Приглашаем посетить сайт
Отели (hotels.otpusk-info.ru)

Новожилов М.А.: Русские переводы немецких приамелей XIV–XV вв.

Перейти в раздел: Новожилов М.А.
Филологические работы

М. А. Новожилов.

РУССКИЕ ПЕРЕВОДЫ НЕМЕЦКИХ ПРИАМЕЛЕЙ XIV–XV ВВ.

© Новожилов М. А., 2020 г.
 

Аннотация

В статье рассматриваются русские переводы образцов средневекового поэтического жанра приамеля, бытующего в немецкой фольклорной традиции.

The article examines Russian translations of samples of the medieval poetic genre of the priamel, which exists in the German folklore tradition.

Ключевые слова: поэзия, средневековый, приамель, перевод, Асар Эппель, Нина Гучинская, Ганс Розенплют.

Keywords: poetry, medieval, priamel, translation, Asar Eppel, Nina Guchinskaya, Hans Rosenplüt.
 

Примечание

В оригиналах средневековых немецких приамелей, цитируемых в настоящей работе, сохранена аутентичная орфография источников. Переводы, принадлежность которых не указана, выполнены автором статьи.
 

1. О жанре приамеля

Под термином «приамель» (Priamel) подразумевается известная с XII века, обладающая характерными свойствами народной поэзии и родственная литературной эпиграмме краткая стихотворная форма «перечисления с заключением» („Beispielreihung mit Schlußpointe“) [1, S. 709]. Согласно определению, приведенному в «Метцлеровом литературном лексиконе», «приамель (лат. praeambulum: „введение; предисловие“) – монострофическое, метрически весьма свободное, по большей части парно зарифмованное стихотворное изречение, в котором вначале излагается ряд следующих друг за другом вещей, действий или событий, для того чтобы придать им неожиданное обобщение в остроумном заключении» [2, S. 363]:

Nebel, übrige Kalt und heisse Glut/
Taubenmist und auch ihr Brut/
Winpran stechen und Augen reiben/
So Blattern und Roth darinn thut bleiben/
Gestöber/ Blitz/ Sunn und auch Rauch/
Groß Trünk/ Zwiffel und Knoblauch/
Weisser Schnee und auch heisse Bad:
Die Ding seyn all den Augen schad. [3, S. 667]
 
(Туман, суровый мороз и жара,
Голубиный помет и злые ветра,
Крепкий бренди и век сонных тренье
До волдырей и потери зренья,
Сугробы, молнии, солнце и дым,
Пьянство, чеснок и лук вместе с ним,
Горячая ванна и снежный вид, –
Все это сильно глазам вредит.)

Размеры приамелей различны, но по большей части их длина не превышает 8–16 стихов. По характеру своего содержания приамели изначально принадлежали к словесности низкого стиля, считаясь простонародным сатирическим жанром «плутовской песенки» и «скабрезного стишка» [4, S. 96]. Так продолжалось до XV столетия, когда в творчестве поэтов нюрнбергской школы (Ганс Розенплют, Ганс Фольц) приамель возвысился практически до уровня серьезной литературы, сохранив, однако, при этом свой народный, низовой и юмористический, колорит. Нередко немецкие приамели являли собой примеры искусства парадокса и экспромта; по словам одного из исследователей этого жанра, «фигура, в наибольшей степени свойственная приамелю, состоит в удивлении слушателя и комическом эффекте» [5, S. 64]:

Wenn schon kein himelreich were.
Ein wurtzgart vnd ein rosenkrantz,
Meid vnd knecht vnd schoner tantz,
Gut kost, sus wein, vnd schone frawen,
Vogel gesanck vnd plumen in awen,
Schone menschen vnd hofflich gewant,
Gelts gnung vnd gesunt alsant;
So wolt ichs treyben ewigkleich,
Wenn droben wer kein himelreich. [6, S. 203]
 
(Если бы не царство небесное.
Фруктовый сад да из роз венок;
Служанка, батрак и пляс резвых ног;
Еды, сладких вин да женщин вволю;
Соловьиные трели, цветочки в поле;
Изящное общество, добрый костюм;
Вдоволь деньжат, здоровье и ум, –
Я был бы им рад на своем веку,
Когда б не небесное царство вверху.)

