины или этические нормы. И наконец, к категории духовных принадлежат приамели на религиозную и церковную тематику, а также стихотворения апологетического характера.

По своей внутренней структуре немецкие числовые приамели также неоднородны. Наиболее типичными являются те из них, у которых жанроопределяющее числительное стоит уже в начале стихотворения или даже в его заглавии, – и затем последовательно, по пунктам, раскрывается в тексте. Есть и другой вид числовых приамелей – это те, в которых числительное имеет подытоживающий характер и помещается в заключительном стихе (стихах). И, наконец, в приамелях третьего типа числительное стоит в заглавии или в начале и затем повторно дублируется в конце.

Приамели первого типа являются безусловно преобладающими и, благодаря числительному в начале стихотворного текста, обнаруживают некоторое формальное сходство с вышеприведенными библейскими «числовыми притчами». Приамелей второго вида в сборниках встречается на порядок меньше, нежели первого, – но, по причине подытоживающего числительного в заключении, они в каком-то смысле схожи с санскритскими строфами-шлоками. Приамели третьего типа встречаются довольно редко. Однако при этом все они, – и первые, и вторые, и третьи, – представляют собой чисто немецкий уникальный поэтический феномен.

Summa: в настоящей статье мы сделали попытку провести краткое и поверхностное исследование некой, хотя и не слишком распространенной и до сих пор не изученной, но объективно существующей поэтической традиции мировой литературы, – традиции так называемых «числовых» стихотворений. Эта традиция находит свое воплощение, в частности, в немецких эпиграммах эпохи барокко, библейских числовых притчах, санскритских шлоках и немецких средневековых приамелях. Разделение стихотворного текста на пропорциональные пронумерованные элементы во всех названных случаях является проявлением логико-риторического характера рассмотренных произведений. Эта их особенность, по-видимому, и является тем единственным признаком, который объединяет все эти в остальном совершенно разные и принципиально несопоставимые роды литературы.
 

ПРИЛОЖЕНИЕ:

НЕМЕЦКИЕ ЧИСЛОВЫЕ ПРИАМЕЛИ

I. Духовные

1.
 
Wy ein mensch enpfint ob er sey gottes kint.
Vier zeichen der mensch enpfint,
Ob er sei warlich gottes kint:
Das erst, denk fur und hinderwerz,
Und ob er hab ein fridlich herz;
Das ander, das er sich gar eben hut,
Das er hab ein andechtig gemut;
Das drit, das er mit scham beschutz
Fur arkwan sein leib und antlutz;
Das viert, gut geper und siten, bedeuten
Im selbs und auch andern leuten. [8, S. 89]
 
(Как узнать не шутя, что ты – Божье дитя.
Четыре признака есть, не шутя,
У того, кто вправду Божье дитя.
Первый – на жизнь свою погляди:
Мирное ль сердце в твоей груди?
Второй – храни себя, не греша,
Чтоб благоговейна была душа.
Третий – лицо и тело стыд
От подозрений пусть защитит.
Четвертый – милостью с нравоученьем
Других людей одаряй спасеньем.)
 
2.
 
Vier dink sein gar cleglich
Und allen menschen gar schedlich:
An nütz verzern des leibes macht,
Die zeit verließen tag und nacht,
Gotz gnad versaumen an clag
Und die sunt meren alle tag. [Ibid., S. 97]
 
(Четыре вещи плачевны
И людям вред чинят душевный:
Без пользы силы расточать,
Дни жизни попусту терять,
Господню милость упустить
И день за днем грехи растить.)
 
3.
 
Drew ding halten den menschen zü guten werken.
Nun solt ir dreu ding hie merken,
Die halten den menschen in guten werken:
Lieb got und forcht der ewigen hel,
Ger ewiger freud fur ungefel.
Darnach ich euch drei dink erzel,
Das sein die kreft der sel:
Ein rechte vernunfft, das ist die erst,
Ein rechte gedechtnus, das ist das herst,
Ein rechten willen, die ist die drit,
Die da wannen der sele mit. [Ibid., S. 81]
 
(Три вещи, которые побуждают к добрым делам.
Три вещи есть, как замечают,
Которые к добрым делам побуждают:
К Богу любовь, преисподней страх
И вечная радость о горьких судьбах.
Три вещи еще назову я вам,
Что укрепляют душу нам:
Верный рассудок – это раз,
Верная память – то два тотчас,
И верная воля – вот три подряд,
Что вкупе с душой воспарят.)
 
