«ГРОЦИЙ – МУЖ ОТ РОЖДЕНИЯ»
(«Адам изгнанный» – гуманистическая драма на ветхозаветный сюжет)
Перевод, вступительная статья и комментарий Ю. А. Шичалина
http://www.mgl.ru/5774
Гуго Гроций (1583–1645) – один из величайших умов золотого века Нидерландов и блистательная фигура европейского масштаба. Более всего он знаменит как юрист, основатель международного права и философии права, автор многочисленных сочинений, из которых наиболее известен трактат «О праве войны и мира», переведенный и на русский язык (кн. 1–3. М., 1956). Помимо этого Гроций, принадлежавший к возрожденскому типу homouniversalis, был также крупным политическим деятелем и дипломатом; историком, чьи труды по истории Нидерландов не потеряли значения до сих пор; филологом, к чьим изданиям, комментариям и переводам и сегодня обращается серьезный исследователь Еврипида и Сенеки, Арата и Марциана Капеллы, Иордана и Павла Диакона; драматургом и поэтом, писавшим стихи латинские и голландские. Но слава Гроция-юриста заслоняет от потомков прочие стороны его дарования, восхищавшие современников; историческая перспектива опасливо искажает облик, своим величием грозящий нарушить ее законы.
Филолог-классик еще отыскивает в библиотеках изданных Гроцием авторов; но даже историк литературы не всегда вспомнит Гроция-драматурга и поэта. Статья о Гроции – прогрессивном мыслителе – есть в «Философском энциклопедическом словаре», но «Краткая литературная энциклопедия» поэта Гроция не знает.
Между тем с переводами нескольких его стихотворений на русский язык читатель может познакомиться. Еще в 1844 г. П. Корсаков включил в свое собрание «Опыт нидерландской антологии» «Стихи в альбом Даниилу Кемпенару, написанные 27 марта 1621 г. Гугоном Гроцием».
Кто век свой узником проводит весь, как мы –
Из чрева матери, своей живой тюрьмы –
На свет выходит белый,
Чтоб душу запереть в тюрьму другую – тело,
И заключиться вновь в подземной тьме гробниц, –
Того ли устрашит звук уз и мрак темниц?
Стихи снабжены справкой: «Известно, что знаменитый Гуго де Хроот, или Гугон Гроций, приговорен был к вечному заточению в замке Луфенстейн и не иначе освобожден оттуда, как героическою решимостью своей жены». Из справки П. Корсакова ясно, что бури первой половины неспокойного ХVIII в. – времени Генриха IV, Маурица Оранского, Людовика ХIII, Ришелье – коснулись и Гроция; но по шести стихам приводимого перевода ничего нельзя сказать о поэтических достоинствах нидерландского оригинала. В переводе А. Парина латинские стихотворения Гроция вошли в собранный Е. Витковским сборник «Из поэзии Нидерландов XVII века» (Л., 1983); но помещенная там небольшая подборка скорее может обратить внимание читателя на многосторонность личности великого юриста, чем дать представление о поэтическом даровании «знаменитого Гугона».
Между тем собрание поэтических произведений Гроция издавалось не раз (пятым издание «Poemata» вышли в 1670 г.), а о том, какое впечатление производили его трагедии, в частности тот же «Адам изгнанный», на современников, можно судить по отзывам просвещенных друзей Гроция. «И в мирных занятиях, и в тяжелых трудах Марса белги равны грекам и римлянам. Однако в области духовной нерешительные попытки состязаться с ними до сих пор не заслуживали безусловного одобрения и тем более не приводили к победе: до сих пор никто не дерзал встать на трагические котурны, и только в этом белги терпели поражение. Но – наконец-то! – благодаря сочинению Гроция превосходство достигнуто, и ныне Греция – уступила, и уступила Авсония»
Еще в XIX в. трагедии Гроция издавались в составе «Tragodiae selectae Latinorum recentiorum» (Monachii, 1845); в 1839 г. «Адам» был переведен на английский язык; и в ХХ в. знатоки Гроция-поэта высоко ценили его драматургию, видя в «Адаме», например, «высшее осуществление драматических возможностей столь частого в литературе мотива грехопадения»
И все же Гроций – поэт и драматург почти забыт. Почитаемый в Голландии Гроций все еще ждет современного критического издания своих поэтических произведений. Начатое в 1970 г. издание «DedichtwerkenvanHugoGrotius» (вышедший в Ассене первый том представляет собой фототипическое воспроизведение «Sacra in quibus Adamus Exul» 1601 г. с голландским переводом, но без комментариев) не завершено. Предлагаемые в настоящем томе русский перевод «Адама изгнанного» и комментарий к нему – начало работы над критическим освоением поэтического наследия Гроция.
