С. МАКЕЕВ.
СИРАНО НЕУСТРАШИМЫЙ
Специально для «Совершенно секретно» №12/187 от 12/2004
В финале знаменитой пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак» главный герой говорит о себе перед смертью: «В субботу вечером, тридцатого числа, Дни Сирано рука убийцы пресекла».
В действительности и дата, и причина смерти были другие. Правда жизни и правда искусства редко совпадают. А вот эпитафия Сирано самому себе удивительно точна, с ней не поспорил бы и реальный прототип:
Философ, музыкант, остряк, Друг физики, стихов, невежам враг, К Луне взлетевший сквозь вселенский мрак, Ценитель остроумных сцен, Любви познавший тяжкий плен, Здесь упокоился Эркюль-Савиниен Де Сирано де Бержерак. Был всем и был ничем, а ныне тлен.
Сирано де Бержерак прожил всего 36 лет. Недолгий век! Но именно такие судьбы часто превращаются в легенды.
Гасконский дворянин
Легенда о «гасконском дворянине» Сирано де Бержераке появилась еще при жизни нашего героя. Он не разубеждал окружающих в своем дворянско-гасконском происхождении. На самом же деле предки Сирано вышли из третьего сословия. А по рождению и духу он был истинный парижанин! Но гасконско-дворянская легенда не лишена основания. Дед его по отцовской линии по имени Савиньен Сирано, торговец рыбой, еще в середине XVI века поставлял свой товар в аббатство Сен-Дени и даже ко двору. Дела шли в гору, Савиньен-дед открыл в Париже лавку, построил большой дом, а в 1582 году купил в долине Шеврез дворянское поместье Бержерак. И после этого Савиньен Сирано имел право присоединять к своему имени «де Бержерак».
Дед умер в 1590 году, оставив четверым детям значительное состояние. Старший его сын Абель женился только в 47 лет и до шестидесятилетнего возраста шесть раз становился отцом! В 1619 году родился сын, названный в честь деда Савиньеном и крещеный 6 марта в приходе Св. Спасителя.
Но вот отцовской хватки Абель не унаследовал. Он оставил торговлю и дом брату Самюэлю, а сам с семьей перебрался в поместье, где жизнь была куда дешевле.
Там маленький Савиньен начал учиться у приходского священника. Святой отец мало смыслил в науках, но был большим педантом. Вольнолюбивый нрав мальчика проявился уже тогда: он предпочитал розги зубрежке и лицемерному почтению. Единственным светлым пятном в его памяти о тех годах осталась дружба с однокашником Анри Лебре (это трогательное мальчишеское братство они пронесли через всю жизнь, а Лебре служил памяти друга и после его смерти). Савиньен начал убеждать отца, что у священника он попусту теряет время и вообще ничему не научится. В то же время и Анри Лебре начал уговаривать своих родителей. И в 1631 году Сирано-отец отправил Сирано-сына учиться в столицу. «В Париж! В Париж!» – следом за ним туда поехал и Лебре.
Савиньен поселился в дедовском доме под опекой своего дяди Самюэля. Он сразу подружился с кузенами и кузинами, в большой и шумной компании было не скучно. Кроме городского дома, у дядюшки Самюэля появился еще и дом в Саннуа, недалеко от Парижа (приданое жены), где все семейство с племянником Савиньеном частенько гостили.
Савиньен Сирано и Анри Лебре поступили в известный тогда колледж Дорман в Латинском квартале. Колледжем руководил Жан Гранжье, весьма эрудированный ученый, автор трактатов на французском языке и на латыни. Но и здесь царил дух схоластики, даже в уставе было записано, что воспитанники «не предаются забавам, говорят только по латыни и повинуются железной дисциплине». В общем, Савиньен Сирано в молодые лета столько натерпелся от педантов, что не мог не стать вольнодумцем; ему не потребовалось нарочно собирать материал для будущей комедии «Одураченный педант». В этой пьесе Сирано де Бержерака высмеяна «колледжская крыса», «скупой и гнусный» персонаж по имени Гранже – трудно не узнать прототипа.