4.
 
Kein totsünt wart nye so clein getan,
Jr hangen funf stück hinden an:
Das erst, das sich der himel beslewst
Als snell, als ein dorner stral schewst;
Das ander, daz dy sel nimer teilhaftig ist,
Was alle cristenheit singt oder list;
Das drit, daz ablischt all lieb vnd begir,
Dy got, ir schopfer, hat gehabt zu ir;
Das viert, daz alles ab ist gestorben,
Das got am kreucz ir hat erworben;
Das funft, das all hellisch feint zu draben
Vnt furpas gewalt uber dy sele haben,
Sy hin furen in dy ewige hicz vnd frost.
Darumb ist sünt wol ein versalczne kost. [39, S. 105]
 
(Не бывает мал смертный грех никакой,
От него пять вещей случатся с тобой:
Одна – небеса заключатся вмиг
Быстрей, чем блистает молнии блик;
Другая – душа твоя отлучена
От всего, чем жизнь христиан полна;
Третья – сотрется, словно мел,
Любовь, что Создатель к тебе имел;
Четвертая – что все то умирает,
Что Бог на кресте для тебя обретает;
Пятая – то, что у адской пасти
Отныне душа твоя будет во власти
В зной вечный иль холод ее заключить…
С пересоленной пищей грех можно сравнить.)
 
5.
 
Wer sicher zu gotz tisch get.
Welcher mensch zu gotz tisch get
Und fünf stück in seim hertzen verstet:
Das erst, das er got lieber hat
Dann alles, das der himel umbgat;
Das ander, das er allen sein veinden hat vergeben,
Das menschen gar lank am hertzen will kleben;
Das drit, daz er fürpas all sünd woll flihen,
Sam wolt man im sein haut abzihen;
Das vierd, daz er solch rew würd gewinnen,
Das im die zeher die packen ab würden rinnen;
Das fünft, wann im all leibslust werden pittern:
Wan die fünf weter in sein hertz wittern,
So er daz heilig sacrament hat enpfangen:
Der mensch ist recht cristlich zu gotz tisch gegangen. [40, S. 522]
 
(Кто воссядет за Божьей Трапезой.
Тот, кто к Трапезе Божьей идет,
Должен пять вещей понимать наперед:
Первая – то, что он Богу милей
Всего, что под небом есть на земле;
Вторая – что врагам он своим простит без спора
Все то, что в душе остывает не скоро;
Третья – он все грехи свои оставляет,
И пусть там с него хоть кожу сдирают;
Четвертая – кается пусть всей душою
Так, что и щеки свои омоет слезою;
Пятая – пусть все плотское забудет:
Когда он те пять в своем сердце добудет,
То, значит, во благо он причастился
И к Трапезе Божьей по праву стремился.)
 

II. Наставительные

1.
 
Von funff Stücken dj gar gut sein.
Funf stuck sein aus der massen gut;
Wol dem selben, der jm recht tut:
Das erst ist zeit verliessen selten;
Das ander, freuntschafft wider gelten;
Das drit, in leiden hat guten mut;
Das viert, den lieb hat, der jm leit tut;
Das funft, der gedult hat in schmacheit:
Secht, das heis ich alles ein hubschheit. [8, S. 97]
 
(О пяти вещах, которые весьма хороши.
Из многих вещей есть добрых пять, –
Благ, кто может так поступать:
Первая – мудрое времени провожденье;
Вторая – за дружбу вознагражденье;
Третья – мужество в скорби иметь;
Четвертая – любить и терпеть;
Пятая – стойко бесчестье сносить:
Все эти вещи стоит ценить.)
 
2.
 
Wie die tochter sechs ding sollen besorgen.
Sechs dink die tochter sollen besorgen:
Vater und mutter, nacht und morgen,
Als hoffhart, dorheit und leichtfertigkeit,
Lang aufhalten pringt der junkfrau leit;
Wan das gesetzt spricht nemlich:
Verzihen das zeucht schaden an sich. [Ibid., S. 81–82]
 
(Как дочки должны заботиться о шести вещах.
Шесть вещей должна помнить дочь:
Мать и отца, утро и ночь;
Что доверчивость, глупость и самомненье
Многим девицам сулят мученья,
И справедливо закон гласит,
Что избалованность всем вредит.)
 
3.
 
