«Ее основательность» Франсуаза де Ментенон
С начала 80-х годов сердцем Людовика овладела Франсуаза Скаррон, получившая титул маркизы де Ментенон. Ее союз с монархом продолжался без малого 30 лет, до самой кончины короля. Эта тонкая, тихая и хитрая эгоистка сумела добиться того, чего не достигли ни искренняя, нежная Лавальер, ни блестящая «роковая» Монтеспан. Последняя опасалась юных соперниц. Но сменившая ее дама была на три года старше самого короля! Ги Шоссинан-Ногаре пишет о Ментенон не без тонкого ехидства: «Одинокая среди толпы, она сумела урегулировать ситуацию так, как невозможно было даже помыслить. Добродетель имела спрос…» (с. 160).
Судьба госпожи де Ментенон еще любопытней ее характера. Судите сами…
Будущая законная супруга короля родилась в… тюрьме, – вернее, в крепости, куда ее родителей заключил Ришелье. Дед девочки был одним из лидеров гугенотов, это знаменитый Агриппа д’Обинье. Его сын оказался довольно буйным диссидентом, так что немало лет провел с семьей в ссылке и заключении. С 15 лет Франсуазе пришлось пробиваться в жизни почти без посторонней помощи. Опека теток ее раздражала. Как всем юным дворяночкам-бесприданницам, ей грозил монастырь. Вот почему Франсуаза принимает предложение немолодого, распутного и к тому же с парализованной рукой поэта Скаррона.
Они организуют свой салон. Остроумие Скаррона и красота его супруги привлекают сюда блестящих аристократов, артистов и дам самых нестрогих нравов. Ближайшей подругой хозяйки дома становится знаменитая куртизанка Нинон де Ланкло. Никакой набожностью в доме Скарронов, естественно, и не пахнет. По Парижу упорно ходят слухи, что Скаррон не способен удовлетворить юную жену, что она имеет романчики на стороне, в том числе и с самым блестящим человеком столицы, уже упоминавшимся нами шевалье де Мере…
В 25 лет Франсуаза овдовела. Кроме мизерной пенсии, которую ей из сострадания назначила Анна Австрийская, у нее не было ничего… (Нужно сказать, мадам Скаррон принимали и при дворе, но тогда король находил ее невыносимо пресной и скучной).
В 1669 году мадам де Монтеспан понадобилась гувернантка для ее детей от короля. Выбор блистательной Атенаис пал на скромную даму Скаррон. Могла ли фаворитка представить, какую «змею» она пригрела у себя на груди!..
Зато мадам Скаррон сделала безошибочный выбор. Она построила свою незаметную атаку на сердце короля по принципу контраста. Монтеспан была бурна и своенравна, – гувернантка ее детей спокойна и набожна. Монтеспан капризна и взбалмошна, мадам Скаррон – умна и тактична. Учла Франсуаза и то, что сердце Людовика болело за судьбу своих незаконных детей, которые не могли обладать равными правами с детьми от нелюбимой, но законной королевы… (Ну просто сюжет из «Джейн Эйр», – вы не находите?..)
Однажды король был искренне растроган представшей перед ним картиной: «вдова поэта одной рукой поддерживала больного герцога дю Мэна, а другой качала мадмуазель де Нант, а на коленях держала спящего графа Вексенского (все эти обладатели громких титулов – незаконные дети Людовика и Монтеспан, – В. Б.). В результате «самоотверженная» вдова получила прибавку к пенсии и щедрый подарок в 100 000 ливров» («100 великих любовниц», с. 273).
Попутно мадам Скаррон внушила любовь к себе всем этим «бастардам» и стойкую неприязнь к родной их матери. А при отце дети ведь отнюдь не молчали…
Людовик сперва увлекся умом и тихими, набожными речами невиданной для себя женщины, а потом и влюбился. Мадам Скаррон не торопила события, их связь с королем началась около 1680 года. Маркиза де Монтеспан обнаружила это слишком, – о, слишком поздно!.. Она закатила монарху сцену, стала запоздало трясти перед ним их детьми. Но Людовик жестко лишь обронил, что не потерпит ни сцен, ни насилия.
Дело мадам Вуазен окончательно поставило точку в карьере Атенаис.
Между тем, Франсуаза получила очаровательный маркизат Ментенон. Она стала подругой самой королевы, а после ее кончины предалась такой неумеренной скорби, что Людовик даже расхохотался. Вдовцом он не проходил и нескольких месяцев. В июле 1683 года король и маркиза де Ментенон вступили в законный брак, – законный, но морганатический (то есть тайный, к тому же возможные дети не могли претендовать на престол). Но какие уж дети в сорок восемь «мадамских» лет?..
Мадам де Ментенон была единственной женщиной, с которой король советовался по вопросам политики. «Ну, а что думает об этом Ваша Основательность?» – спрашивал он у супруги. Та скромно сидела у окна с пяльцами или книжкой и отвечала тихим вкрадчивым голосом. Но министры ловили каждое ее слово…
но унесло в своих карманах от пятой части до четверти национального дохода Франции. (Гугенотами была наиболее экономически активная часть населения: купцы, банкиры, моряки). Вряд ли Ментенон приложила к этому руку: она ведь в юности сама была почти протестанткой. Людовик просто хотел, чтобы все население было идеологически однородным. Однако даже папа римский назвал этот шаг «бессмысленной глупостью» (Н. Митфорд, с. 146).
Зато бесспорно благим можно назвать то, что с легкой руки Ментенон в Сен-Сире (недалеко от Версаля) было основано учебное заведение для провинциальных дворянок. Уж ей ли было не знать, как порою тягостна, беспросветна их жизнь! Впервые возникло учебное заведение, где девушки могли получить начатки образования, приобщиться к искусствам, отшлифовать манеры и научиться вести домашнее хозяйство.
Король принял активное участие в организации учебного процесса. Форма воспитанниц Сен-Сира была утверждена именно Людовиком Четырнадцатым, и нам она прекрасно знакома: коричневое платье и фартук, светлый или темный. Да, русская гимназическая и советская школьная форма пришла к нам оттуда!
А британцам Сен-Сир подарил их гимн. Для открытия заведения Люлли сочинил кантату «Боже, храни короля!» Она пленила какого-то англичанина и тот увез ее в туманный Лондон. Там детская хоровая песня преобразилась в национальный гимн… (Н. Митфорд, с. 166)
Современники отмечают, что госпожа Ментенон всегда действовала «тихой сапой», но этих ее тихих, почти смиренных выговоров страшились даже члены королевской семьи.
Скрытная властность Ментенон (а заодно и ее опасливость) проявились в отношении родного брата, – такого же вертопраха и болтуна, как и их отец. Франсуаза поучала его, наставляла на путь истинный и старалась выгодно женить, а господин д’Обинье, точно назло сестре, взял в супруги незнатную бесприданницу. К тому же не было более грубого сплетника, чем он, – и скоро весь Версаль знал о многочисленных грехах младости дамы, которая во всеуслышанье заявляла, что «безупречное поведение – самая разумная политика» (Н. Митфорд, с. 121). Тогда «Ее Основательность» приняла крутые меры: жену братца она запрятала в монастырь, а его самого выслала в Париж под опеку. Увы, сей болтун продолжал развлекать всех желающих россказнями о приключениях сестрицы. Но теперь его словам дивились не влиятельные придворные, а досужие зеваки, и это было не так опасно.
После смерти Людовика мадам де Ментенон удалилась в свой любимый Сен-Сир, где и жила, окружив себя церемониями, достойными вдовствующей королевы…
Но ведь она и была законной вдовой великого короля.