СПЕЦИФИКА МУЗЫКАЛЬНОСТИ СТИХА ДЖ. Б. МАРИНО
Галатенко Ю. Н. Специфика музыкальности стиха Дж. Б. Марино // Филология в системе современного университетского образования. Материалы межвузовской научной конференции. Вып. 5. М.: УРАО, 2002. С. 30 – 33.
http://natapa.msk.ru/philology/issue5/galatenko.htm
в том, что некоторые его стихотворения были положены на музыку композиторами Саломоном Росси и Мартино Пезенти. Сам Марино также является автором либретто, написанных для опер таких композиторов, как Кавалли и Чести.
Марино вполне соответствовал вычурному и экстравагантному стилю барокко. Упрекали его в стремлении к эффектному удивлению читателей построением витиеватых фраз. Единственным способом привлечь непосвященного читателя, и тем самым завоевать «легкую» славу, было усложнение и обогащение мелодики стиха за счет содержательной стороны. И так, по мнению Де Санктиса, «La parola non era piu’ un’idea, era un suono»[1], – «слово уже больше не идея, оно стало звуком». Иными словами, Марино упрекали в том, что в его творчестве умерла литература и родилась музыка! Правильнее было бы сказать, что музыка вновь вошла в литературу.
В итальянской литературе есть своя традиция связи музыки со стихом. Еще поэты Сицилийской школы отказались от музыкального сопровождения, но компенсировали это поэтической музыкальностью, таким образом, Марино творит в русле итальянской поэтической традиции.
Возьмем, например, стихотворение из сборника «Rime amorose»:
Anima bella, a la piu’ bella idea
’ bel velo unita,
ch’altra abbia mai da quell’eta’ vestita,
quand’Argo il fior d’ogni bellezza avea
de la vera belta’, ch’ogni altra crea,
sovrana, incomprensibile, infinita,…
’ belle
che i begli occhi non son, chiuso splendore
il gran fabro del sole e de le stelle[2].
Звучание становится наиболее заметным и выразительным только при повторении отдельных фонем, групп фонем или, как в приведенном примере, даже слов. Так, слово «bella» («красивая») в разных его формах повторяется 5 раз, также есть и 2 производных от него слова — «bellezza» и «belta» (оба означают «красота»). Звуки, входящие в слово «bella», во-первых, наиболее благозвучны (из 5 – 2 гласных и 2 сонорных), во-вторых, повторяются на протяжении всего сонета. В обоих катренах заметным является повтор звука «а» (встречается 40 раз), а в обеих терцинах – звука «е» (встречается 27 раз). Здесь явно прослеживается явление анаграммы (Ф. де Соссюр), проявляющееся при намеренном повторении в тексте звуков, входящих в ключевое слово. Повторение одних и тех же гласных обусловливает напевность и мелодичность стиха. (Факты звуковой организации речи иногда называют «инструментовкой речи»[3].)
Красота – центральный образ всего стихотворения. По праву слово «bella» можно назвать ключевым словом данного стихотворения, а пользуясь музыкальной терминологией, – это похоже на интонационное ядро, положенное в основу музыкального произведения. То, что одно и то же слово часто повторяется, создает аналогию с темой музыкального произведения, а его постоянное варьирование (одно слово в разных его формах) – с вариационным методом развития тематизма.
– «sole», но уже в его омонимичных формах, к тому же, эти «одинаковые слова» рифмуются между собой.
E pur (si dolce ard’io) de le facelle,
onde mi strugge Amor piu’ che non sole,
vago, mirar non so luci men belle.
Senza le mie due stelle uniche e sole
’ lunge dal mio sol m’e’ chiaro il sole[4].
В первом случае слово «sole» в форме глагола, означает «иметь обыкновение», во втором – это прилагательное «одинокие», используемое при описании звезд – метафорического названия глаз возлюбленной. В третьем и в четвертом случаях – это уже существительное – «солнце». Итак, здесь слово (как и музыкальная тема) каждый раз меняет свой смысл, сохраняя внешне одну и ту же форму. Этот тип вариационной формы можно сравнить с музыкальными вариациями остинатного типа (остинатностью в музыке называется полный повтор мелодии, но при повторе изменяется фон).