Nach dreyen dingen wurt man schwach,
das ist ain alte war sag:
das erst, wan man hat gebadt,
das mach die glider schwach vnd madt;
das ander ist von großem zorn,
so hat der mensch vil craft verlorn;
das dritt, wan man bey frawen leit,
dasselbig auch groß schwachhait geit.
nach baden sol man kelten fliehen,
so thut sich crafft wider ein ziehen;
nach großem zorn soll man fraid suchen,
das steet geschriben in artzt buchen;
wer dan schlaift nach dem werck der frawen,
der hat die schwachhait all wider abgehawen. [48, S. 30]
 
(Три вещи нас лишают сил, –
То в старину мудрец открыл:
Одна – когда нас баня ждет,
Что в изнуренье приведет;
Другая – гнев, что помрачит
И многой силы нас лишит;
А третья – ласки милых дам,
Сулящие бессилье нам.
Кто после бань не охладятся,
К тем вновь их силы возвратятся;
Ищи отрад, кто гневом дышит, –
Так в медицинских книгах пишут;
Кто после женских дел проспится,
Тот и с бессилием своим снова распростится.)
 
4.
 
Nach dreyen dingen wurt man starck,
das findt man in der weißhait sargk:
das erst, wan ainer bezalt all sein schuld
vnd gewint seiner gelter gunst vnd huld;
das ander, wan ainen den hunger hat besessen,
darnach er gnug hat truncken vnd gessen;
das drit, wan ainer recht hat gebeicht,
dauon vil schwachait von jm weicht.
die drei burd drucken mangen kranck,
das jm ain jar wurt zwayer lang.
wer die drey lest von jm legt,
der hat so uil schwacheit verzert,
das er wirt stercker, dan vor seiner zwien,
wenn er on schuld vnd on sund wurt gien. [Ibid., S. 31]
 
(Дают три вещи силу нам,
Как то открыто мудрецам:
Одна – коль грехи свои все избыть,
И милость бесценную тем заслужить;
Другая – коль кто-то безумен от голода был, –
А после того ел вдоволь и пил;
Третья – коль исповедь честной была,
И слабость тотчас же прошла.
Три этих бремени ввергнут в недуг,
И год покажется дольше двух.
Кто эти три от себя удалит, –
Тот столько слабости истребит,
Что станет сильней оттого вдвойне,
От вин и грехов свободен вполне.)
 
5.
 
Die dingk kan nymant wern.
Sehen, hören, vnd wünschen vmbsunst,
Gedenken, weyßheyt vnd leren, kunst,
Frum gen got vnd messigkeit,
Warheyt, zucht, vnd trew arbeyt,
Vnd frum elent die got kindern pern,
Dye viertzehn dingk kan nymant wern. [13, S. 219]
 
(То, чего никто не может запретить.
Зрение, слух, желанья и чувства,
Память, мудрость, ученье, искусство,
Благочестивость и воздержанье,
Истина, честный труд, воспитанье
И праведность, – Божии судьбы сносить, –
Вот четырнадцать, коих нельзя запретить.)
 
6.
 
Die sechs ding gehoren dem adel zu.
Sechs dink die sein ganz an dadel
Und die gehoren alle zu dem adel:
Parmherzigkeit und gottes forcht
Und miltigkeit, wer die worcht,
Demutig, warhafft und schlecht
Und lieb haben das gotlich recht. [8, S. 81]
 
(Шесть вещей, подобающих благородным.
Есть шесть вещей, что осуждают, –
Но тех, что благородным подобают:
Добросердечье, и Божий страх,
И милосердье во всех делах,
Правдивость, скромность, нрав простой
И Божья правда над собой.)
 
7.
 
Ein richter, der da richtet recht,
Dem armen als reichen, und niemand verschmächt;
Und ein kaufmann der niemand äfft
Zu aller zeit mit seinem geschäft;
Und ein getreuer frommer handwerksmann,
Der gern arbeitet, und das wol kann;
Und ein bauersmann, der sich anders nicht nährt,
Denn, das er mit dem pflug aus der erden erert,
Damit ihm seine nahrung wird sauer und bitter:
Die vier trügen viel billiger gold, denn ein böser ritter. [49, S. 412]
 
(Судья, что ко всем справедлив,
С богатым и с бедным равно неспесив;
И купец, что правдив во всем
И во всякое время в деле своем;
И честный, надежный мастеровой,
Что рад работать и труд знает свой;
И крестьянин, что кормится лишь одним –
Тем, что пашет он землю плугом своим,
Отчего его хлеб вечно кисло-соленый:
Эти четверо злата достойней, чем рыцарь холеный.)
 