В современных немецких научных источниках и терминологических словарях приамели относят к средневековой дидактической поэзии. Однако по большей части приамели мало похожи на образцы проповедей в религиозном или морализаторском духе, – скорее они принадлежат к роду стихотворных бытописательных зарисовок, нередко исполненных в «гробианском» стиле, с ненавязчивым и лишь слегка морализирующим заключением. При этом, по выражению историка литературы, «в иных из этих приамелей, наряду с нередко очень большой грубостью, встречаются совершенно необыкновенная мудрость и меткая правда» [7, S. 268]:

Wen einem got vil glucks hat geben.
Wer in zwentzigt jaren nit wirt slank,
Vnd un dreyssigt jaren nit wirt kranсk,
Vnd in fünf und dreyssig nicht wirt starck,
Vnd in virtzigt jaren nit wirt karck,
Vnd in fünf und viertzig jaren nit hat mut,
Vnd in fünf und sechtzig nit hat gut,
Vnd in fünf und siebentzig jaren nit wirt weys,
Vnd in fünf und achtzig jaren nit wirt greis,
Vnd in fünf und nevntzig jaren nit gefangen,
Vnd in hundert jaren nit erhangen,
Vnd sol er das alles vberleben,
So hat jm got vil geluckes geben. [6, S. 204]
 
(Когда кому-то Бог много счастья судил.
Кто в двадцать лет пройдохой не стал,
А в тридцать лет в недуги не впал,
А в тридцать пять не стал толстяком,
А в сорок лет не стал скупцом,
А в сорок пять лет храбрецом не прослыл,
А в шестьдесят пять добра не нажил,
А в семьдесят пять не стал всех мудрей,
А в восемьдесят пять не стал всех старей,
А в девяносто пять в тюрьме не сидел,
А в сотню лет в петле не висел,
Хоть все испытать это должен был, –
Знать, Бог ему счастья премного судил.)

Большинство классических немецких приамелей восходит к пятнадцатому веку, и бытование этого жанра территориально соотносится с имперским городом Нюрнбергом, редко выходя за пределы баваро-франконского ареала, так что в отдельных научных источниках приамели даже именуются специфически нюрнбергским культурным феноменом [8, S. 157]. Согласно традиционным классификациям жанров немецкой литературы, приамель, как род фольклорного сатиро-дидактического стихотворения (Spruchgedicht), помещается в один класс с исторически и жанрово близкими к нему шванком и шпрухом. Иными словами, приамель есть целиком и полностью продукт народного творчества, и притом именно немецкого, поскольку в культурах других народов ничего подобного нет. В качестве одной из традиционных форм немецкой народной поэзии приамель благополучно просуществовал до наших дней, как показывает следующий катрен из ХХ столетия:

Berliner Kind,
Spandauer Rind,
Charlottenburger Pferd
Sind alle drei nichts wert. [9, S. 274]
 
(Берлинский сосунок,
Шпандауский телок,
Шарлоттенбургский конь, –
Тех трех дрянных не тронь.)

Фольклорность немецких приамелей выражается также в том, что большинство их написано неизвестными авторами. Это касается и творчества главного представителя немецкой приамельной традиции – поэта Ганса Розенплюта (1400–1470) по прозвищу Шнепперер, что означает «арбалетчик» [10, с. 132], нюрнбергского мастера-оружейника, городского канонира, «певца рыцарских гербов» (Wappendichter) и солдата – участника гуситских войн [11, S. 222–232]. Хотя Розенплют, по предположению геттингенского профессора Ханса-Юргена Кипе – автора монографии «Приамельная лирика нюрнбержцев» („Die Nürnberger Priameldichtung“, 1984), написал за свою жизнь бóльшую часть ныне известных образцов данного жанра [12, S. 8], но все они точно так же безымянны. Причина этой анонимности заключается не только в том, что поэт «не заботился о распространении своих произведений», но и в том, что он «творил в эпоху, в которую вообще не принято было упоминать в произведении имени автора» [13, S. 73]. Вероятно, поэтому в рукописных сборниках того времени приамели, авторство которых было бы заверено автографом, встречаются крайне редко.