«Адам» был издан в 1601 г. Присмотримся к тому, как складывалась жизнь Гроция до сих пор
Уже восьми лет Гроций писал латинские стихотворения, притом что, помимо родного голландского и латинского, он овладел древнегреческим, древнееврейским, сирийским, арабским, французским, немецким, возможно, английским. Замечательные способности Гроция скоро сделали его известным не только среди университетских наставников и соучеников и не только в Голландии, но также, благодаря счастливым обстоятельствам, и за ее пределами. Пятнадцати лет (в апреле – мае 1598 г.) в составе дипломатической миссии Объединенных Провинций к Генриху IV, в качестве друга и компаньона сына Олденбарневелта, Гроций приезжает в Анжер; его представляют королю, который после беседы с юношей произнес знаменитое «Voilà le miracle de Hollande»
В посвящении Гроций достаточно подробно характеризует свою трагедию, и эту характеристику имеет смысл привести здесь: «Все время, свободное от занятий юриспруденцией, историей и искусством политики, все часы, так сказать, передышки и досуга стремился я посвятить такому виду сочинительства, в коем мог бы разом охватить множество предметов разнообразных и собою привлекательных. И вот я решил писать трагедию, ибо видел, что сравнительно с иными видами поэзии в оном век наш не слишком успешлив. Содержанье избрал я Священное. Ты удивишься: «Ужели?» – И будешь прав: по нынешним временам, неосмотрительно трактуя священные темы, можно скорее уязвить большинство, нежели порадовать. Но я всего более стремился так смирять перо, чтобы не было в написанном ничего, задевающего кого-нибудь из христиан. Я беру первый драматический эпизод Священного Писания – катастрофу, то есть падение человека и переход его из состояния невинного и блаженного в нынешнее жалкое, и трактую множество философских вопросов, в особенности метафизические (о Боге, Ангелах и душах); помимо этого – физические (о творении мира), этические (по разным поводам, как у всех авторов трагедий), географические и иной раз астрономические; а что все это подмосткам отнюдь не чуждо, учит меня пример Еврипида, Эпихарма и Энния. Так в одно и то же время служил я благочестию, мудрости божественной и человеческой, и поэзии».
Имея в виду религиозные разногласия того времени, постоянно грозившие перейти и переходившие в политические столкновения, можно понять опасения Гроция, написавшего трагедию на библейский сюжет. Но самый выбор библейской истории для написанной по античным образцам трагедии в то время не был чем-то необычным: библейские сюжеты не раз излагались в Голландии ХVI в. языком Теренция или Плавта. Выбор Гроция был вполне в духе шедших рука об руку гуманизма и реформации. Оценивая этот выбор, нельзя не вспомнить, что к Библии призывал обратиться сцену Лютер
Для Гроция времени написания «Адама» его отношение к религии и Священному Писанию еще не было связано ни с прямым участием в религиозных распрях, ни с политикой, – со всем этим ему придется столкнуться позднее; а пока Гроций надеется писать так, чтобы не задеть никого из христиан: выбор ветхозаветной тематики был для него оправдан в первую очередь мотивами гуманистически окрашенного просвещенного благочестия, предполагающего индивидуальное переживание и самостоятельную трактовку событий Священной истории.
Традициями гуманистической учености Гроций следует и тогда, когда берется изложить в трагедии множество философских, физических, этических, географических и астрономических вопросов. Гроций ссылается на пример великих драматургов древности. Однако непосредственная традиция, к которой примыкает здесь Гроций, пишущий назидательную пьесу для юного Анри Конде, – традиция школьного латинского театра, который расцветает в Голландии в первой трети ХVI в. и в равной степени выражает тенденции гуманистические и протестантские. На правах старшего Гроций заботится о духовном развитии принца, которому он уже посвятил свое издание свода семи свободных искусств – сочинение Марциана Капеллы
Чтобы яснее понять разнообразие жанровых традиций, впитанных Гроцием, обратим внимание на то, как он говорит в посвящении об избранном сюжете. В латинском оригинале приведенного фрагмента читаем:
«Historia est prima quae im Sacris occurri tLiteris & Catastrophen habet, Hominis ex integro felicique statu in hanc miseriam lapsus».