8.
 
Mit XXII stucken sol man nit vil scherzen.
Zwai und zwainzig stuck merk wol,
Darmit man nit vil scherzen sol:
Got, heiligen, der glaub, alt greis,
Das aug, der magtum, der narr, der weis,
Mit junkfrau, kindlein, glesser und pfaffen,
Scharsach, nadel, igel und affen;
Und wer vil hoher thurn wil climmen
Und wil in tieffen wassern schwimen,
Laßeisen, rohair und prennend kerzen,
Wer mit den dingen vil wil scherzen
Und von eim zeitigen dreck wil krehen:
Der mag die schanz leicht ubersehen,
Das jm mißlinget an gefer,
Spricht Hanns von Wurms palbirer. [8, S. 83]
 
(С 22 вещами не следует много шутить.
Двадцать две вещи себе заметь,
Шутить с которыми лучше не сметь:
Бог, святые, вера, отец,
Око, родство, дурак, мудрец;
Дева, стекольщик, поп и сынишка,
Бритва, иголка, еж и мартышка;
И с тем, кто на вышку хочет взобраться,
И с тем, кто в омуте хочет купаться;
С дикарем, ланцетом, горящими свечами, –
Кто вздумает с теми шутить вещами,
Да про дрянную жизнь раскричится,
Тот может шансов легко лишиться
На всякое счастье в жизни своей:
Так Ганс из Вормса сказал, брадобрей.)
 
9.
 
Burgschafft, damit man manchen verderbt,
dauon groß schaden vnd veintschaft erbt,
vnd drunckenhait, dauon man schwacht,
die oft ain man zu aim narren macht,
vnd groß lug in vngenoter ding
jungfrawen schwecht, das manger wigt gering,
vnd spil, darob man spilt vnnd schwert
vnd auch dabey vmb die meuler bert,
vnd bosi weyber, die mit lieb nit weiter langen,
dan vff die seiten, da die daschen anhangen,
vnd bose geselschafft, die mangem verfurt,
das ainer zu aim schwengel in ain veldglocken wurt,
welcher jung man nach eren will ringen,
der hüt sich allzeit vor disen siben dingen. [48, S. 41]
 
(Порука, что многим приносит вред,
От которой столько убытков и бед;
И попойка, от коей слабеют всегда,
Что обратит любого в шута;
И ложь большая в малых делах,
Что девиц позорит в чужих глазах;
И игра, где вечно бранят и клянут,
А иногда и морду набьют;
И бабы дурные, что любят и нежат,
Пока кошелек на боку не срежут;
И скверное общество, что развратит –
И в висельного колокола язык превратит:
Коль юнец свою честь охраняет, –
Пусть от тех семи пагуб себя сохраняет.)
 

III. Фольклорные

1.
 
Anderthalb Dutzend.
Wenn man tut zusammenklauben
Sechs Poeten mit jhren Dauben,
Sechs Organisten mit jhren Mucken,
Sechs Komponisten mit jhren Stucken,
Vnd tut sie setzen auf einen Karren,
So fährt man anderthalb Dutzend Narren. [52, S. 4]
 
(Полторы дюжины.
Если когда-нибудь соберут
Шесть поэтов с их бреднями тут,
Шесть органистов и все их гримасы,
Шесть композиторов и их прибамбасы,
И всех на телегу одну поместят, –
То полторы дюжины дурней помчат.)
 
2.
 
Ein sünder, der in sein sünden verzagt;
Und ein priester, der aus der peicht sagt;
Und ein mülner, der do felschlich mizt;
Und einer, der an der unee sitzt;
Und einer, der frevelich im pann leit
Umb rechte sach, und nichtz darumb geit;
Und ein richter, der eim armen daz recht verkürzt
Und im ein hütlein darüber stürzt;
Und ein herr, der new zöll stifft,
Domit er lant und leut vergifft:
Varn die siben zu himel an der engel schar,
So fert ie ein frummer karteuser auch dar. [40, S. 529]
 
(Грешник, что о грехах своих молчит,
И поп, что исповеди не хранит,
И мельник, обвешивающий всех,
И тот, кто со шлюхой впадает в грех,
И тот, кто от церкви был отлучен
За дело, и пеню не платит он,
И судья, что бедного судит вкривь,
Несправедливость свою сокрыв,
И князь, что новый вводит налог,
К стране и людям своим жесток:
Коль те семь пойдут на небо в ангельский лик, –
Там будет и картезианец велик.)
 