Тем временем родители Савиньена продали поместье и вернулись в Париж, вернее, обосновались в предместье столицы. Но Савиньен продолжал жить отдельно и, разумеется, по-прежнему звался «де Бержерак». В 1638 году он закончил обучение в колледже. Его друг Анри Лебре по настоянию и по рекомендации отца поступил на военную службу в роту, которой командовал господин де Карбон де Кастельжалу. Теперь уже Савиньен последовал за другом. Их командир был знатным гасконским дворянином, и вся его рота состояла преимущественно из гасконцев. Так косвенно подтвердилось гасконское происхождение нашего героя. К тому же он был таким гордецом и забиякой, что один стоил целой роты гасконских дворян!
Ни дня без дуэли
Савиньену Сирано де Бержераку исполнилось всего 19 лет, а его имя уже было на устах у многих. Анри Лебре впоследствии вспоминал: «Дуэли, которые в то время были, пожалуй, единственным и наиболее быстрым средством прославиться, тут же снискали ему такую известность, что гасконцы, почти целиком составляющие эту роту, взирали на него как на истинного демона храбрости и числили за ним столько поединков, сколько дней он находился на службе».
«Ни дня без дуэли!» – такой девиз мог бы избрать себе Сирано в эти годы. Тогда он еще не писал ничего, кроме картелей – вызовов на дуэль. Справедливости ради надо сказать, что сам он редко затевал ссоры и в большинстве случаев участвовал в дуэлях как секундант. Но и такое участие было ответственным и небезопасным. Формально дуэли были строжайше запрещены кардиналом Ришелье еще в 1626 году, но с тех пор еще ни один дуэлянт не был осужден по всей строгости закона. Рыцарские поединки – военные, судебные, в защиту чести своей и своих близких – имели многовековую традицию. Закон еще не умел охранять «человеческие ценности» – честь и достоинство. И король – верховный дворянин страны – не решался осудить дворянина, защищавшего свою честь с оружием в руках.
Участвовал наш герой и в других рискованных предприятиях. Он сопровождал друзей и знакомых, которых, выражаясь современным языком, «заказали» враги. В таких случаях дворянин приглашал в спутники одного или нескольких верных и отважных друзей. Или нанимал «эскорт» со стороны. По улицам Парижа слонялось немало лихих молодцов, готовых обнажить шпагу за весьма скромную плату. «Грудь колесом, ноги циркулем, плащ через плечо, шляпа до бровей, клинок длиннее голодного дня» – так описал их Теофиль Готье.
Сирано де Бержерак служил своим друзьям единственно по зову сердца. Один такой эпизод стал легендой при его жизни, а два с половиной столетия спустя украсил пьесу Ростана. Как-то раз мушкетер и поэт Франсуа Линьер, автор множества злых эпиграмм, крепко насолил одному вельможе. Тот нанял сотню (!) головорезов, чтобы разделаться с поэтом. Линьер узнал о готовящейся засаде и позвал на подмогу одного только друга. Но это был Сирано де Бержерак! «Сверхъестественное сражение», как назвал эту битву Лебре, произошло у Нельской башни (мрачное местечко выбрали киллеры!), и в результате «из этой сотни двое поплатились за свои злокозненные намерения жизнью, а семеро – тяжкими увечьями», остальные обратились в бегство. Другой свидетель этого боя, полковник де Бургонь, прибавлял с тех пор к имени Сирано де Бержерака новый титул – Неустрашимый.
Неустрашимым он был и на войне. А война шла жесточайшая – Тридцатилетняя, она же и первая общеевропейская: сражались коалиции государств, воевали династии (Габсбурги с Бурбонами), дрались католики с протестантами. Франция вступила в эту тотальную войну не сразу, только в 1635 году, и до заключения Вестфальского мира в 1648-м потеряла столько солдат и мирных жителей, что прирост населения в стране начался лишь спустя столетие.
В эту бойню очертя голову бросился 20-летний Сирано де Бержерак. В 1639 году при осаде Музона он ранен мушкетной пулей навылет. Но уже в следующем году под Аррасом еще более тяжелое ранение – шпагой в горло! Там же и тогда же был ранен и другой наш знакомый – Шарль де Батц, граф д’Артаньян. Может быть, они лежали рядом в одной повозке, на которой раненых вывозили с поля боя? Во всяком случае, французские романисты описывают их встречу, и в одном эпизоде пьесы Ростана мушкетер д’Артаньян говорит Сирано:
Кстати, в бою под Аррасом был убит прототип еще одного героя ростановской пьесы – Кристоф де Шампань, барон де Невильет, действительно муж родственницы Сирано де Бержерака – Мадлены Робино (Роксана из пьесы Ростана).