Уникальная традиция немецких приамелей до сегодняшнего дня малоизвестна в российской литературе и почти полностью отсутствует в переводном секторе последней. Насколько удалось установить автору этих строк, в минувшем столетии немецкие приамели перелагались всего лишь двумя российскими переводчиками – А. И. Эппелем и Н. О. Гучинской, и в отечественных антологиях зарубежной поэзии второй половины ХХ века состоялись только две публикации выполненных ими переводов произведений, принадлежащих к данному стихотворному жанру.
 

2. Переводы А. И. Эппеля (1986)

Первая из вышеупомянутых публикаций русских переложений приамелей имела место в 1986 году, а именно – в составленной поэтом, переводчиком и редактором А. В. Париным (*1944) поэтической антологии «Книга песен. Из европейской лирики XIII–XVI веков» (Москва, издательство «Московский рабочий», серия «Однотомники классической литературы», 637 [3] с.). В разделе этого издания, посвященном поэзии средневековой Германии, на с. 303–304 под заголовком «Ганс Розенплют» опубликованы переводы четырех сатирических приамелей и одного т. наз. «клопфана» (колядка, от нем. „klopf an“ – «стучусь»), авторство которых «по умолчанию» приписано этому поэту.

Автор переводов – известный российский писатель, поэт и переводчик Асар Исаевич Эппель (1935–2012), среди работ которого – поэзия польского барокко, шотландские баллады, сербские песни В. Караджича, польские, итальянские, английские, американские, немецкие, еврейские (идиш) поэзия и проза, произведения Ф. Петрарки, Дж. Боккаччо, В. Шимборской, П. Пазолини, Б. Брехта, Р. Киплинга и др. Переложения средневековых немецких приамелей, выполненные Эппелем, отличаются лексическим своеобразием, оригинальностью переводческих находок, внутренней свободой и внешним блеском, – как, впрочем, и все, что было создано этим выдающимся мастером русского поэтического перевода:

1.
 
Того, кто на солнышке шквариться может,
Пока ему мухи все ухи отгложут,
А сам испускает ноздрями он храп,
А уж черен, как мурин или тот же арап,
Кто дрых на навозе б все сутки в году,
Пока не поселятся мыши в заду,
И кто к очагу бы моститься готов,
Не чуя затлевших на заде портов,
И кто их гасить ни за что бы не стал бы,
Того я б неложно ленивцем прозвал бы. [14, с. 303]
 
(Welcher man als faul wer vnd als treg,
das er an ainer haissen sunnen leg,
bis jm die fliegen abbissen seine oren
vnd an seiner heut wurden gleich aim moren,
vnd als lang schlieff vff ainer misten,
bis jm die meuß in den hindern nisten,
vnd bey dem feur sich nit verwendt,
bis jm sein bruch am arß verbrent,
vnd sich vor faulkait nit mocht leschen:
ich main ich lüg, hieß ich den ain reschen.) [15, S. 34]
 
2.
 
Приходит к нам искусство в дом –
Облобызается с замком.
Приходит мудрость на постой –
Нас не дозваться – дом пустой.
Приходит честь, а с нею лад –
Поворотясь, бредут назад.
Придут любовь и верность тож,
А им в друзья никто не гож.
Приходит истина на двор –
А на воротинах запор.
Придет деньга иль прибежит –
Всяк дверь и двор ей отворит. [14, с. 303]
 
(Kumpt kunst gegangen fur ein haus,
So sagt man jr, der wirt sey aus;
Kumpt weyßheyt auch gezogen dafur,
So fint sie zugeschlossen die thur;
Kumpt zucht vnd er derselben mas,
So müssen sie gen die selben stras;
Kumpt lieb vnd trew die wer gern ein,
So wil nymant ir thorwart sein;
Kumpt warheit vnd klopfet an,
So muß sie lang vor der tür stan;
Kumpt gerechtigkeyt auch fur das thor,
So fint sie keten vnd rigel vor;
Kumpt aber der pfening geloffen,
So fint er thur vnd thor offen.) [6, S. 211–212]
 
3.
 