3.
 
Ein böhmisch Mönch und schwäbisch Nonn,
Ablaß den die Karthäuser hon,
ein polnisch Brück und wendisch Treu,
Hühner zu stehlen Zigeuner Reu,
der Welschen Andacht, Spanier Eid,
der Deutschen Fasten, köllnisch Maid,
eine schöne Tochter ungezogen,
ein roter Bart und Erlenbogen,
Für diese dreizehn noch so viel,
giebt Niemand gern ein Pappenstiel. [53, S. 268]
 
(Монашка-швабка и схимник-чех,
Отпущенье грехов – картезианцам смех,
Польский мост и честность славян,
В хищенье кур покаянье цыган,
Итальянская святость, испанский зарок,
Немецкий пост, кёльнских дев поясок,
Прекрасная дочь, что скора на грехи,
Рыжая борода и лук из ольхи, –
За эти тринадцать и сверх того
Никто не даст и гроша одного.)
 
4.
 
Wer ungeschaut in secken kauft
Und sich mit einem toren rauft
Und porgt ungewissen auf ir sag:
Der singt ein lied, heist maria clag;
Und traut dem wolf auf der heid
Und den pauren auf den eit,
Munchen und pfaffen auf ir gewissen:
Der wirt von disen siben beschissen. [8, S. 51]
 
(Кто покупает мешок с котом,
И лезет в драку с дураком,
И проходимцам в долг дает,
О бедной Марии песню поет,
И верит волку на пожне лесной,
И мужику с его божбой,
На совесть монахов, попов уповает, –
От тех семерых посрамлен бывает.)
 
5.
 
Vier dingen ist die weyl nit lanck.
Ein prister, der ob dem alter stet,
Wenn man ser zu dem opfer get;
Und ein kromer, der do fail hat grosse hab,
So man im sie ser kauffet ab;
Und ein vischer der swer reusen hebt,
Daran er wol gewin enzebt;
Und ein fauler liegen pei dem ofen auf der pank:
Den viern ist die weil gar selten lank. [Ibid., S. 53–54]
 
(Четыре вещи, коих срок недолог.
Священник, что близ алтаря стоит,
Покуда к жертве народ спешит;
И торговец, разбогатевший впрок,
Коль опустошают его лоток;
И рыбак, что тяжкие верши несет,
От коих прибыль ему идет;
И на лавке у печки лежащий лентяй, –
Четверых этих срок недолог, знай.)
 
6.
 
Wenn man einen einfeltigen betreugt,
Vnd das man auff ein frommen leugt,
Vnd peintschafft zwischen eleuten macht,
Der dreyer arbeit der tewfel lacht. [13, S. 222]
 
(Когда простака одурачат тут,
И добродетельного оболгут,
И верных супругов враждой разлучат, –
Три дела таких сатану веселят.)
 
7.
 
Wie man sibnerley person gern pei einander wolt sehen.
Ein spiler der alle spil wol kan,
Vnd xxx jar hat gespilt vnd kein fluch hat tan,
Vnd ein wiert der albeg zu ist kumen,
Vnd kein gast nye hat vbernumen,
Vnd ein kauffman der alzeit war seit,
Vnd ein schneider der all fleck wider geit,
Vnd ein weber den man helt für ein alten,
Der nye kein jaren hat behalten,
Vnd ein mulner der zu seinen tagen ist kumen,
Vnd nye die mitz zu voll hat genumen,
Vnd ein jud der hat ein graen part,
Der nie kein christen feindt ward,
Die siben wolt ich lieber peyeinander sehen,
Den ein schneyder an einer alten hosen nehen. [Ibid., S. 207–208]
 
(Когда семерых охотно видят вместе.
Игрок, что во всякие игры играл –
И за тридцать лет никому проклятий не слал;
И хозяин, всяк день гостей принимавший
И дверей ни пред кем не закрывавший;
И торговец, который правдив во все дни;
И портной, что ставит заплаты одни;
И ткач, что у всех стариком зовется –
Но и нитки одной не украл, как ведется;
И мельник, что годы свои исполнил, –
Но меры ни разу не переполнил;
И старый еврей с бородою седой,
Что вовек христиан не обидел враждой:
Мне тех семерых видеть вместе отрадней бывает,
Чем портного, что ветошь худую латает.)
 
8.
 