Английский биограф Гроция Найт переводит это следующим образом: «It [the poem] elaborates the first grand historical event recorded in the inspired volume, the dreadful catastrophe of the Fall of Man»
–3, причем иные фрагменты пьесы кажутся поэтическим переложением стихов Ветхого завета. Мало того, библейский пласт в пьесе не ограничен Книгой Бытия, и из комментариев видно, насколько широко Гроций пользуется библейской образностью. Однако ни начальный монолог Сатаны (пролог), ни неудачная попытка искушения Сатаной Адама из библейских текстов объяснены быть не могут. Найт указывает
Народная драма, возникающая в ХII в., была тесно связана с литургическими действами: рождественским и пасхальным. Основной эпизод рождественского действа, Stella – явление звезды Рождества, дополнялся эпизодами из Ветхого завета, Prophetae – явлением пророков. К этим двум эпизодам очень рано стали добавляться другие, в результате чего составляет рождественский цикл, начинавшийся творением ангелов и падением Люцифера, продолжавшийся творением мира в пять дней и творением Адама и Евы – это и был первый библейский сюжет (prima historia), подлежащий драматическому развитию; далее могла идти история Каина и Авеля; затем следовал Ной и другие эпизоды ветхозаветной истории
Знаменитый англо-норманский фрагмент ХII в. «Действо об Адаме» – «Ordore presentationis Adae» (диалогические части на старофранцузском языке, хоры и ремарки на латыни) дает представление о том, как трактовалась ветхозаветная история грехопадения в народных драмах. Бог, называемый Figura, дает наставления Адаму и Еве, вводит их в Сад и затем удаляется внутрь церкви; Адам и Ева остаются на сцене, а вокруг сцены носятся демоны. Дьявол пытается соблазнить Адама, но тот не поддается. Тогда Дьявол держит совет с другими демонами, после чего обращается к Еве, но сначала не достигает цели, поскольку Еву остерегает Адам; и только затем, в виде змия, serpensartificiosecompositus, ему удается соблазнить Еву: Ева срывает яблоко и предлагает Адаму, тот поначалу отказывается, но потом доверяется Еве и есть яблоко
– простое и в то же время очень эффектное средство придать действию динамический характер, развитость и остроту. То, что Гроций использовал эту старую находку выходящей из литургических действ народной драмы, представляется совершенно понятным
Наконец, есть еще одна жанровая традиция, без которой правильное прочтение «Адама» невозможно. Речь идет о трагедиях Сенеки. Не Теренций или Плавт, а Сенека – образец для Гроция. Над текстами Сенеки Гроций работал как филолог, и Томас Фарнабий (Th. Farnabius), вторично издавая трагедии Сенеки в Амстердаме в 1654 г., с благодарностью учитывает censuras, varias lectiones coniecturasque insignes Cl. V. Hugonis Grotii. Гроций, приветствуя Фарнабия в связи с первым изданием трагедий Сенеки, называет римского драматурга высочайшим светилом (supremalux) подмостков.
с тем трагедия Гроция настолько цельна и настоль органично связана с традицией христианских действ на библейские сюжеты, что менее всего можно говорить о механических заимствованиях у Гроция из Сенеки. И здесь еще раз отметим непринужденность, с какой юный Гроций преодолевает разнородность совмещаемых традиций.
Как для Гроция Сенека – образец трагического искусства, так для читателя Гроция Сенека – необходимый фон для стилистически правильного понимания «Адама». Нельзя сказать, что Гроций, начиная драму монологом Сатаны, воспроизводит начало «Агамемнона» Сенеки; но без этой параллели образ Сатаны повисает в стилистическом вакууме, – потому что Сатану Гроция нельзя представить Чертом народных действ
Тень Фиеста:
Пришел я, выпущен из бездны Тартара…
Сатана:
Громовержца злого враг, небесной родины
изгнанник, ныне мрак глубокий Тартара
Сатана Гроция выходит на котурнах Тени Фиеста Сенеки и на те же подмостки, что и Хор аргосских женщин («Агамемнон», 100–104), выходит Хор ангелов у Гроция («Адам», 233–241).
Фортуна ввысь возносит лишь с тем,
Чтобы сбросить вниз. Чем скромнее, тем
Долговечнее все. Счастлив тот, кто с толпой
– и доволен им…
Кто с высоких круч мирозданья вниз
взглядом дерзких глаз взирает на тех,
чей удел убог, – не пришлось бы тому
давящее зреть крушенье своей
паденье, а кто легковесней, для тех
и паденье легко. Больший груз лежит
тем твой больше страх.