Терзать скрипицы, лютни, дудки,
Пунцовые носить обутки,
Кистей навешать здесь и там,
В чем прежде полагали срам,
Манеры тщиться показать,
Власы кудрями завивать,
Петь серенады, задираться,
Слыть дерзким, на турнирах драться, –
И все для дамы для своей,
Чтоб допускала к штучке сей. [14, с. 303]
 
(Harpfen und geigen und lautten slahen
Und rot schühlein an tragen
Und zoten tragen auf dem gewant,
Das man etwen zelt für ein schand,
Und hoffart treiben mit manchem geperd
Und hor stossen, das es krauß wird,
Und des nachts auf der gassen hofiern,
Das tanzen, stechen und turniern:
Dasselb geschicht neuer umb die zarten,
Die ir unten zu dem ding lest warten.) [16, S. 58]
 
4.
 
Кто девкам врак не говорит
И, облегчаясь, не пердит,
И не ликует, усумнясь,
И не целует, обженясь, –
С тем таково же выйдет,
Как если в Рим приедет, а папу не увидит. [14, с. 304]
 
(Wer seinen pulen nicht laicht
Und nicht feist, so er seicht,
Und lacht und nit schreit,
Und nicht küßt, so er geheit:
Dem ist gleich geschehen,
Als sei er zu Rom gewesen und hab den pabst nie gesehen.) [16, S. 60]

Необходимо уточнить, что из этих четырех приведенных оригиналов приамелей, по всей вероятности, только два – второй и третий – действительно написаны Гансом Розенплютом, поскольку они значатся в так называемом «Комплексе сочинений Розенплюта» („Werkkomplex »Rosenplüt«“) – списке из 140 приамелей, которые, по мнению д-ра Кипе, несомненно были написаны нюрнбергским поэтом [12, S. 389–404]. Впрочем, сказанное вовсе не означает того, что два других приамеля в подборке переводов Эппеля – непременно анонимные и написаны отнюдь не Розенплютом, а каким-то другим немецким поэтом, и, может быть, даже не в пятнадцатом веке, а, к примеру, в четырнадцатом. Напротив, – судя по языку, стилю и характеру этих текстов, их автором вполне мог быть все тот же Ганс Розенплют. Не случайно проф. Кипе именует его «создателем немецкой приамельной поэзии» [Ibid., S. 275]. Таким образом, составитель антологии, назвав весь раздел его именем, был в каком-то смысле безусловно прав.

В той же «Книге песен» опубликован еще один перевод из поэзии немецкого Средневековья, включенный составителем в подборку раздела «Неизвестные авторы XIV века». Оригинал этого переложения – по форме тоже несомненный приамель, восходящий, как можно догадаться по характеру его текста, также к пятнадцатому веку и принадлежащий перу неизвестного автора. Этот приамель в 1465 году, то есть еще при жизни Ганса Розенплюта, был включен в так называемый Нюрнбергский манускрипт „Cgm 713“, хранящийся ныне в Баварской Государственной библиотеке в Мюнхене. (Библиотечная сигнатура „Cgm“ расшифровывается как „Codices germanici monacenses“, – лат. «Книги из немецких монастырей»). Вот его переводной русский текст в колоритной интерпретации Эппеля:

Головка из Богемска ланда,
а белы ручки из Брабанта,
а грудки – швабского товара –
копейных оконечий пара.
Животик венского порядка –
всё таково ж в нем мягко-гладко.
Попёнка – польская на диво.
Где должно быть – баварска слива.
А ко всему и ножки ренски –
вот в девке все привады женски. [14, с. 300]
 
(Ein haupt von Beheimer land,
Zwei weisse ermlein von Prafant
Und ein prust von Swaben her,
Von Kernten zwei tuttlein ragent als ein speer,
Und ein pauch von Osterreich,
Der do wer slecht unde gleich,
Und ein ars von Polan
Und ein peierische fut doran
Und zwei fußlein von dem Rein:
Das mocht wol eine schone frawe sein.) [17, S. 93]

Существует еще одна версия этого стихотворения, аналогичная по замыслу, но с несколько отличающимся от вышеприведенного варианта текстом:

Ein weib nach hübschheit als ich sag,
Müßt haben eins weibs haupt von prag,
Ein büschlein von einer von frankreich,
Und zwei brüstlein von oesterreich,
Ein’ kehl und rücken von brabant,
Von Kölln weiber ihr’ weisse hand,
Zwey weisse füsslein dort her vom rhein,
Von bayern soll der sitten seyn,
Vnd die red’ dort her von swaben,
So thäten sie die frauen begaben. [18, S. 397–398]
 
(Будь дама на мой вкус мила, –
У ней бы головка из Праги была,
А волосы – на французский манер,
Две грудки из Австрии – всем в пример,
Брабантские шейка и спина,
Из Кёльна б руками блистала она,
Две белые ножки – от рейнских влаг,
А нравом – баварка, чтоб завидовал всяк,
И швабская речь бы журчала в устах, –
При всех была б она женских дарах.)