Ain kramer der nit leugt
vnd ein Abotecker der nieman betreugt
vnd ain Jud der allen besuch leßt faren
damit er sein sel wil bewaren
vnnd ain pfarrer der sich des opfers wert
vnd maint got hab im sunst gnug beschert
vnd ain tumherr der sich in ain stock ließ quelen
Eehe er sich zu ainem bischoff lies welen
vnd ain Richter der Ehe vmb ain guldt kem
dan das er zwen zu hantsalb nem
vnd ain herr der alle zoll abthun hieß
Ee er einen Rauber in seinem land ließ
die siben wolt ich lieber bey ainander finden
dan ainen metzler an ainer kwe sehen schinden. [3, S. 65]
 
(Купец, что не лжет никогда;
И добрый аптекарь, что честен всегда;
И еврей, что любые дела затевает,
Коими он свою душу спасает;
И поп, что даяний людских не берет,
Ибо мнит, что Бог ему вдоволь дает;
И каноник, что к мукам себя приневолит, –
Но епископом сделать себя не позволит;
И судья, что за гульден будет судить, –
Но двумя себя не даст подкупить;
И князь, что налоги отменит скорей,
Чем грабителя стерпит в земле своей, –
Мне тех семерых видеть вместе приятней бывает,
Чем мясника, что шкуры с коров обдирает.)
 
9.
 
Berliner Kind,
Spandauer Rind,
Charlottenburger Pferd
Sind alle drei nichts wert. [10, S. 274]
 
(Берлинский сосунок,
Шпандауский телок,
Шарлоттенбургский конь, –
Тех трех дрянных не тронь.)
 

БИБЛИОГРАФИЯ

1.   Träger, Claus (Hg.). Wörterbuch der Literaturwissenschaft. Leipzig 1986.

2.   Wackernagel, Wilhelm. Poetik, Rhetorik und Stilistik. Halle 1873.  

3.   Weckherlin, [Carl Christian] Ferdinand. Beyträge zur Geschichte Altteutscher Sprache und Dichtkunst. Stuttgart 1811.

4.   Dicke, Gerd. Priamel // Müller, Jan-Dirk (Hg.). Reallexikon der deutschen Literaturwissenschaft. Bd. III. Berlin – New York 2003. S. 157–159.

5.   Wilpert, Gero von. Sachwörterbuch der Literatur. Stuttgart 1989.

6.   Eschenburg, Johann Joachim (Hg.). Denkmäler altdeutscher Dichtkunst. Bremen 1799.

7.   Scherer, Wilhelm. Deutsche Studien. Bd. I: Spervogel. Wien 1870.

8.   Euling, Karl (Hg.). Hundert noch ungedruckte Priameln des fünfzehnten Jahrhunderts. Paderborn und Münster 1887.

9.   Kurz, Heinrich. Geschichte der deutschen Literatur mit ausgewählten Stücken aus den Werken der vorzüglichsten Schriftsteller. Bd. 1. Leipzig 1853.

10.  Dietze, Walter. Abriß einer Geschichte des deutschen Epigramms // Dietze, Walter. Erbe und Gegenwart. Berlin und Weimar 1972. S. 247–391.

11.  Grimm, Jacob; Grimm, Wilhelm. Deutsches Wörterbuch von Jacob Grimm und Wilhelm Grimm (DWb). Bearbeitet von Matthias von Lexer. Bd. VII. Leipzig 1889.

12. Metzler Literatur Lexikon. Begriffe und Definitionen. Zweite, überarbeitete Auflage. Hrsg. von Günter und Irmgard Schweikle. Stuttgart 1990.

13.  Eschenburg, Johann Joachim (Hg.). Zur Geschichte und Litteratur: Aus den Schätzen der Herzoglichen Bibliothek zu Wolfenbüttel. Fünfter Beytrag von Gotthold Ephraim Lessing und Johann Joachim Eschenburg. Braunschweig 1781.

14.  Logau, Friedrich von. Salomons von Golaw Deutscher Sinn=Getichte Drey Tausend. Cum Gratiâ & Privilegio Sac. Cæs. Majestatis. Breßlaw/ Jn Verlegung Caspar Kloßmanns/ Gedruckt in der Baumannischen Druckerey durch Gottfried Gründern [1654]. (I–III).

15.  Denker, Heinrich. Ein Beitrag zur litterarischen Würdigung Friedrichs von Logau. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwürde der hohen philosophischen Fakultät der Georg-Augusts-Universität vorgelegt von Heinrich Denker aus Clausthal. Hildesheim 1889.

