Англичане выходят на сцену
Бoльшую часть 17 столетия давняя соперница Франции Англия не вела слишком активной внешней политики. Ей было не до того, – капитализм делал свои первые шаги по английской земле. Но после свержения Стюартов в 1688 году (так называемая «славная революция») британцы обрели независимость в области внешней политики, – Стюарты слишком подчинялись предписаниям из Версаля.
Своим королем англичане выбрали давнего врага Франции Вильгельма Третьего. Он ни слова не знал по-английски, так как был голландцем и главой Нидерландов. И хотя со своими новыми подданными он общался по-французски, более злого и упорного врага Франции трудно было себе представить. О, Вильгельм слишком помнил войны, которые вел против Голландии Людовик Четырнадцатый (король-солнце справедливо видел в ней торгово-промышленную соперницу Франции). Помнил Вильгельм и роковой для Нидерландов 1672 год. Тогда французы внезапно напали на его страну, и Вильгельм приказал открыть шлюзы. Уютная Голландия с массой ухоженных домов, ломившихся от накопленного добра, ушла под воду. Эта ужасная акция сломила могущество Нидерландов, но отстояла их независимость…
Теперь Вильгельм стал главой мощной протестантской коалиции и мог почти на равных вести переговоры с Людовиком. А речь шла о наследстве еще живого (но чуть живого) Карлоса Второго Испанского. Начинался перекрой карты Европы и мира.
В январе 1698 года в Париж прибыл английский посол граф Портленд. Британцы терпеть не могли этого голландского аристократа, называя его «деревянным человеком». Он, как и его король, не говорил по-английски. Но более искусного дипломата трудно было себе представить. Портленд был куда как ловок и не выглядел в Версале напыщенным свинопасом, подобно иным английским вельможам. К тому же король мог ему доверять всецело: Портленд был Вильгельму словно брат и – как бы это сказать? – ну да: и многолетний любовник, естественно. «Невозможно любить Вас больше, чем я люблю, одна лишь смерть способна изменить мои чувства», – писал Вильгельм своему послу (цит. по: Н. Митфорд, с. 191). Впрочем, в то время между графом и королем встал третий, – Вильгельм сделал своим фаворитом юного и веселого дурака лорда Албемарля (тоже, кстати, голландца) и даже целовал ему руки, как женщине, на виду у всего двора (см. там же). Портленд не растерялся, – во Франции он вовсю резвился в кругу Месье, его друзей и наложников.
А между банкетами, охотами и балами вел трудные для обеих сторон дипломатические переговоры. Собственно, в ходе них англичане и заявили о себе как о новой силе на сцене европейской политики. Да и принимали Портленда как посла великой державы, что было Людовику ох как непросто: ведь Портленд считался посланцем «узурпатора», а законный английский король (изгнанный Яков Второй Стюарт) жил недалеко от Версаля. Вельможи из свиты посла и придворные короля-изгнанника порой встречались на приемах Людовика.
Маркиза Ментенон демонстративно игнорировала посла: ей слишком дороги были права Стюартов – ее друзей. Соглашаясь с нею в душе, Людовик вынужден был вести себя по-иному.
Вот описание официальной аудиенции, которую король-солнце дал послу Вильгельма. «На первую публичную аудиенцию… собралась такая толпа, что Портленду стоило огромного труда пробиться к королевской опочивальне, где его принимали. Очутившись на месте, он отвесил три низких поклона: первый – королю. Второй – на полпути к постели, третий – на балюстраде, окружавшей кровать. Там его ждал Людовик со шляпой в руке. Он встречал гостя стоя, что свидетельствовало о благосклонности короля. Между вторым и третьим реверансом монарх сказал, что рад видеть вместе так много французов и англичан. Затем он надел шляпу, а Портленд – свою и обратился к Людовику с приветствием, снимая головной убор при каждом упоминании своего или французского короля» (Н. Митфорд, с. 197).
Маневрировал и Людовик. В это время его посол граф Тальяр выполнял сходную миссию в Лондоне. Он тоже пускал пыль в глаза своим великолепием, в результате чего французское посольство в Лондоне по сей день выделяется особым великолепием, а также информировал Людовика о реальном, весьма неблестящем положении дел и финансов на земле туманного Альбиона.
…
А тогда в результате переговоров Франция и Англия заключили договор, по которому испанский престол передавался нейтральному лицу – баварскому принцу, который был еще ребенком. В обмен на эту уступку Людовик получал многие земли испанцев в Европе и мир, ибо война была сейчас никому не по карману.
Увы, вмешались австрийцы и отравили (скорее всего) баварского принца (см.: Н. Митфорд, с. 202). Разразилась война за испанское наследство, которая изменила баланс сил в Европе не в пользу Людовика…