Примечательно также то, что непосредственно за переводами приамелей из раздела «Ганс Розенплют» в антологии «Книга песен» следуют выполненные тем же Эппелем два переложения из поэзии другого нюрнбержца – младшего современника Розенплюта, врача, поэта и драматурга Ганса Фольца (1435/40–1513) [14, с. 305–306]. Таким образом, в антологии в некоторой степени представлено творческое наследие обоих главных представителей нюрнбергской поэтической школы XV столетия.
 

3. Переводы Н. О. Гучинской (1998)

Вторая публикация переводов немецких приамелей в нашей литературе имела место в третьем томе четырехтомной антологии «Всемирная эпиграмма», составленной советско-российским поэтом-переводчиком и собирателем эпиграмм В. Е. Васильевым (1929–2014). Антология вышла в петербургском издательстве «Политехника» в 1998 г. В этом издании на с. 13–14, под заголовком «Приамели, XIV–XVI вв.», опубликованы переложения трех немецких приамелей, выполненные доктором филологических наук, профессором немецкой филологии Петербургского педагогического университета (РГПУ) им. А. И. Герцена Ниной Олеговной Гучинской (1937–2001).

Проф. Н. О. Гучинская заслужила известность в мире отечественных германистов и русскоязычных переводчиков с немецкого благодаря опубликованному ею в последний год ХХ столетия переводу на русский язык книги духовно-мистических эпиграмм «Херувимский странник» („Cherubinischer Wandersmann“, 1675) немецкого поэта Ангелуса Силезиуса (1624–1677) [19]. Выполненный Гучинской полный перевод этой знаменитой книги по праву считается одной из наиболее значительных и успешных отечественных работ последних двадцати лет в области перевода немецкой барочной эпиграмматики.

Приамели, переложенные Гучинской, также относятся к пятнадцатому веку. Имена авторов немецких оригиналов в подборке не указаны, – очевидно, составитель антологии В. Е. Васильев, по существующей традиции, считал их анонимными. Однако по меньшей мере один из них, а именно – №3, согласно проф. Кипе, восходит к вышеупомянутому „Werkkomplex »Rosenplüt«“ [12, S. 404]. По нашему же скромному мнению, все эти стихотворения, судя по характеру их текстов, вполне могли быть написаны тем же Розенплютом:

1.
 
Тому, кто пускает козла в огород
Да кафель от печки для пола крадет,
А белою скатертью чистит горшки,
А у писаря тянет перо из руки,
Со свиньею сидит за одним столом,
И дырки просверливает в бочке с вином,
А для прочих дел и вовсе не гож, –
Тому и награда – ломаный грош. [20, с. 13]
 
(Wer gaiß in garten leßt
vnd ofenkacheln die boden außsteßt
vnnd weiß schleyr an kessel reybt
vnd ainen stoßt, der da schreybt,
vnd in ain kuchin laßt schwein
vnd locher bort in ain vaß mit wein
vnd sunst ander arbait nit enkan,
der verdienet gar ain clainen lan.) [15, S. 21]
 
2.
 
Кто блудодейству верный раб
И дни проводит у беспутных баб,
Кому праздность люба, а работать лень,
Кто в карты играет да свистит целый день,
Кто с утра до ночи лишь пиво пьет,
Об усладах печется да песни поет,
Кто про совесть и стыд давно позабыл,
Тот палачу чрезвычайно мил. [20, с. 14]
 
(Welcher man nit geltend guter hat,
und vil mit bosen weyben umb gat,
und vngern arbait und gern fayrt,
und vber tag bey dem spil umb layrt,
fruo vnd spat ligt bey dem wein,
und des besten alzeit will vol sein,
und nit fleucht vor der schanden mayl,
der wurt gern dem hencker zu tail.) [21, S. 657]
 
3.
 