16.  Petri, Friedrich. Der Teutschen Weißheit/ Das ist: Außerlesen kurtze/ sinnreiche/ lehrhaffte vnd sittige Sprüche vnd Sprichwörter in schönen Reimen oder schlecht ohn Reim/ von allerley Geistlichem vnd Weltlichem Wesen vnd Handel des gantzen Menschlichen Lebens/ wie man sie im gemeinen Brauch hat/ oder in gelehrter Leut Büchern findet. Lustig vnd nützlich zu lesen. Allen Weisen vnd Teutschen zu Ehren in Druck gegeben. Durch M. Fridericum Petri Senioren vnd Pastoren zu Braunschweig. Hamburg/ Gedruckt bey Philipp von Ohr/ Jm Jahr Christi. M. D. C. V. [1605].

17.  Owen, John. Epigrammatum Ioannis Oweni, Cambro-Britanni Oxoniensis, Editio Postrema correctissima posthumis qvibusdam adaucta & instructa Gemino Indice, Addita sunt in fine Exercitia Memoriæ Poetica, In usum adolescentiæ alicunde collecta. Vratislaviæ, Sumtibus Joh. Adam. Kästneri, M. DC. LXXX (1680).

18.  Heidfeld, Johann. Octavum renata, renovata ac longe ornatius etiam, quam unquam antea, exculta Sphinx theologico-philosophica, promens ac proponens pia, erudita, arguta ac festiva ænigmata sive scrupos ex variis et quam plurimis tum sacris, tum profanis authoribus sedulo comportatos etc. Authore Johanne Heidfeldio, ecclesiaste Ebersbachiano. Herborn 1621.

19.  Weckherlin, Georg Rodolf. Georg-Rodolf Weckherlins Gaistliche vnd Weltliche Gedichte. Amsterdam/ Bey Jan Jansson. 1648.

20.  Abschatz, Hanns Aßmann Freyherr von. Herrn Hanns Aßmanns Freyherrn von Abschatz Poetische Ubersetzungen und Gedichte. Leipzig und Breßlau/ bey Christian Bauch/ Buchhändl. Anno M DCC IV (1704).

21.  Лопухин А. П. Библейская история Ветхого Завета. Репр. изд. 1887 г. Монреаль, 1986.

22. Толковая Библия, или комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Под ред. А. П. Лопухина. Т. 4. СПб., 1907.

23.  Аверинцев С. С. Жанр как абстракция и жанры как реальность // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. С. 191–219.

24.  Мень А. Библиологический словарь. Т. I. М., 2002.

25.  Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию // Ломоносов М. В. Сочинения. М., 1957. С. 242–417.

26.  Kugel, James L. The Idea of biblical Poetry: Parallelism and its history. New Haven and London, 1981.

27.  Herder, Johann Gottfried. Zerstreute Blätter von J. H. Herder. Fünfte Sammlung. Gotha 1793.

28.  Bergmann, Frédéric-Guillaume. La priamèle dans les différentes litteratures anciennes et modernes. Strasbourg et Colmar 1868.

29.  Пушкин А. С. Евгений Онегин // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 5. М.–Л., 1950. С. 5–213.

30. Хитопадеша, или полезные наставления. Индийские притчи. М.–Х., 2000.

31.  Uhl, Wilhelm. Die deutsche Priamel, ihre Entstehung und Ausbildung. Leipzig 1897.

32.  Herder, Johann Gottfried. Gedanken einiger Brahmanen // Müller, Johann von (Hg.). Johann Gottfried von Herder Blumenlese aus morgenländischen Dichtern [Johann Gottfried von Herder’s Sämmtliche Werke. Zur schönen Literatur und Kunst. Neunter Theil.] Tübingen 1807. S. 167–182.

33.  Бхартрихари. Шатакатраям. Пер. с санскрита И. Д. Серебрякова. М., 1979.

34.  Серебряков И. Д. Поэтика «Шатакатраям» // Бхартрихари. Шатакатраям. М., 1979. С. 31–44.

35.  Булич С. Шлока // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXXIXА. СПб., 1903. С. 711.

36.  Серебряков И. Д. «Шатакатраям» и «Нитишатака» // Бхартрихари. Шатакатраям. М., 1979. С. 13–21.

37.  Bohlen, Peter von (Hg.). Die Sprüche des Bhartriharis. Aus dem Sanskrit metrisch übertragen von P. v. Bohlen, Professor der orientalischen Sprachen in Königsberg. Hamburg 1835.

