Дом, не похожий на крепость
В столь неуютных жизненных обстоятельствах человеку свойственно искать отдушину и опору. Для британца эпохи дикого капитализма такой отдушиной и опорой стал его собственный дом. «Мой дом – моя крепость», – чисто английская поговорка. Она отражает и тот факт, что в Британии впервые был принят закон о неприкосновенности жилища частного лица, и особый статус домашнего очага как национальной святыни. Для англосакса культ дома – краеугольный камень его ментальности.
Хеппи-энд у домашнего очага – традиция английского классического романа.
В жизни мы наблюдаем то же. Самое большое, светлое (обычно с эркером) и нарядное помещение в традиционном доме успешного американца – не гостиная (the seating-room), а комната совместного досуга всей семьи (the family-room).
***
Уже три века назад иностранцы не без зависти отмечали: «Трудно представить дом, более удобный, чем английский. Никто в мире, кроме англичан, не может построить дом на таком маленьком пространстве и за столь короткое время» (С. Де Соссюр, – цит. по: Уоллер, с. 149).
Правда, сперва уютный дом британца трудно было б назвать очень светлым. Введенный в конце XVII века налог на окна отбивал охоту прорубать в стене лишние лазейки для итак нещедрого английского солнца. Существующий в каждом традиционном английском или североамериканском особняке эркер – тоже, вероятно есть результат усилий законодателей. Эркер – потомок террасы, которой каждый хитрый лондонец застраивал ту часть землевладения, на которой нельзя было возводить капитальное строение, – ибо закон запрещал во избежание пожаров строить дома «впритык».
Увы, комфорт английского дома двухсотлетней давности – весьма относителен. Вот этот дом в разрезе. В полуподвале расположены кухня, кладовые, комнаты для слуг и туалет по принципу выгребной ямы. Первый этаж отведен лавке или гостиной, второй – столовой, а на третьем – спальни хозяев. Таким образом, слуги вынуждены беспрестанно курсировать по лестницам, чтобы накрыть на стол или устроить господам помывку в их опочивальнях. Труд лакеев и служанок был так тяжел и столь востребован, что им первым, кажется, еще в конце XVII века удалось отстоять свои «профсоюзные права».
Отдельно скажем о гигиене. По чистоплотности англичане того времени уступали только голландцам. Нет ничего удивительного в том, что уже в конце XVIII века в Лондоне было довольно много домов с ватерклозетом. Однако первая половина галантного века – еще царство выгребных ям. Протечка в подвале из переполненной ямы соседей – явление более обыденное, чем протечка через потолок в современном многоквартирном улье.
Наряду с ночными грабителями особую опасность для запоздалых прохожих представляли опорожняемые из окон ночные горшки. В Эдинбурге (в этом городе тогда и дома в 6 этажей не были редкостью) существовал обычай: перед опорожнением горшка служанка кричала в темноту: «Берегись воды!» «Придержи руки!» – вторил ей прохожий и поскорей сбегал из опасного места.
Великий сатирик Дж. Свифт без тени улыбки наставлял свою служанку: «Никогда не опустошай ночные горшки, пока они достаточно не наполнятся. Если это случилось ночью, вытряхни их на улицу, если утром – то в сад, иначе ты замучаешься бегать с чердака или верхнего этажа вниз и обратно, и никогда не мой горшок никакой другой жидкостью, кроме той, что уже в ней находится, ведь какая уважающая себя девушка станет плескаться в чужой моче?» (Уоллер, с. 168).
***
Вообще быт того времени полон парадоксов. Взять, к примеру, шторы. Долгое время англичане не «занавешивались», боясь, что шторы станут легкой добычей вора через открытое летом окно.
Особая песнь – стиль английского дома. Сперва британцы подражали голландцам (образец этого стиля – наш Монплезир в Петергофе). Затем тяжелую мебель, кафельную плитку и темноватые панели заменили зеркалами и гобеленами в духе французских особняков.
Но уже к 20-м гг. XVIII века англичане выработали свой оригинальный «георгианский» стиль. Это значит, что стены обшиты гигиеничной панелью светлого дерева, а комнаты обставлены чиппендейловской мебелью, которая удачно сочетала в себе черты барокко, готики и «китайщины» (так называемый стиль шинуазри). Изящный, удобный и представительный, этот тип мебели покорил тогда даже юг Европы от Португалии до Италии.
Зато из самой Италии англичане вывезли свой следующий по времени стиль – палладианский, так хорошо знакомый нам по классическим (неоклассическим) образцам русской усадебной архитектуры конца XVIII – начала XIX вв.
французских и русских последователей. Но бесспорное достижение англичан – неоклассический интерьер (архитекторы братья Адам, мебель Хепплуайт и Шератон), строгий и элегантный. Едва ли не лучшими образцами своих интерьеров британцы поделились тогда и с русскими: комнаты в Царском Селе и Павловске по эскизам Ч. Камерона.
Нет, не купились рассудительные сыны Альбиона на легкомысленный французский рокайль, затопивший в первой половине XVIII в. почти всю Европу!..
***
Не привились под хмурым британским небом и выстроенные по линейки «регулярные» французские парки. Примерно к середине XVIII века англичане разработали принципы пейзажного парка, который имитирует девственную природу.
В парковом строительстве это не просто новая мода, – это настоящая мировоззренческая революция. Если раньше человек своим искусством как бы отгораживался от угрожавшей ему природы, уродуя ее топором, циркулем, ножницами, то теперь он вернулся к ней победившим учеником.
Человек устремился назад к природе, лишь почувствовав себя в безопасности от нее…
***
конкуренция с шедевральным (на грани художества) ремесленным производством на континенте сохранялась, а это диктовало высокие эксплуатационные и художественные качества изделий.
«гнали» сплошной «эксклюзив» дворцового уровня.
Британцы же научились наносить рисунок на посуду машинным способом. Это значительно удешевило их изделия, сохранив планку высокого вкуса. Так, знаменитая фабрика Дж. Веджвута стала выпускать как массовую качественную продукцию, так и штучные образцы (например, серию орденских сервизов для Екатерины II по мотивам российских государственных наград).
То же можно сказать о тканях и другом «ширпотребе».
Оригинальный английский вкус входил в моду, вербуя себе сторонников за границей. Примеры: наш князь С. Воронцов или французский посол в Лондоне граф де Гин, столь отчаянный англоман, что король был вынужден приставить к нему вездесущего Бомарше, дабы подстраховать интересы Франции.