Сравнивая стих с музыкальным произведением, можно заметить такое явления, как полифоничность (многоголосие) стиха. В поэзии существует скрытое многоголосие мелодической линии. Примером может послужить стихотворение, написанное в форме диалога. Речь идет не о полифонии в прямом ее значении, а лишь об «иллюзорной полифонии», как называл ее Б. Кац[5].
Поэзию Марино с музыкой сближает не только ритмика, фразировка и формальная организация стиха, но также содержательная и образная сторона. Возьмем, к примеру, канцону Марино «Ночные любови», в которой, по мнению К. А. Чекалова, присутствует «караваджистское освещение», где с помощью темных «красок» рисуется ночная тьма[6]:
Notturni i furti miei:
Non uscir, prego, al sol, fuggi la luce:
Oblio piu' tosto eterno, ombra profonda
Le mie vergogne e i tuoi difetti asconda.
«Ночная песнь, мои ночные побуждения, прошу тебя, не лети к солнцу, избегай света; вечное забвение и глубокая ночь скрывают мой стыд и твои пороки прячут».]
Наиболее ярко, полно и музыкально поэтическое воспроизведение образов представлено в сборнике Марино «Галерея». Так, при описании янтарной скульптуры Магдалины, создается эффект плача: что касается формы, то опять много раз повторяется одно слово lagrima («слеза») и его производные lagrimosa, lagrimare, а что касается содержания, то это напоминает реквием, оплакивание в музыке. (Недаром, например, самая трагическая часть «Реквиема» Моцарта называется «Laсrimosa»).
Lagrimasti e piangesti
A die' del tuo Signore, donna pentita;
Tra spelonche e deserti indi traesti
Or in ambra lucente e preziosa
Pur ti stai lagrimosa:
Oh ben saggio colui che t'ha scolpita!
Esser non dovea d'altro il tuo ritratto
Итак, поэтом создается некая особая гармоничность звучания, музыкальная пластичность стиха; читатель ощущает не вертикальность звучания (не остановку после каждой поэтической строки), а горизонтальность, текучесть фразы. Красота звучания – это не просто формальное средство письма, а она соответствует красоте описываемого предмета. Поэт выступает певцом своих стихов и приглашает читателей вслушаться в их мелодику. Музыкальность стихов Марино способствует возникновению образов изменчивых, но глубоких, текучих, но контрастных, т. е. на ином, нерациональном уровне утверждается искусство барокко.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] De Sanctis F. Storia della letteratura italiana. Roma, 1997. P. 448.
[2] Besoni O., Martini A. Rime amorose. Modena, 1987. P. 51. [«Прекрасная душа сходит с небес, благодаря великой идее, облачена в великолепный покров, и никто иной не мог бы быть так одет, когда Аргуса охранял цветок вселенской красоты. Так создала тебя подлинная красота, которая все сотворила (Бог), возвышенная, непостижимая, бесконечная; и великий кузнец солнца и звезд (Бог) создал твой прекрасный стан, который прекраснее даже твоих красивых глаз»].
[4] Besoni O., Martini A. Rime amorose…, p. 141. [«О, как сладостно я сгораю от огня, меня любовь сжигает больше, чем обычно, блуждаю я, любуясь ее прекрасным светом. Без двух моих единственных и одиноких звезд (глаз возлюбленной) не вижу я света сияния светила, и только когда рядом мое солнце (возлюбленная), ярко светит солнце (светило)»].
[6] Чекалов К. А. Маньеризм во французской и итальянской литературах. М., 2001. С. 49.
[7] Ferrero G. G. Marino e i marinisti. Milano-Napoli, 1954. P. 609. [«Проливала слезы и рыдала у ног Господа твоего, о, кающаяся женщина; и потом всю жизнь провела в пещерах и среди пустынь в плаче. И теперь ты вся из прозрачного янтаря и все еще плачешь: о как мудр тот, кто тебя изваял! Твой образ может быть создан только из слез».]