Приглашаем посетить сайт

Валерий Бондаренко. Лики истории и культуры
Генрих Четвертый: выдающийся замараха

Генрих Четвертый: выдающийся замараха

А между тем, все было вовсе не так спокойно и в новом гегемоне Европы! Тому имелись причины, которые лишний раз говорят о противоречивости исторического процесса.

Во-первых, Франция потенциально была самым богатым государством Европы. Нигде так удачно не сочетались благоприятное разнообразие климата, плодородие почв и близость к торговым путям. Но как раз эти природные и климатические достоинства превращали французские сельскохозяйственные земли в особую ценность, несколько притормаживая развитие ремесла и торговли и негативно влияя на расстановку социальных сил. Если феодализм есть, в первую очередь, социально-экономический строй, основанный на владении сельскохозяйственными угодьями, то Франция, естественно, пришла в эпоху Возрождения с гораздо бОльшим грузом средневековых особенностей, чем, скажем, Италия или Англия. Самое почетное место во французском обществе занимали дворяне – потомки феодалов, а торговцы и финансисты (и уж тем паче ремесленники) были слоями, почти презираемыми (в отличие от Англии. Италии и даже Германии с ее очень сильными городами). Обширные земли делали французских дворян весьма гордыми и независимыми по отношению к центральной власти.

Историки называют Францию «розой средневековой Европы», но шипы этой розы немилосердно кололи пальцы прогресса…

Во-вторых, 16 и первая половина 17 века – время демографического взрыва во Франции, когда эта держава становится самой густонаселенной страной Европы. Колоссальные людские ресурсы хороши для развития экономки и ведения войны. Но француз того времени – низкорослый, жилистый, предприимчивый и весьма склонный к авантюризму забияка, которого непросто утихомирить, на какой бы ступени социальной лестницы он ни находился. Сладить с такими подданными могла только очень сильная государственная власть.

В-третьих, особенностью королевской власти во Франции было то, что вроде бы тоже можно было счесть ее неоспоримым достоинством. Французский король носил титул «христианнейшего величества», то есть считался первым среди монархов Запада. Его династия (дом Капета, к которому принадлежали и Валуа, и Бурбоны) считалась древнейшей в Европе. Король являлся особой священной. Все это оберегало трон от самозванцев, но отнюдь не от заговоров и смут! В 16 веке возможность наибольшей централизации государственной власти среди европейских стран существовала во Франции лишь ПОТЕНЦИАЛЬНО. Понадобилось тридцать лет гражданских войн 16 века и полвека реформ в первой половине века 17-го, прежде чем король смог сказать: «Государство – это я!»

Увы, животворная французская почва, как тяжкий ком грязи, висела на ногах страны! Поэтому исторический прогресс в ней запаздывал примерно на век по сравнению с передовыми Англией и Голландией… Но это отставание скажется лишь в середине 18 столетия. Для 17–18 века блеск французской государственности, дипломатии, военного искусства и, кончено, прежде всего культуры – можно сказать, определяющ для Европы, а временами и подавляющ…

1 августа 1589 года, с убийством Генриха Третьего, прервалась династия Валуа. Наследовать французскую корону мог только лидер партии протестантов Генрих Бурбон, король Наваррский. Это обстоятельство обострило борьбу между католиками и протестантами до чрезвычайности. Трижды Генрих переходил из протестантизма в католичество и обратно, дважды войска Филиппа Второго Испанского угрожали Парижу, – Филипп вознамерился навязать французам свою дочь, по матери Валуа, хотя древний закон франков запрещал женщинам занимать французский престол.

Лишь военный талант, везение и гибкость Генриха Бурбона, а также деньги поддержавшей его Елизаветы Английской решили исход дела для Бурбонов и Франции самым благоприятным образом. После смут и войн новым французским монархом стал Генрих Наваррский, – тот самый «Анри Четвертый», о котором распевают песенку герои фильма «Гусарская баллада».

Личность эта настолько примечательная и в целом симпатичная, она так полно выражает сам дух времени и страны, что о ней стоит рассказать подробней.

Лишь в 1598 году, через девять лет после того, как Генрих стал де-юре королем Франции, он смог стать им также и де-факто. В апреле этого года он подписывает Нантский эдикт, в котором гарантирует протестантам свободу вероисповедания на территории своего королевства. Правда, государственной религией признается только католичество, протестанты не имеют права отправлять свои богослужения в Париже, – зато получают в свое распоряжение несколько городов, самым укрепленным из которых становится Ла-Рошель.

Безусловно, Нантский эдикт – это компромисс с эпохой и прогрессом, и цель его – положить конец бесконечным гражданским войнам. Однако свобода вероисповедания уже в ближайшие десятилетия вступит в острое противоречие с политикой максимальной централизации власти. Спустя тридцать лет Ришелье разгромит последнее «гнездо протестантов» на территории королевства – Ла-Рошель, а еще полвека спустя Людовик Четырнадцатый отменит и сам Нантский эдикт, нанеся громадный ущерб французской экономике, ведь протестанты были людьми экономически наиболее активными.

Но тогда, в конце 16 века, все французы дружно славили Анри Четвертого и его Нантский эдикт, – всем казалось: наступило время мирного процветания. Король объявил, что его целью является, чтобы у каждого крестьянина по праздникам на столе дымился горшок с куриным супом. Это ему удалось. – время Анри Четвертого народ вспоминал, как «золотой век» сытости и процветания.

Правда, через двадцать лет властная рука Ришелье бестрепетно вынула курицу из крестьянского супа – и казалось тогда, навсегда – чтобы оплатить ею бесконечные войны за гегемонию Франции в Европе.

Об этом поговорим в свой черед, – сейчас же нас интересует Генрих Четвертый, «король Франции и Наварры».