Разбойник и сумка, полная денег,
Скверная баба и добрый веник,
Здоровый прут и сын-баловник,
Мясная туша да хороший мясник,
Быстрый ходок да путь без заторов,
Ведро помоев да прожорливый боров,
Кормящая мамка да младенец грудной
Легко поладят между собой. [20, с. 14]
 
(Ein stelender dieb und ein pütel,
Und ein pös weib und ein großer knütel,
Und gros gerten und pöse kind,
Und ein metzler und ein feistes rint,
Und ein sneller lauffer und ebner weg,
Und ein hungrige sau und ein warmer treck,
Und saugende kint und melkend ammen:
Die dink die fugen gar wol zusammen.) [17, S. 497]

В приведенных выше образцах переложений немецких приамелей, – как Гучинской, так и Эппеля, – при всем их высочайшем профессионализме, данный жанр стилистически трактуется достаточно свободно, с сильным уклоном в просторечие, временами даже с использованием грубопросторечной лексики. Идея приамеля как произведения народного фольклора «в гробианском стиле» как будто допускает подобную трактовку, – но все же оригинальные тексты в стилевом отношении несколько более сдержанны и не доходят до таких явных перехлестов, какие имеют место, например, в отдельных переводах Эппеля. Помимо этого, в переложениях последнего иногда явно ощутим привкус стилизации под старину, – что, впрочем, понятно, поскольку речь идет о средневековой поэзии.

В свою очередь, в переводах Гучинской временами наблюдается несколько вольное обращение с реалиями оригиналов, выражающееся в произвольной замене авторских – переводческими: «а у писаря тянет перо из руки» – вместо «и толкает того, кто пишет» („vnd ainen stoßt, der da schreybt“) в немецком тексте (№1); «кто блудодейству верный раб» – вместо «у кого нет годного добра» („welcher man nit geltend guter hat“), а также «пиво» вместо «вина» в №2; «ведро помоев да прожорливый боров» – вместо «голодной свиньи и теплого дерьма» („ein hungrige sau und ein warmer treck“), а также «добрый веник» вместо «большой дубинки» („großer knütel“) в №3, и т. п. Впрочем, случаи так называемой «переводческой вольности», или licentiae translatoris, встречаются и у Эппеля: «копейных оконечий пара» – вместо «двух грудок из Каринтии, что торчат словно копья» („von Kernten zwei tuttlein ragent als ein speer“), – а Каринтия (область на юге Австрии) и вовсе исчезла из текста.

Далеко не везде в переводах соблюдены формальные условия оригиналов – например, характер концевых рифм и последовательность альтернанса (чередования мужских и женских клаузул), а также количество слогов в стихах, т. е. метрические особенности немецких стихотворений. Переложения русских переводчиков, представленные в настоящей статье, за одним лишь исключением, метрически почти правильны, с практически равностопными строками, приближающимися к современной силлаботонике. Оригиналы же переводов выглядят несколько иначе.

Стихотворным размером немецких приамелей был так называемый «книттельферс», т.е. «дубовый стих» („Knittelvers“ от нем. Knüttel: «дубина»), или «немецкий раёшник», – неравностопный «говорной стих» [22, с. 164] с четырьмя несимметрично расположенными акцентами в строке. Этот стих назывался также «ломаный стих» или просто «вирши»: так в эпоху барокко уничижительно именовали стихотворный размер фастнахтшпилей, шванков и других произведений немецких поэтов Позднего Средневековья, просуществовавший в Германии вплоть до реформы стихосложения Опица (1624).

Размер, которым написаны приамели, цитируемые в настоящей статье, в общих чертах соответствует этому описанию. Вследствие неустойчивости архаических метров весьма непросто в точности охарактеризовать подлинный приамельный стих – паузник, который постоянно колеблется между 4-ст. ямбом и 4-ст. амфибрахием, равномерно тяготея к обоим и чередуя строки того и другого, с включениями дактилических стихов и перебоями ритма внутри строки. Иначе говоря, немецкие средневековые приамели в большинстве написаны стихотворным размером, который по существу является двухсложным и трехсложным одновременно. В этом отношении переводы Гучинской ближе к оригиналам, нежели переводы Эппеля с их четким ямбическим строем (кроме самого первого).