После второго ранения Сирано долго лечился, надеялся вернуться в строй. Но потом взвесил свои шансы – и рассудил, что военная карьера окончена. Для того чтобы просто служить, довольно желания и личной доблести. А вот чтобы продвигаться по службе, требовались знатное происхождение (и тут сомнительное «де» внука рыботорговца вряд ли помогло бы), высокое покровительство или деньги (а лучше все вместе). В то время на военные должности не только назначали. Командир или вельможа мог продать свою должность – правда, только ровне по знатности и заслугам. Друзья наперебой советовали Сирано обзавестись высоким покровителем – это было в обычае той эпохи. И вскоре после «сверхъестественного сражения» у Нельской башни учтивое предложение дружбы и заступничества поступило от маршала де Гасьона. Этот славный полководец, по словам Лебре, «с приязнью относившийся к людям отважным и умным, ибо знал толк и в тех и в других, пожелал иметь подле себя господина де Бержерака, наслышавшись о нем от господ де Кавуа и де Кижи» (друзья Сирано, гасконцы и храбрецы). Однако наш гордец вежливо отклонил предложение маршала. Одно дело – служить Франции, другое – вельможе, хотя и достойному уважения. Сирано решил сохранить свободу шпаги и пера.
Он не долго размышлял, чем ему заняться. Собственно говоря, карьера Сирано де Бержерака как литератора и свободного мыслителя уже началась. Но он продолжал упражняться в фехтовании, чтобы «рука не отвыкла» от выпадов, фланконад, ударов терцой и квартой, и вдобавок брал уроки танцев. Эти два искусства имеют схожие движения, позы, фигуры и па, но цели их противоположны: Любовь по окончании танца и Смерть на кончике клинка.
А была ли она, Любовь с большой буквы, в жизни Сирано де Бержерака? Мы не знаем, кому адресованы его нежные послания. В его бумагах не обнаружено ответных писем, перевязанных розовой ленточкой и пахнущих мускусом и амброй. Об этом молчит сердечный друг Лебре. Знаем только, что ее не могло не быть!
Гуляка праздный
Многие авторы в XIX веке и позднее живописали разгульную жизнь Сирано в молодости.
Между тем Анри Лебре скромно сообщал только, что «полная свобода делать все, что взбредет на ум, повела его по скользкому пути, на котором, смею сказать, я его остановил…» О повзрослевшем Сирано он добавляет, что «природа одарила его не только редкостным умом, но и счастливой способностью управлять своими желаниями; посему вином он не злоупотреблял и, бывало, говорил, что невоздержанность притупляет ум и что со спиртным надо обращаться не менее осторожно, чем с мышьяком…» В отношениях с женщинами Сирано была свойственна, по словам Лебре, «величайшая сдержанность в обращении с прекрасным полом; можно сказать, что он ни разу не преступил черту того почтения, которого вправе ждать от нас дамы…»
Великодушный друг, он и не мог сказать иначе! Разумеется, юный Сирано был повесой. И пока он шел «по скользкому пути» (а сколько он шел – нам неведомо), он изрядно злоупотребил и вином, и женщинами, и картами, и игрой в наперсток (коллекция игральных наперстков XVII века в Лувре ошеломляет)… да мало ли соблазнов подстерегало провинциальных юношей в «просвещенной» столице! Но потом поостыл и образумился, что уже можно считать если не нравственным подвигом, то поступком, требующим чистой души и сильной воли.
