Н.Н. Степанова.
Расин в оценке французских классиков XIX века
Сборник XVII век в диалоге эпох и культур. 2000 XVII век в диалоге эпох и культур: Материалы научной конференции. Серия «Symposium». Выпуск 8. - СПб.: Санкт--Петербургское философское общество , 2000. - С.82-84
В своей знаменитой книге «О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями» (1800) мадам де Сталь проводит сравнительный анализ древней и новой литературы. Подчеркивая превосходство последней, писательница приходит к выводу, что в «сочинениях нового времени любовь изображена более тонко и проникновенно, нежели у древних, ибо есть чувства, сила которых зависит от глубины мыслей» (Сталь, Ж. де. О литературе. М., 1989. С. 61).
В подтверждение своего высказывания мадам де Сталь сравнивает Андромаху Вергилия и Андромаху Расина. Писательница подчеркивает, что чувства Расиновой Андромахи так утонченны, что она предпочитает умереть, лишь бы не уступить домогательствам Пирра; Вергилиева же Андромаха после смерти Гектора дважды соединяется узами брака, сначала с Пирром, а затем с Еленом, причем римский поэт даже не подозревает, что это обстоятельство может уменьшить сочувствие к его героине. Напротив, Расинова Андромаха наделена чуткостью и верностью, меланхолией и преданностью, совершенно чуждыми нравам, законам и духу древних.
Ставя вопрос о правдоподобии, Сталь показывает, как далеко ушло драматическое искусство в творчестве Расина. Противоборство добродетели и порока, душевное смятение, сложные чувства едва намечены в трагедиях греков; объяснением всему служит у них воля богов. Расин в своих трагедиях на греческие сюжеты объясняет преступления, внушенные богами, игрой человеческих страстей; господству рока он противопоставляет логику чувств; в стране, чуждой язычеству, такое объяснение было необходимо. Греки же полагали, что страшит лишь та трагедия, которая покоится на сверхъестественной воле. Вера греков в чудесное неминуемо лишала движения души свободы и разнообразия.
В изучении национальных литератур мадам де Сталь отводит большое место понятию свободы. Сквозь призму этого понятия писательница определяет горизонты нации. Причины, вызвавшие непостоянство и вероломство, французы объясняли изменчивостью фортуны. В эпоху Расина под властью такого короля, как Людовик XIV, судьбу заменяла монаршая воля. У нации, почитающей одного-единственного человека, отсутствовало понятие свободы. Этот факт как раз и дает ключ к пониманию своеобразия трагедий Расина.
Действительно, великий драматург, находясь в стесненных обстоятельствах, не мог позволить себе осуществить смелые замыслы, ибо боялся потерять благосклонность придворного ареопага, от которого зависела его судьба. О них и пишет в своей книге Сталь, приводя ряд условностей, которые приходилось учитывать поэту. Так, любовь изображалась по неписаным законам, установленным двором Людовика XIV. В обхождении с женщинами предписывалось следовать непременно канонам времен рыцарства. Герои трагедий должны были действовать в тесных рамках придворного этикета, а изысканный язык подчеркивал их знатное происхождение.
Стендаль также указывает на условности, ограничивающие возможности сочинителей. В своем памфлете «Расин и Шекспир» он пишет о том, что при дворе Людовика XIV привились церемонные манеры испанцев. Было запрещено изображать в трагедии великие события и страсти. Все эти так называемые «правила», перечисленные выше, охлаждали пылкость чувств. «И порой сочинителям, - как замечает мадам де Сталь, - оставались равно недоступны и язык разума, и язык любви» (Там же. С. 253).
Сравнивая Расина с Шекспиром, оба писателя XIX века показывают, как важно для нации быть свободной. Средства, благодаря которым пьесы Шекспира получили народное признание, отсутствовали в трагедиях Расина. Им не доставало мощи, которая приносилась в жертву вкусу, а правило о трех единствах ограничивало охват действительности. Это взгляд современника 1823 года - Стендаля. Ему импонирует мужественность поэзии Шекспира. Английский поэт показывал несчастья жизни, писал для сильных душ, закаленных гражданскими войнами Алой и Белой розы.
Cpaвнивая Расина с древними и Шекспиром, мадам де Сталь видит необходимость обращения к литературе XVIII века. Это намерение позволило писательнице дать более глубокую оценку творчеству Расина. Главный его «изъян» она видит в ограниченности познаний драматурга в области философии, получившей свой размах только в XVIII веке. Дух исследования сообщил уму независимость и открыл ему дорогу к познанию многих предметов.
В своем биографическом очерке «Жан Расин» А. Франс рисует сложную, многогранную, противоречивую натуру поэта. У такого человека и судьба была не из легких. Расину пришлось принять главное решение в своей жизни - оставить театр и вновь обратиться к Богу. Он остался при дворе и еще сильнее привязался к королю. В отличие от мадам де Сталь и Стендаля, видевших в этом угодничество и раболепие, Франс, напротив, находит эту привязанность вполне естественной в эпоху абсолютизма. «Служить христианнейшему королю, - объяснял Франс, - означало вместе с тем служить и Богу. Угождать ему было формой проявления набожности» (Франс А. Собр. соч. М., 1960. Т. 8. С. 362).
Совсем иначе оценивает Франс и творчество Расина. Несмотря на строгую логику классицизма, французский драматург сумел изобразить «всемогущество страстей». XVII век Франс назвал «золотым веком», в период которого «французский гений достиг своего высшего развития» (Там же. Т. 8. С. 370).
плотских страстей и религиозных исканий. Перед нами предстает живой человек, а не статуя непорочного святого. Не случайно эпиграфом к роману Мориак выбрал высказывание Плиния Младшего: «В жизни каждого человека есть высокие вершины и потаенные расщелины».
в трагическом свете все перипетии безнадежной, беспощадной любви, и как человек, которому пришлось делать выбор между светской жизнью и жизнью, посвященной Богу. Именно благодаря духовному родству с героем, Мориак смог написать книгу, где Расин - царедворец, королевский историограф, набожный христианин, примерный семьянин и Расин - автор «Федры» и «Гофолии» сливаются в одну сложную, но не цельную фигуру.
Рассказывая о нелегкой судьбе Жана Расина, Мориак вместе с тем дает представление о призвании писателя и о месте, которое отведено ему в обществе своеобразной эпохи XVII в. Это было время, когда сочинитель не мог заработать себе на жизнь только писательским трудом и должен был искать доходное место, вымаливая пенсии и награды. В XVII в. такое искательство было в порядке вещей. Мориак ничуть не упрекает своего королевского историографа. Отношение Мориака к Расину отличается трезвостью и разумностью. Он не идеализирует ни Расина-царедворца, ни Расина-янсениста.
Мориак обращает внимание на жизненную и творческую смелость Расина. В отречении поэта от литературы виден глубокий смысл, а не предательство. Расин после «Федры» порвал с театром, потому что не желал повторяться, что лишний раз доказывает его серьезное отношение к своему делу.