К.Ю. Самойлович.
«Письмо о занятиях французской Академии» Фенелона (1714) Еще раз о «Споре древних и новых»
Мировая культура XVII-XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили. Материалы Международного научного симпозиума «Восьмые Лафонтеновские чтения». Серия “Symposium”, выпуск 26. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С.86-89
Главные участники данной полемики определились ближе к концу 1670-х годов. Защитниками новой литературы выступили братья Перро — Шарль, Клод и Пьер, а также племянник Корнеля писатель Бернард де Фонтенель (1657-1757). Радикальными сторонниками древних были Буало, Расин, в несколько более умеренной форме Лафонтен и присоединившийся к ним впоследствии Лабрюйер.
Развернутая и обобщенная позиция «новых» была сформулирована Шарлем Перро в поэме «Век Людовика XIV», написанной в форме традиционного славословия монарху. Свое утверждение о безусловном преимуществе французской поэзии над античной Перро сопровождает прославлением просвещенного и мудрого правления Людовика XIV, способствующего развитию наук и искусств в еще большей степени, нежели правление Августа — поэзии римской.
Перро считал, что все, происходившее в век Людовика Великого, неподвластно времени и имеет абсолютный и вечный характер. Подобную точку зрения разделяли и некоторые его современники. В частности, аббат Масийон писал в этой связи: «Этот глубокий и обширный гений рожден, чтобы изменить природу вещей — сделать устойчивым и прочным все, что до сих пор находилось в состоянии бесконечного изменения, и после того, как он раз и навсегда определил судьбу нашего государства, он задумал утвердить и судьбу нашего языка».
Выступление Перро, поддержанное значительной частью членов Академии, встретило, однако, резкую критику со стороны Буало, который, будучи учеником и поклонником античных поэтов, не мог принять ни формы, ни содержания этого традиционного панегирика, не лишенного между тем объективно-исторической основы. Буало был поддержан Расином, назвавшим поэму Перро «всего лишь остроумным парадоксом», который не следовало принимать всерьез.
Но, несмотря на произошедшее в 1694 году официальное примирение Буало и Перро, в результате которого оба противника все же остались каждый при своем мнении, «Спор древних и новых» не закончился.
Самым значительным событием его заключительного этапа стал труд Фенелона «Письмо о занятиях французской Академии», написанный в 1714 году по просьбе секретаря Академии Андре Дасье. На первый взгляд, отношение Фенелона, прекрасного знатока греческого языка и культуры, к античности однозначно и не вызывает сомнений. В последнем X разделе трактата Фенелон отдает явное предпочтение греческой поэзии перед французской: «Наш язык не благозвучен, не разнообразен, не свободен, не смел, не вдохновенен, а наше скрупулезное стихосложение делает почти невозможными хорошие стихи в длинных сочинениях». По мнению Фенелона, это касается и театра. Он считает, что «Эдип» Корнеля не выдерживает сравнения с трагедией Софокла, «Федра» Расина уступает античной драме, а Мольер — «изящному Теренцию».
И все же позиция, которую занял Фенелон в «Споре древних и новых», особая. И у древних, и у новых были основания рассматривать Фенелона как своего единомышленника. Он писал Ла Мотту: «Возможно ли, что я, опасавшийся прогневить и древних, и новых, угодил обеим партиям? Не хочется думать, что я недалек от золотой середины, раз и та, и другая партия оказывает мне честь, считая меня своим единомышленником». Поскольку Фенелону было известно, что большинство членов Академии на стороне новых, и в силу своей деликатности он не хотел их дразнить, это утверждение, возможно, следует рассматривать как своего рода тактический прием. При этом ему чужда и нетерпимость Буало, квинтэссенцией которой, как представляется, является XXVI эпиграмма досточтимого метра:
По слухам, бог искусств, прекрасный Аполлон, И сам могучий Зевс, кем был низвергнут Крон, Хариты, музы, Вакх, Гефест, Афина, Гера — Короче говоря, все детища Гомера Разгневались на вас, Перро, сверх всякой меры За то, что их отцу вы нанесли урон. Страшитесь мести их. Ведь боги нас карают Ужасными ударами — титан И тот под ними жалобно стенает. Визе твердит, что вас Меркурий защищает, Но не Меркурий то, а лишь «Меркюр галан».
В главном пункте спора — отношении к античному наследию — Фенелон на стороне древних. Обращая к новым авторам слова Горация «О, день и ночь вы, Пизоны, читайте творения древних», Фенелон считает, что античных авторов можно превзойти, лишь переняв у них все то, что составляет их высокие достоинства.
Признавая право каждого следовать собственным вкусам и воззрениям и даже видя некоторую «полезность для изящной словесности данного спора», в «Письме…» он выражает и собственную точку зрения. Во-первых, Фенелон высказывает пожелание, чтобы «новые превзошли древних», но за древними при этом должна сохраниться слава зачинателей, указавших путь другим и позволившим им превзойти себя. Фенелон полагает, что пристрастно судить о сочинении только на основании того, как давно оно было написано, и говорит об этом словами Горация:
По мнению Фенелона, соперничество новых с древними опасно лишь в том случае, если оно переходит в пренебрежение последними и нежелание изучать их.
Полагая, что нет предела совершенству, Фенелон настаивает на том, что автор, довольный собой, имеет ограниченный ум, сердце мелкое и тщеславное и обычно обречен на одиночество.
Фенелона радует автор, который стремится победить древних. И чем больше тот советуется с другими относительно своего сочинения с тем, чтобы улучшить его, тем большего уважения он достоин.
Наряду с этим Фенелон признает, что даже самые совершенные творения древних не свободны от недостатков, так как абсолютного совершенства, с его точки зрения, достичь невозможно.
бы иметь ни столь порочного отца, как Зевс, ни столь несносную жену, как Гера, а тем более — столь развратную, как Афродита. Кажется, что эти боги нарочно придуманы врагом человеческого рода, чтобы узаконить все преступления и подвергнуть осмеянию идею божественности».
Фенелон далек от намерения брать на себя роль судьи. Он лишь предлагает своим современникам не презирать тех, кем человечество восхищалось на протяжении стольких веков. Не восхваляя древних, как образцы, свободные от несовершенства и не отнимая ни у кого надежды их превзойти, писатель желает все же новым одержать победу над древними благодаря изучению самих древних, хотя не отдает при этом пальму первенства ни одному из соперников.
Итак, как уже сказано выше, Фенелон не дает однозначного ответа на вопрос, кто же заслуживает большего признания, древние или новые. По его собственному выражению, он не хотел ни единым словом высказать пристрастность в оценке первых или последних. Стараясь быть полезным Академии, не склоняя к слепому восхищению всем, что исходит от древних, но и, не приветствуя пренебрежения новых великими предшественниками и нежелания изучать последних, Фенелон добился того, что и та, и другая партии оказывали ему честь, считая своим единомышленником.