Сирано де Бержерак был настоящим либертеном в жизни и творчестве, в своих религиозных, научных и общественных взглядах. Это только позднее, уже в XIX веке, либертинаж стали понимать как сексуальную распущенность. А в XVII веке либертен был просто независимым человеком, творцом, мыслителем. Сам термин произошел от латинского libertinus – так в Древнем Риме называли освобожденного раба. В начале XVII века Европа стояла на пороге Нового времени, наука уже безбоязненно вступала в диалог с религией, общество – с властью. Еще полыхала Тридцатилетняя война, но такие люди, как Сирано де Бержерак, уже понимали необходимость религиозной толерантности, перемен в государственном и мировом устройстве. Литература и искусство еще пребывали, так сказать, в глубоком барокко, но уже обращались к современности, искали новый язык, классический стиль. Мольер, Расин и Буало уже обмакнули свои перья в чернильницы…
Оставив службу, Сирано де Бержерак ходил на лекции знаменитого философа Пьера Гассенди, автора трехтомного труда «Свод философии». Гассенди занимался физикой (ей посвящен второй том «Свода философии»), исследовал акустику (в частности, первым объяснил, почему звуки бывают разной высоты), астрономией, преподавал математику в Королевском колледже Парижа. Он утверждал, что все сущее состоит из атомов, даже душа создана из атомов особого рода, но сами атомы считал творением Божьим. Интересно, что этику Гассенди трактовал как «науку о счастье». Он не был врагом королевской власти, но резко выступал против тирании. Анри Лебре называет философа «наш божественный Гассенди».
Пожалуй, все либертены той поры могли бы назвать Гассенди своим идеологом. Кстати, его прилежным слушателем был еще один наш знакомец – Жан-Батист Поклен, более известный нам как господин де Мольер.
После занятий Сирано де Бержерак гулял с молодым поэтом Шапелем и другими либертенами из кружка Гассенди возле Нового моста (сейчас это самый старый мост в Париже). Здесь сидели, сновали, галдели мелкие торговцы, бродячие артисты, бретеры, зубодеры, писари, судебные стряпчие, гадатели, газетчики, букинисты и, разумеется, жулье разного рода – все они обосновались кто на мосту, кто близ моста, а кто и под мостом. Тут Сирано де Бержерак впервые увидел свои сочинения – это были его полемические письма, сатиры и бурлески, пока еще в рукописном виде. И хотя «эра Гуттенберга» уже наступила, рукописные книги и газеты еще более ста лет будут дешевле печатного издания. К тому же «самиздат» и тогда легче ускользал от цензуры. Разумеется, авторы мечтали об отпечатанной книге – именно такое издание считалось «настоящим», признанным. Сирано был уверен, что его первая книга и первая пьеса не за горами.
Перо острее шпаги
Полемические и сатирические послания Сирано де Бержерака, разошедшиеся по Парижу в рукописных копиях, были посвящены разным современным явлениям и личностям. В письме «Дуэлянт» он иронизирует над собой и над бретерами; в письме «Трус» высмеивает бесчестных дворян, уклоняющихся от дуэлей; в письме «Против похитителя мыслей» громит плагиаторов; в письме «В защиту колдунов» вступается за жертв религиозных фанатиков; в письме «Против влиятельного человека» обрушивается на актера Монфлери, бездарного, напыщенного декламатора непомерной толщины, которому он и взаправду (как и в пьесе Ростана) запретил появляться на сцене.
Но наибольшую известность приобрели стихотворные сатиры Сирано де Бержерака на кардинала Мазарини – «мазаринады». Джулио Мазарини был преемником кардинала Ришелье, первым министром Анны Австрийской – регентши при будущем «Короле-Солнце» Людовике XIV. Мазарини ненавидели все – за то, что он «варяг», за изнурительную войну, за непосильные налоги, за покровительство своей многочисленной родне, за привлечение наемников-иностранцев; а народная молва приписала ему все мыслимые грехи. Шутили, что «одна половина Парижа платит другой половине, сочиняющей памфлеты против Мазарини». Самая талантливая и злая «мазаринада» Сирано де Бержерака называется «Прогоревший министр». В подзаголовке обозначен жанр: «бурлеск» – комическое смешение высокого и низкого, сатирическое содержание в возвышенной форме. И в самом деле, автор сначала призывает на помощь муз, кличет Пегаса, робеет перед поставленной задачей: изобразить «…глупца без чести и без веры, / Кому начертан путь прямой / На королевские галеры». Сирано прошелся по всем «деяниям» министра, не исключая и сластолюбия лицемерного святоши: «В искусстве лапать и щипать / Вы, кардинал, большой провора. / Вам глупости не занимать, / Годны вы только покорять / Штаны и юбки без разбора».
Уловки вам не помогли – Теперь не упущу добычи: Вы, злобный дух моей земли, Корысти в жертву принесли Ее богатство и величье! Вас не избавит от петли Ни ваша хитрость, ни двуличье.
При кардинале Ришелье автор этих строк сразу оказался бы в Бастилии! Мазарини был не так скор на расправу, он умел ждать, но и обид не забывал.