Он родился в 1553 году в семье, по которой пролегла линия размежевания двух религий, – кстати, вещь нередкая тогда во многих аристократических семьях. Его отец король Наваррский Антуан де Бурбон был католиком, мать, Жанна д’Альбре, – убежденной сторонницей крайней ветви протестантизма – кальвинизма. Анри принял сторону матери и весьма скоро стал лидером партии французских протестантов.

Любопытно, что в его партию входили отнюдь не одни буржуа-скопидомы. Здесь была масса дворян, причем богатых и знатных, а также многие представители интеллектуальной элиты страны. В новой вере они видели дух перемен и прогресса. К тому же Генрих был лидером дворян юга страны, – того самого юга, который процвел в 11–13 веках и был разгромлен рыцарями Севера за «альбигойскую ересь». О, в этой борьбе у южан имелись и свои столетиями выпестованные счеты за былые обиды!..

Партия Генриха была так сильна, что Екатерина Медичи решила расправиться с ней единым ударом. В августе 1572 года она собрала всю ее верхушку на свадьбу Генриха Бурбона со своей дочерью Маргаритой и в одну ночь уничтожила все протестантское ЦК. В ту зловеще известную Варфоломеевскую ночь Генрих уцелел, только перейдя в католичество.

После этого он несколько лет жил при французском дворе на положении пленника, пока, наконец, не сбежал. И религиозные распри после этого начались с новой силой.

«Королева Марго» не могла удержать его: между супругами почти сразу возникла стойкая неприязнь. После фактического разрыва темпераментный Генрих имел массу связей, Маргарита не уступала ему в этом нисколечко…

Генрих не был пошло блудлив: он и впрямь увлекался женщиной, которую полюбил. Не раз подумывал он о разводе с Марго, дабы соединить себя с очередной возлюбленной узами законного брака. Среди его фавориток были и безымянные маркитантки, и блистательные аристократки. Самая известная из них – Габриэль д’Эстре, для которой Анри даже песенку сочинил (три века спустя ее использовал Россини в опере «Путешествие в Реймс»). Песенка стала народной, а история любви прекрасной Габриэли и короля походит на сказку Ш. Перро.

Анри увидел ее в Манте, когда война за трон была еще в самом разгаре. Габриэли он не понравился, и она удалилась от него в замок Кевр в Пикардии. Замок был окружен густым лесом, кишевшим пикетами католиков. Тем не менее, король переоделся крестьянином и с охапкой соломы на голове пробрался в замок.

Но и в облике крестьянина он не смог покорить сердце гордой красавицы. Орлиный нос, ехидный взор и одуряющий запах из пота, псины и лошадиного навоза, который король-воин всюду носил за собой и еще гордо утверждал при сем, что это единственный достойный дворянина запах…

Тогда король изменил тактику (но не запах!) и устроил брак Габриэли с пожилым вдовцом де Лианкуром. Это был выгодный и почетный брак. Но вдового «молодожена» тотчас услали куда-то, – и вновь возле Габриэли расцвел букет королевского запаха…

своем триумфальном въезде в Париж он объявил, что начинает бракоразводный процесс с королевой Марго. Король узаконил детей от Габриэли, поселил ее в прекрасном павильоне на Монмартре. Всем было очевидно, кто станет будущей королевой Франции. Но в апреле 1599 года она скончалась.

Король слег и горевал целых семь месяцев. После этого он развелся с Марго и затеял сватовство к Марии Медичи, дочери Великого герцога Тосканского, имея в виду ее колоссальное приданое. Но одновременно он увлекся Генриеттой д’Антраг, которая была не чета кроткой Габриэли. Мстительная и нещадно злоязычная, она отличалась и колоссальным, доведенным до бесстыдства прагматизмом. За каждую свою ласку она выбивала из короля поместье, титул или просто «живыми деньгами». В конце концов, она выбила из него и письменное обязательство жениться на ней, если Генриетта родит ему сына.

Судьба королевской семьи висела на волоске, но в июле 1600 года Генриетта родила мертвую девочку. И хотя король возобновил с ней любовные отношения, фаворитке пришлось резко сбавить тон. Король женился на толстушке Марии Медичи, через месяц охладел к ней, однако наследника и еще несколько детей она ему все ж таки родила.

Любопытно, что фаворитки и их дети жили во дворце наравне с королевой и законными детьми короля. Сам Лувр являл во времена Генриха смесь борделя и игорного дома. Каждый прилично одетый человек получал доступ ко двору. Здесь паслась масса авантюристов. Король обожал игру, – одному португальцу он проиграл в один вечер 200 тысяч пистолей (треть приданого Марии Медичи!) Никто не соблюдал придворного этикета, такого изысканно строгого при последних Валуа.

Генрих Четвертый отличался почти невротической непоседливостью. Нередко с утра он велел своему двору двигаться в путь. На повозки грузили всё, от государственных бумаг до посуды, и двор, подобно табору, кочевал по стране.

оппозиции великому замарахе.

В голубой опочивальне маркизы Рамбулье, где собирались ее гости, выковались основы правил поведения для светских людей на три века вперед.

В разгар военных приготовлений 14 мая 1610 года Генрих был заколот кинжалом католика Равальяка, который прыгнул в его экипаж и так ловко проделал роковую дырку в королевском туловище, что сидевшие рядом придворные не сразу поняли, что король убит.

Молва приписала удар Равальяка проискам врагов Франции, а также Генриетте д’Антраг, которая водила знакомство с Равальяком и уже была изобличена в одном заговоре против Генриха. Генриетта домогалась престола для своих детей от короля – но жестоко просчиталась: как раз накануне покушения король и Мария Медичи совершили обряд миропомазания, который узаконивал его брак и их с Марией детей «в глазах всего прогрессивного человечества».