«Английские непотребства»
Англия первой половины 17 века вовсе не была по-настоящему великой европейской державой. Процессы капитализации в ее экономике (они позволят ей сделать рывок через столетие) шли исподволь, внешняя политика английских королей была вяловатой и далеко не всегда самостоятельной. Даже английская буржуазная революция, продолжавшаяся целое десятилетие, даже казнь законного короля, – все это оказалось, в сущности, на периферии внимания европейца 17 столетия, еще захваченного событиями Тридцатилетней войны.
В начале века Англия не могла похвастаться и своим флотом, и уж тем более наличием обширных колоний.
«Старая добрая Англия», «веселая Англия», исчезновение которой оплакивал Вильям Шекспир, все же дала напоследок шороху в начале 17 столетия. Ибо на престол вступил Яков Первый, сын казненной Марии Стюарт.
Образованный и хитрый, дурашливый и порочный, этот ленивый обжора и пьяница самой своей бездеятельностью, возможно, в какой-то мере и притормозил развитие событий в неблагоприятную для королевской власти сторону.
Его двор являл собой смесь кабака и цирка. Количество придворных и слуг было огромно, но никто не следил за ними, так что слуги преспокойно отщипывали куски от королевских кушаний еще на кухне, – и король это просто не замечал, ведь только завтрак его состоял из 25 блюд! Зато галерея Уайтхолла в силу ветхости обвалилась самым скандальным образом, когда на нее после аудиенции у короля вышел испанский посол. Посла удалось спасти, но несколько лордов все-таки пострадало.
Пьянство при дворе было повальное, пили и мужчины и женщины. Вот как описывает современник пышный праздник, который дал в Уайтхолле Яков Первый в честь датского короля Фридерика Второго, своего тестя:
«Однажды после обеда состоялось представление «Храм Соломона и визит царицы Савской». Дама, которая исполняла роль царицы Савской, несла дары обоим Их Величествам, но, поднимаясь на возвышение, забыла о ступеньках, вывалила содержимое на колени Его Датскому Королевскому Величеству и упала у его ног. Было много беготни и суеты с салфетками и тряпками, чтобы все вычистить. Потом Его Величество встал и захотел потанцевать с царицей Савской, но упал рядом с ней и был перенесен в один из внутренних покоев… И вот в богатых платьях появились Надежда, Вера и Милосердие: Надежда попыталась заговорить, но вино так ослабило ее стремления, что она ретировалась в надежде, что король простит ее за краткость. Потом Вера не присоединилась к благим делам и оставила двор в неустойчивом состоянии. Милосердие припало к ногам короля и, судя по всему, прикрыло множество грехов, совершенных ее сестрами; каким-то образом она… поднесла дары, но сказала, что должна вернуться домой, так как нет таких даров, какими небеса не оделили бы Его Величество. И она вернулась к Надежде и Вере, которых тошнило и рвало в нижнем холле» (Цит. по: Ф. Эрланже. Эпоха дворов и королей. – С. 157–158).
Яков не скрывал своих истинных наклонностей. После смерти жены он горстями дарил ее драгоценности ненаглядному Бекингему, оправдываясь весьма забавно: «У Христа был Иоанн, а у меня есть мой Джордж» (там же, с. 149). Молодой, но ушлый Бекингем всячески распалял в короле его амбиции абсолютного монарха, а наставником-теоретиком фаворита выступал лорд-канцлер Фрэнсис Бекон, который полагал, что фаворит в ответе за всякий промах короля. Впрочем, союз Якова и Бекингема лорд-канцлер проступком отнюдь не считал, ибо у него самого были для этого свои сугубо интимные основания…
Занятно, что Яков считал себя богословом и часто вступал в споры с пуританскими проповедниками, но с тонких философских материй как-то всегда крайне для себя органично соскальзывал на рыночную брань. Один из свидетелей такого диспута записал в своем дневнике: «Епископы (противники пуритан – В. Б.), казалось, были очень довольны и сказали, что на Его Величество снизошло вдохновение. Не знаю, что они имеют в виду, но дух вдохновения оказался большим сквернословом» (там же, с. 157).
При дворе вовсю процветали коррупция и торговля монополиями. За один только первый год своего правления Яков сделал рыцарями более восьмисот человек, в том числе и мужа прачки своей жены, – а ведь еще совсем недавно рыцарями становились за боевые заслуги… Патенты на монополию были статьей дохода короля, но душили свободную торговлю или, выражаясь языком современным, рыночную экономику. Даже придворный шут имел свою монополию – на глину для курительных трубок.
Население буквально терроризировалось разного рода «монополистами». Например, даже знатные лорды опасались делать фундаментальный пол в конюшнях и загонах для скота: в любое время дня и ночи могли нагрянуть люди от владельцев селитренной монополии и начать вывозить пропитанную аммиаком почву…
Все это, естественно, крайне напрягало отношения между королевской властью и подданными, престиж монарха упал – ниже некуда. В 1633 году один деревенский кузнец-правонарушитель весьма зловеще заметил констеблю: «Дьявол с королем идут рука об руку, так о чем мне беспокоиться?» Причем это было сказано уже не о Якове Первом, а об его сыне и наследнике Карле Первом, который вроде бы так не похож был на греховодника и бесшабашного выпивоху…
Историки называют его «последним истинным джентльменом на английском престоле». Утонченный аристократ с безукоризненными манерами, галантный и благородный, Карл мог бы считаться образцом хорошего тона. Да только этого маловато было для главы государства, которое на всех парах шло к социальной революции. Карл безнадежно устарел для своей страны и своего времени. И, наверное, символичным может показаться его красивый, в духе Дон-Кихота, «жест»: еще будучи наследником престола, он заочно влюбился в дочь испанского короля и как простой странствующий рыцарь, в сопровождении Бекингема, явился в Мадрид с предложением руки и сердца. Но инфанта и слышать не захотела о браке с «еретиком» (протестантом).