Около 1645 года Сирано де Бержерак неожиданно исчез из круга друзей и знакомых. А когда вернулся, прочитал им свои новые произведения. Вероятно, он объяснял свое отсутствие необходимостью сочинять в одиночестве. Но все заметили, как сильно он изменился: побледнел, осунулся, густые волосы его поредели. Друг Лебре писал о неназванной болезни, снедавшей его. Позднее была обнаружена нотариально заверенная долговая расписка Сирано де Бержерака некоему Эли Пигу, «парижскому цирюльнику и хирургу», на 400 ливров (большие деньги) за «лечение и избавление от тайной болезни».
«Тайная болезнь» именовалась тогда «grosse vОrole», а позднее в России – «дурная болезнь». (Заметим в скобках, что такие временные отлучки по причине обострения «тайной болезни» были в обычае этого и последующих столетий. «Солнце нашей поэзии» тоже не раз заходило за тучу, то бишь в имение, по той же причине, благодаря чему наша словесность обогатилась немалым числом шедевров.)
пациента и «парижский цирюльник и хирург». Но такой метод лишь подавлял внешние симптомы. К тому же ртуть обезображивала больных еще до того, как их начинала уродовать болезнь на поздних стадиях.
После лечения Сирано воспрянул духом: он верил, что окончательно выздоровел. Кроме того, чувство юмора и жизнелюбие не позволяли ему впасть в уныние.
В это время его окрылил первый театральный успех: в 1646 году состоялась премьера его комедии «Одураченный педант», которая долго исполнялась с большим успехом. В ней Сирано де Бержерак свел наконец счеты с учителями-мучителями своих юных лет, с гонителями всего нового. Это был первый опыт Сирано-драматурга, но пьеса так свежа и оригинальна, что ее мотивы легко узнаются не в одной комедии Мольера, а две сцены почти без изменений включены в «Плутни Скапена» (правда, это произошло уже после смерти Сирано). В то время даже признанные мастера не могли порой удержаться от заимствований.
митивы пслуих стадиях развития.или на службу. «Какая холера понесла его на эту галеру?» – повторяли парижане, подобно тому как мы до сих пор повторяем к случаю: «Шел в комнату – попал в другую».
В 1648 году скончался отец де Бержерака. Небольшое наследство позволило Сирано расплатиться с долгами. Но вскоре нужда опять заключила его в свои объятия.
В 1650 году в Париже стала ходить по рукам рукопись самого причудливого сочинения Сирано де Бержерака «Другой мир, или Государства и Империи Луны». Эту книгу можно, хотя и с оговорками, назвать одним из первых научно-фантастических романов. Герой повествования, возвращаясь с пирушки, заспорил с друзьями о том, что такое Луна, и выразил свое мнение: «Луна – такой же мир, как наш, причем наш служит для него луною». Друзья подняли это предположение на смех, и тогда наш герой решил попусту не спорить, а просто отправиться на Луну. После нескольких неудачных попыток он все-таки полетел в Космос на машине, увешанной рядами «летучих ракет» (что-то вроде многоступенчатой ракеты с реактивным двигателем).
На Луне герой сразу попадает в библейский Эдем. Да-да, райский сад, оказывается, находится на Луне, там обитали Адам и Ева, оттуда они бежали от гнева Божьего на Землю. А наш герой застает там лишь нескольких праведников, которые вознеслись еще при жизни: Еноха и Илию (Пророка). Илия и поведал герою эту новую версию Священной истории. Сообщил по секрету, что со времен грехопадения в каждом человеке живет Змей-искуситель: кишки – это и есть свернувшийся клубком Сатана. Наш космонавт не удержался от рискованной шутки: «Я заметил, что змей делает беспрестанные попытки выйти из мужского тела; голова его и шея то и дело показываются у нас под животом». Причем мучениям подвергаются и женщины: «Бог пожелал… чтобы змей набрасывался и на женщин и вводил в них свой яд, причем чтобы вздутие после укуса держалось девять месяцев».