«Федре» (1124–1125: «Но меньше гнетет тех, кто меньше, судьба, И что легче, то боги легче разят») и «Геракле безумном» (202: «Падать доблести в прах с высоты страшней») и восходящей в трагедии еще к Софоклу.
Вот еще несколько стихов:
Со мной погибнуть можно, без меня – нельзя…
Хочешь смерти ты?
Умру я раньше. Будешь жить – пойду вослед.
«Адам», 1800–1810), а Антигона Эдипу («Финикиянки» 67, 75–76).
Что здесь за край? Страна? В котором поясе?
Где я?..
И это слова не Адама, осознавшего свое падение (1589–1593), а приходящего в себя Геркулеса («Геркулес в безумье», 1138–1139). Стих 967 из «Адама» (Адам: Изгнанник, прочь! : Вас также ждет изгнание.) не может не напомнить последние стихи из «Агамемнона» (Клитемнестра: Умри, Безумная! Кассандра– эфир, Титан, море и земля, – призывает скорбящий о бедах Геракла хор фиванцев («Геракл в безумье» 1054 слл.) и хор ангелов, оплакивающий падение Адама (1468 слл.). Другие параллели между трагедиями Сенеки и «Адамом» указаны в комментариях.
Выше речь шла о том, что появление «Адама» восторженно приняли современники Гроция. Из многочисленных отзывов приведем слова Даниела Хейнсия, который впоследствии прославился не только как филолог и издатель античных авторов, но и как поэт, чьи стихи были заметным явлением в литературе Нидерландов и через Мартина Опица оказали влияние на немецкую литературу: «Природа, оная повитуха и кормилица, которая до сих пор для всех была мачехой, Гроцию стала матерью. Этот юноша-старец, кем восхищается Батавия, на кого заглядываются этруски и галлы, – он возмужал еще мальчиком: ибо прочие становятся мужами с возрастом, а Гроций – муж от рождения»
Гроция всерьез волновала дальнейшая, сценическая, судьба его детища. В письме от 12 марта 1602 г. к Николаю Фаберу (Lefèvre), наставнику принца Конде, Гроций просит его рассказать о представлении «Адама», предпринятом для того, кому трагедия была посвящена: «…Ты, как я узнал, что-то находишь в моих стихотворных безделках. Зная остроту твоего суждения, я полагаю, что это могло произойти только, с твоего позволения, из-за глаукомы, наведенной на твои линкеевы очи расположением ко мне. Поверю ли? Но разве любящие не обманывают себя призраками? Однако о трагедии – ах, если бы я знал твое мнение! Ведь поистине, я либо был бы облагодетельствован строгим по праву дружбы суждением, либо услышал бы знаменитое «Ты от десницы умрешь Энея великого». А теперь я на все надеюсь, но и боюсь всего… Так не заставляй меня дольше метаться в нерешительности между надеждой и страхом. Насколько я знаю твой ум и вежество нрава, а также твою литературную славу, тебя не затруднит описать мне в нескольких словах следующее: очень или в меру не понравилась тебе эта наша трагедия, это священное действо; с каким лицом смотрел на сцену принц, хорошо ли прошел спектакль, был ли он одобрен зрителями, и прочее, с постановкой связанное. Ежели ты удостоишь меня письмом, лучше всего переслать его с теми, кто будет сопровождать г. Бузанвиля, которого, насколько мне известно, к нам вновь отправляют с посольством»
Мы не знаем, как прошел спектакль. Не знаем мы также и того, почему Гроций не включал «Адама» в собрание своих поэтических произведений, куда входили «Христос-страстотерпец» и «Софомпанеас». История рецепции «Адама», – как и двух других трагедий Гроция, – нуждается в исследовании и заслуживает его: даже при первом взгляде на драматургию Гроция и после знакомства с первой его трагедией становится совершенно ясно, что творчество Гроция-драматурга – важный эпизод в истории европейской литературы и театра.
Opaca linquens Diti inferni loca,
Adsum profundo Tartari emissus specu…
–3:
Coelestis, adsum, Tartari tristem specum
Fugiens, et atram Noctis aeternae plagam…
Перевод трагедии Гуго Гроция «Адам изгнанный» выполнен по изданию: De dichtwerken van Hugo Grotius. Assen, 1970, представляющему собой фототиническое воспроизведение издания 1601 г. Sacra in quibus Adamus Exul; при работе над переводом учтен голландский перевод, помещенный в издании 1970 г