Обе российские публикации переводов немецких приамелей можно было бы отнести к числу раритетных и даже к категории «литературных курьезов». К таковым, впрочем, вполне можно причислить и сам этот поэтический жанр. Но все-таки яркий, озорной, искрометный стиль вышеприведенных русских переложений, их лексическая меткость и семантическая раскованность, будучи неотъемлемыми свойствами также и самих оригиналов, свидетельствуют о несомненной удаче обоих российских мастеров поэтического перевода, в работах которых перед читателем предстает во всем своем красочном и пестром многообразии неповторимый колорит немецкого Позднего Средневековья.
 

БИБЛИОГРАФИЯ

1.   Wilpert, Gero von. Sachwörterbuch der Literatur. Stuttgart 1989.

2. Metzler Literatur Lexikon. Begriffe und Definitionen. Zweite, überarbeitete Auflage. Hrsg. von Günter und Irmgard Schweikle. Stuttgart 1990.

3.   Lessing, Gotthold Ephraim. Gotthold Ephraim Lessings sämmtliche Schriften herausgegeben von Karl Lachmann. Neue rechtmässige Ausgabe. Eilfter Band. Berlin 1839.

4.   Uhl, Wilhelm. Die deutsche Priamel, ihre Entstehung und Ausbildung. Leipzig 1897.

5.   Scherer, Wilhelm. Deutsche Studien. Bd. I. Wien 1870.

6.   Eschenburg, Johann Joachim (Hg.). Zur Geschichte und Litteratur: Aus den Schätzen der Herzoglichen Bibliothek zu Wolfenbüttel. Fünfter Beytrag von Gotthold Ephraim Lessing und Johann Joachim Eschenburg. Braunschweig 1781.

7.   Vilmar, August Friedrich Christian. Geschichte der deutschen National-Literatur. 15. Auflage. Marburg und Leipzig 1873.

8.   Dicke, Gerd. Priamel // Müller, Jan-Dirk (Hg.). Reallexikon der deutschen Literaturwissenschaft. Bd. III. Berlin – New York 2003. S. 157–159.

9.   Dietze, Walter. Abriß einer Geschichte des deutschen Epigramms // Dietze, Walter. Erbe und Gegenwart. Berlin und Weimar 1972.

10. Розенблют Ганс // Энциклопедический словарь Гранат. Т. 36. Ч. III. С. 132.

11.  Roethe, Gustav. Rosenplüt, Hans // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 29. Leipzig 1889. S. 222–232.

12.  Kiepe, Hansjürgen. Die Nürnberger Priameldichtung: Untersuchungen zu Hans Rosenplüt und zum Schreib- und Druckwesen im 15. Jahrhundert. München u. Zürich 1984.

13.  Glier, Ingeborg. Hans Rosenplüt // Füssel, Stephan (Hg.). Deutsche Dichter der frühen Neuzeit (1450–1600). Ihr Leben und Werk. Berlin 1993. S. 71–82.

14. Книга песен. Из европейской лирики XIII–XVI веков. Сост. А. В. Парин. М., 1986.

15.  Keller, Adelbert von (Hg.). Alte gute Schwänke. Leipzig 1847.

16.  Euling, Karl (Hg.). Hundert noch ungedruckte Priameln des fünfzehnten Jahrhunderts. Paderborn und Münster 1887.

17.  Euling, Karl. Das Priamel bis Hans Rosenplüt. Studien zur Volkspoesie. Breslau 1905.

18.  Eschenburg, Johann Joachim (Hg.). Denkmäler altdeutscher Dichtkunst. Bremen 1799.

19.  Ангелус Силезиус. Херувимский странник (Остроумные речения и вирши). Перевод с немецкого Н. О. Гучинской. СПб., 1999.

20. Всемирная эпиграмма: Антология в четырех томах. Сост. В. Е. Васильев. Т. 3. СПб., 1998.

21.  Kurz, Heinrich. Geschichte der deutschen Literatur mit ausgewählten Stücken aus den Werken der vorzüglichsten Schriftsteller. Bd. 1. Leipzig 1853.

22.  Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха. М., 1989.