Ну какой праведник станет терпеть подобные речи? Богохульника выгнали из райского сада. Он попал в Империю лунных жителей, населенную диковинными существами, хотя и похожими на людей, но «двенадцати локтей ростом» (5 метров) и передвигающимися на четырех конечностях. Там его долго держали в клетке, как обезьяну. Герою понадобилось заступничество высокоразвитого уроженца Солнца, чтобы получить право жить на воле. В государстве «селенитов» «все не как у людей»: питаются они запахами яств, расплачиваются не деньгами, а… стихами; воюют по справедливым правилам, уравняв сперва количества войск и их вооружение, а победу определяет международный суд. Претерпев множество приключений, герой возвращается на Землю еще более диковинным способом: уцепившись за грешника – селенита-атеиста, которого дьявол уносил в ад. И только молитва помогла путешественнику невредимым оказаться в нашем мире.
«Другой мир…» Сирано де Бержерака – свободное фантазирование, местами напоминающее то утопию, то антиутопию, то даже философский трактат. В книге есть и научные прозрения (идея о множественности миров, о неравномерности течения времени на Земле и в Космосе), и предсказание технических открытий (воздушный шар, парашют, аудиозапись), и социальные проекты устройства государства в духе Кампанеллы, и многое другое. Наряду с серьезными идеями книга содержит множество остроумных выдумок, вроде того, что селениты живут в домах на колесах, которые можно время от времени перевозить на новое место; их ружья заряжены специальными патронами, которые одновременно ощипывают и поджаривают дичь (не из этого ли источника рассказ Мюнхгаузена «Куропатки на шомполе»?).
мышления. В этом смысле «Другой мир…» де Бержерака – в высшей степени остроумное произведение. Кстати, автор наделил жителей Луны большими носами, потому что «большой нос – признак остроумия, учтивости, приветливости, благородства, щедрости, маленький же нос свидетельствует о противоположных чертах». Тут Сирано польстил себе, ибо сам обладал весьма внушительным носом.
«Другой мир…» с жаром обсуждали в литературных салонах, вроде знаменитого салона маркизы Рамбуйе, читатели разделились на два лагеря: сторонников и противников «лунных» фантазий Сирано де Бержерака. Как и прежде, разгневались ханжи и святоши, да и то потому, что приняли рассуждения героев книги за убеждения самого автора. Нет, герой «Другого мира…», когда он серьезен, рассуждает как христианин. Но как просвещенный христианин грядущего, космического века: «Раз Бог мог создать бессмертную душу, значит, мог он создать и Вселенную бесконечной, если правда, что вечность – не что иное, как длительность без предела, а бесконечность – пространство без границ».
Поэт, драматург и историк Жан Руайе де Прад отозвался на книгу «Другой мир, или Государства и Империи Луны» сонетом:
Преград не перечесть – но, отдавая дань им, Ты смертным мир Другой поведал не тая: Ты всех завоевал, всех напоил дыханьем Великого пути в небесные края…
По этому пути вслед за Сирано пошли многие фантасты, утописты, сатирики, сюжетные ходы и идеи «Другого мира…» мы без труда узнаем в книгах XVIII века («Путешествия Гулливера») и даже конца XX («Планета обезьян»).
Лебре из цензурных соображений сообщал, «что автор не имел иной цели, как развлечь…», поэтому «недостаток осмотрительности с его стороны… покажется вам не таким уж тяжким грехом».
И тем не менее фантазии Сирано де Бержерака многим представлялись настолько невероятными, что их приписывали безумию или пьянству автора.
Слава и смерть
В 1653 году Сирано де Бержерак от безысходной нужды «превозмог свою великую любовь к свободе», по выражению Лебре, и принял покровительство герцога д’Арпажона. Он переехал жить в герцогский дворец и отныне все свои произведения посвящал д’Арпажону. Можно представить, каково было либертену служить придворным поэтом! Но, возможно, и герцог был не очень-то доволен де Бержераком. В то время в высшем обществе процветал прециозный стиль (изысканный, жеманный): пышные мадригалы, сонеты и рондо; в литературных салонах царила атмосфера галантной влюбленности, ценившейся выше самой любви. Сирано де Бержерак отдал дань прециозности в сонетах и нежных посланиях, но в целом шел своим путем, оставаясь либертеном и задирой. В 1653-м состоялась премьера его трагедии в стихах «Смерть Агриппины» на античный сюжет. Спектакль имел огромный успех, но его скоро пришлось снять со сцены – герои в греческих тогах разыгрывали подлинные события Фронды, оппозиционного движения 1648–1653 годов, а тиран-безбожник Сеян преступал все человеческие законы и Божьи заповеди.