38. Эолова арфа. Антология баллады. Сост. А. А. Гугнин. М., 1989.

39.  Kiepe, Hansjürgen. Die Nürnberger Priameldichtung: Untersuchungen zu Hans Rosenplüt und zum Schreib- und Druckwesen im 15. Jahrhundert. München u. Zürich 1984.

40.  Euling, Karl. Das Priamel bis Hans Rosenplüt. Studien zur Volkspoesie. Breslau 1905.

41. Vridankes Bescheidenheit. Hrsg. von Wilhelm Grimm. Göttingen in der Dieterich’sche Buchhandlung. 1834.

42. Große Heidelberger Liederhandschrift. Zürich, ca. 1300.

43.  Bartsch, Karl (Hg.). Deutsche Liederdichter des zwölften bis vierzehnten Jahrhunderts. Eine Auswahl von Karl Bartsch. Leipzig 1864.

44.  Morhof, Daniel Georg. Daniel Georg Morhofens Unterricht von der Teutschen Sprache und Poesie/ Deren Ursprung/ Fortgang und Lehrsätzen/ Sampt dessen Teutschen Gedichten/ Jetzo von neuem vermehret und berbessert/ und nach deß Seel. Autoris eigenem Exemplare übersehen/ zum andern mahle/ Von den Erben/ herauß gegeben. Lübeck und Franckfurt/ Jn Verlegung Johann Wiedemeyers/ M. DCC [1700].

45.  Hagen, Friedrich Heinrich von der. Minnesinger: Deutsche Liederdichter des zwölften, dreizehnten und vierzehnten Jahrhunderts, aus allen bekannten Handschriften und früheren Drucken gesammelt und berichtigt, mit den Lesarten derselben, Geschichte des Lebens der Dichter und ihrer Werke, Sangweisen der Lieder, Reimverzeichnis der Anfänge, und Abbildungen sämmtlicher Handschriften, von Friedrich Heinrich von der Hagen. Erster Theil. Leipzig 1838.

46.  Buchler, Johann. Γνωμολογία, Seu Sententiarum Memorabilium, Cum Primis Germanicæ, Gallicæque Linguæ, breuis & aperta, Latino carmine, inspersis rhythmis festiuissimis, facta descriptio, per Iohannem Buchlerum a Gladbach, Iurisdictionis Wicradanæ Præfectum. Præter &Aelig;nigmata Partim sacra, partim profana, eaque per quam venusta, acceßit opera eiusdem tractatus de Anno, & eius partibus, cum Kalendario perpetuo, lectu, cognituque dignißimus. Editio tertia ab auctore recognita, & locupletata. Moguntiæ, Sumptibus Bernardi Gualtheri Bibl. Colon. Excudebat Ioannes Volmari. Anno M. DC. XIV [1614].

47. Ergötzlicher aber Lehr=reich= und sittsamer auch zulässiger Burger=Lust/ Bestehend Jn sehr lustigen Begebenheiten/ woll=possirlichen Historien/ gar annehmlichen Gesprächen und Erzehlungen: Mit vielen merckwürdigen Sprüchen neu=üblichen Gedichten/ scharf=sinnigen Schertz=Fragen und Antworten/ etc.

48.  Keller, Adelbert von (Hg.). Alte gute Schwänke. Leipzig 1847.

49.  Hagen, Friedrich Heinrich von der; Büsching, Johann Gustav. Litterarischer Grundriß zur Geschichte der deutschen Poesie von der ältesten Zeit bis in das sechzehnte Jahrhundert. Berlin 1812.

50.  Keller, Adelbert von. Fastnachtspiele aus dem fünfzehnten Jahrhundert. Bd. 3. Stuttgart 1853. (Bibliothek des Litterarischen Vereins in Stuttgart. XXX).

51.  Glier, Ingeborg. Hans Rosenplüt // Füssel, Stephan (Hg.). Deutsche Dichter der frühen Neuzeit (1450–1600). Ihr Leben und Werk. Berlin 1993. S. 71–82.

52.  Haek, David (Hg.). Deutsche Sinngedichte. Eine Auswahl deutscher Epigramme und Spruchgedichte von der Reformationszeit bis zur Gegenwart. Halle 1886.

53.  Vilmar, August Friedrich Christian. Geschichte der deutschen National-Literatur. 15. Auflage. Marburg und Leipzig 1873.