Тогда Карл женился не по любви на сестре Людовика Тринадцатого Генриетте-Марии. Впрочем, она быстро прибрала его к рукам, и Карл превратился в глазах подданных в «подкаблучника католички» (Генриетта-Мария осталась в лоне католической церкви).
К тому же идеи теоретика абсолютизма Бекона и бесконечное потакание амбициям короля со стороны Бекингема сделали Карла, упрямого от природы, совершенно «упертым» сторонником абсолютистского государства на манер Франции или Испании, – и это в стране, где парламент не раз ставил на место зарвавшегося монарха и еще в 14 веке просто «снял» последнего Плантагенета с «должности»!..
Карл Первый вступил на престол в 1625 году, и почти сразу между ним и парламентом начались схватки. С 1629 года король вообще не собирал парламент на сессии и 11 лет правил единолично.
Он думал, что занимается централизацией государства на манер Ришелье или Оливареса, а на самом деле лишь углублял пропасть между старой феодальной знатью и новыми, гораздо более широкими массами общества, – от помещиков средней руки и буржуа до крестьян и мануфактурных рабочих.
Всеми своими действиями Карл доказывал населению, что в таком виде королевская власть просто не нужна стране.
По иронии судьбы, погибель на Карла Стюарта пришла с гор родины его предков – из Шотландии, где в 1638 году вспыхнуло восстание пуритан.
После года боев английский король оказался банкротом. Поневоле ему пришлось созвать в апреле 1640 года парламент для изыскания средств на ведение войны с собственными подданными. Увы, парламент начал с того, что предложил пересмотреть все дела королевского правительства за 11 лет «беспарламентаризма». Король тотчас разогнал сессию. В историю этот парламент вошел как «Короткий».
В ноябре того же года Карлу пришлось вновь собрать парламент, который (но об этом еще никто не мог знать) будет заседать целых 11 лет и будет по праву называться «Долгим».
Первые же заседания его оказались весьма бурными, – до такой степени, что королю пришлось «сдать» парламентариям своих ведущих приспешников графа Страффорда и архиепископа Лодда.
Однако в своей гордыне и слепоте Карл полагал, что это лишь временная уступка с его стороны. В январе 1642 года он лично прибыл в Вестминстер арестовать пятерых парламентариев-пуритан, но они укрылись в Сити, и уличная толпа вместе с шерифами вступились за смутьянов, ссылаясь на древнюю привилегию убежища, которой пользовалась территория Сити.
«призрачным королем». И парламент, и король собирали своих приверженцев. Разразилась гражданская война.
Сторонников короля называли «кавалерами». Это были представители знати и дворянства. В пышных нарядах, украшенных кружевами, с длинными волосами, завитыми в локоны, они самим своим видом бросали вызов суровым представлениям особенно пуритан о приличии и человеческом достоинстве. Сторонников парламента называли «круглоголовыми», ибо они относительно коротко стригли волосы и были подчеркнуто скромно одеты.
На первых порах «кавалеры» одерживали победы: ведь в массе своей это были вояки и уж точно дуэлянты. Но вскоре в войска парламента влились отряды джентри (среднего дворянства, ведшего хозяйство по-капиталистически). Они выдвинули и своего лидера Оливера Кромвеля. В решающих битвах король потерпел поражение и вынужден был бежать в родную Шотландию. Увы, шотландцы «продали» Карла Стюарта английскому парламенту за 800 тысяч фунтов стерлингов.
Начались долгие переговоры между пленным королем и парламентом. Парламентарии требовали уступок в церковной сфере, а также передачи парламенту власти над армией на 20 лет. Занятно, что даже в этих внешне горемычных условиях престиж королевской власти был достаточно высок, если с Карлом вступили в переговоры!
Больше того, счастье, казалось, улыбнулось узнику своего народа: армейская верхушка (в которой было немало представителей высшей знати) решила заключить свой мир с королем, выкрала его и стала вести переговоры с Карлом на еще более льготных для него условиях.
И снова Кромвель железной рукой своих «круглоголовых» подавил пламя второй гражданской войны.
И вновь между пленным королем и парламентом должны были начаться переговоры, причем условия мирного соглашения и на этот раз должны были быть весьма щадящими для короля-мятежника.
Это переполнило чашу терпения «круглоголовых». Молодцы под командой полковника Прайда просто выставили с заседания парламента 80 соглашателей, путем военного насилия добившись осуждения короля как мятежника. Вскоре в Лондон вернулся О. Кромвель, который въехал в столицу как триумфатор и поселился в Уайтхолле.
Теперь он был диктатором Британии. Его опорой была победоносная революционная армия.
а божьей милостью, власть его священна и неприкосновенна, и он не воевал с собственным народом, а боролся с мятежниками. Бедняга забыл (или не снизошел вспомнить), что победителей мятежниками не называют…
Короля приговорили к смертной казни. Ясным морозным утром 30 января 1649 года он простился со своими младшими детьми (Генриетта-Мария и наследник Карл принц Уэлльский укрылись во Франции) и вышел через окно на высокий помост перед фасадом дворца. Король был бел, как его рубашка, но держался с удивительным мужеством.
«Запомни!» – обращенное то ли к народу Англии, то ли к своему отсутствующему наследнику. Через минуту голова Карла Стюарта медленно покатилась по эшафоту…
По понятиям того времени, это было неслыханное святотатство. Короли могли казнить друг друга, – хотя это случалось довольно редко, и всегда было из ряда вон выходящим событием.
30 января 1649 года короля впервые казнили его подданные.
…