Наконец, в 1654 году появляется долгожданная печатная книга «Разные произведения господина де Бержерака», включающая комедию «Одураченный педант» и 47 писем. Вероятно, для этого издания художник Эйнс создал гравированный портрет Сирано де Бержерака. В том же году была издана книгой и трагедия «Смерть Агриппины».
него упала балка. Упала или была сброшена? Враги Сирано, конечно, мечтали расправиться с ним, но одолеть Неустрашимого в бою еще никому не удавалось. Поэтому хитро подстроенный «несчастный случай» был предпочтительнее.
Сирано выжил, но не вставал с постели. Герцог д’Арпажон тотчас отказал ему от дома. Раненый де Бержерак жаловался, что «брошен герцогом на произвол судьбы». Ему пришлось скитаться, что называется, «по квартирам». Возможно, он оправился бы и на этот раз, однако травма и общее ослабление организма, по-видимому, спровоцировали возвращение «тайной болезни» в самой тяжелой форме. Врачам, оплаченным друзьями, удалось унять изнурительные «приступы жестокой лихорадки», но жизнь Сирано угасала.
В последние 14 месяцев жизни он продолжал работать. К великому несчастью, во время одного из переездов вор похитил сундук с рукописями. Среди них были новые фантастические сочинения Сирано де Бержерака «История Искры» и «Государства и Империи Солнца» (первое исчезло бесследно, а неоконченная рукопись второго была опубликована в 1662 году).
До последних дней его навещали друзья. Он окончательно примирился с Богом, и утешением для него были встречи с родственницей – баронессой де Невильет, которая после гибели супруга жила замкнуто и прославилась набожностью и милосердием. Неустрашимый и перед смертью, Сирано крепился, развлекал гостей веселыми разговорами, но меланхолия мало-помалу овладевала им. «Как скверно распорядился я своей судьбой! – сказал он Лебре. – И чем больше узнаю этот мир, тем больше разочаровываюсь в нем».
Его уже тяготил Этот мир. Он попросил перевезти его в Саннуа, к двоюродному брату. Там он и умер 28 июля 1655 года, «по-христиански», как записано в церковной книге, и был похоронен в местной церкви, в склепе семьи Сирано.
27 декабря 1897 года на сцене парижского театра Порт-Сен-Мартен играли премьеру пьесы, казалось, обреченную на провал. Ее будто нарочно назначили на Рождество, когда добрые христиане сидят дома, уж во всяком случае, не ходят по театрам, а на афише спектакля значилось никому не известное имя – Эдмон Ростан. Накануне молодой автор просил прощения у артистов и, обняв исполнителя главной роли Констана Коклена, проговорил сквозь слезы: «Простите меня, мой друг! Простите меня за то, что я втравил вас в это безнадежное дело!»
Не будем обсуждать «героическую комедию» (так определил жанр сам автор) «Сирано де Бержерак». Ее надо читать, еще лучше смотреть. Отметим только, что почти все персонажи – реально существовавшие люди, современники главного героя. Имена из списка действующих лиц можно найти в исторических трудах и энциклопедиях. Даже кондитер Рагно жил на самом деле, действительно был графоманом, прикармливал поэтов, потому и разорился, но продолжал служить святому искусству – ламповщиком (осветителем) в труппе Мольера. Да что там! По пьесе Ростана можно изучать Париж того времени: своеобразными персонажами выступают театры Маре и Бургундский отель, Нельская башня, даже кабаки и трактиры – «Бочонок», «Забулдыжка» и, конечно, «Сосновая шишка», столь любимая литературной богемой.
В конце XIX века в литературе и на сцене уже упрочился суровый реализм. В этих условиях сама тема романтической любви, возвышенные чувства и невероятные перипетии сюжета казались отжившими. Но они были «наложены» на совершенно реальную основу, в ней действовали реальные персонажи. И зритель поверил. Зритель полюбил. Потому что втайне читатель и зритель хочет любить – как Ромео и Джульетта, как Сирано, Кристиан и Роксана. Ну и, кроме того, несмотря на драматизм действия и печальный финал, это была блестящая комедия, а французы знают в ней толк!
Сара Бернар.
Так началась Другая жизнь Сирано де Бержерака. Вечная жизнь.