Приглашаем посетить сайт

Валерий Бондаренко. Лики истории и культуры
Политический маятник

Политический маятник

Ну а теперь госпожа Политика и первый английский премьер Роберт Уолпол (в будущем – первый граф Орфорд).

А впрочем, нет! Соблюдем ранги, и сначала о королях.

Со смертью в 1714 году королевы Анны Стюарт, не оставившей прямого потомства, британский престол оказался вакантным. Собственно, наибольшее право занять его было у Якова Стюарта, сына свергнутого «славной революцией» 1688 года Якова II. Но принц был католиком и жил во Франции, – главной сопернице Альбиона.

Посему парламент передал корону 54-летнему Георгу Ганноверскому. Тот, во-первых, был протестантом, а во-вторых, незначительным немецким князьком с соответствующим его владениям кругозором. Словом, удобная пешка на шахматной доске британских политиканов. Нужды не было, что Георг в списке законных претендентов занимал скромное 59-е место…

Политики не ошиблись в своих расчетах. Ни Георг I, ни сын его Георг II не вмешивались в их дела, всецело занятые своими кукольными германскими владениями. (Георг I даже английского языка не знал). Так в британской политической жизни окончательно утвердилась формула: «Монарх царствует, но не управляет».

Английская элита выработала такую устойчивую политическую систему, что никакие события при дворе уже не влияли на жизнь королевства. Когда Георг III в 1789 году сошел с ума, англичане этого как бы и не заметили, – и «процарствовал» полоумный старик до самой смерти, аж до 1820 года!

(Бедный Георг! В лиловом халате, с отпущенной бородой, с орденом Подвязки как единственным знаком своего сана он бродил по любимому Виндзору, то обнажая интимные места и грезя о любовницах, то «отправляя» на эшафот (мысленно) непослушных своих сыновей. О том, что Европа охвачена войнами, о том, что Британия вышла из них победительницей и стала «мастерской мира», король, кажется, так и не узнал… В память о нем один из лондонских дворцов-музеев – маленький Кью – дает современным туристам возможность услышать голоса членов английской королевской семьи, как, наверно, слышались они безумному государю…)

Между тем, в первой половине XVIII столетия ни Стюарты, ни стоявший за ними Версаль не оставляли попыток сокрушить Ганноверскую династию. Последняя, самая опасная попытка пришлась на 1745/46 гг. Внук Якова II Карл-Эдуард высадился в Англии и несколько месяцев держал в страхе Лондон. В столице началась паника, все бросились изымать вклады из банков, – и паникерам пришлось несладко: деньги им выдавали шестипенсовыми монетами! Тогда-то и родился клич, ставший позднее британским гимном: «Боже, храни короля!»

Однако Претендент не получил обещанной помощи ни от французов, ни от местного населения. Правительственные войска герцога Камберленда разбили его сторонников и на месте решающей битвы устроили форменную зачистку, пройдя по селам и полям огнем и мечом, – таков был страх элиты перед возможной переменой ее судьбы!..

Итак, режим устоял, что говорит об его эффективности…

***

Вернемся теперь к сэру Р. Уолполу.

Звезда этого шумного, веселого сквайра, отчаянного сквернослова и взяточника, этакого Фальстафа в пудреном парике, взошла в 1721 году в связи с расследованием коррупции министров, замешанных в афере Компании Южных морей. Уолпол был призван отмазать их, что с успехом и сделал, а в народе получил прозвище Заслон.

Роберт Уолпол сыграл огромную роль в оформлении новой политической системы. Как челнок, этот пузан неутомимо курсировал между двором (общеизвестен его роман с женой Георга II), взяточниками-парламентариями и покорными министрами и судьями (но тоже, конечно, взяточниками). Под масленые улыбки и сальные шуточки (ибо, говаривал Уолпол, к такому разговору всяк может присоединиться) он обтяпывал делишки свои, двора, государства… Но главной его заботой были мир и процветание британской торговли.

Роберт Уолпол – это целая эпоха (20 лет!) мирного «внутриутробного» развития английского капитализма. Делая доклад за 1733 год своей государыне и любовнице королеве Каролине, он с гордостью заявил: «В текущем году европейские войны унесли жизни пятидесяти тысяч человек, но среди них не было ни одного англичанина» (К. Дэниел, с. 263).

При Уолполе окончательно сложилась система британского олигархата. Парламент избирался на 7 лет (что означало минимальную подконтрольность депутатов избирателям), круг самих избирателей ограничивался высоким имущественным цензом, и в избранники народа попадали, таким образом, только «свои».

Это было правление богатых исключительно в интересах богатых. Но на фоне абсолютных монархий Франции и Австрии и крепостного рабства в России эта усеченная демократия казалась безумно прогрессивной, единственно возможной и была предметом гордости даже для тех, чьих прав она в принципе не учитывала. Лодочник, перевозивший молодого Вольтера через Темзу, разразился перед французом гордым монологом о том, что он-де гражданин свободной страны и предпочитает быть лодочником на Темзе, чем архиепископом во Франции.

На следующий день Вольтер осматривал тюрьму и… обнаружил там своего просветителя за решеткой. На ласковый вопрос философа, все так же ли тот отказывается быть французским архиепископом, перевозчик ответил:

– Ах, сударь, это мерзкое правительство насильно завербовало меня в матросы флота норвежского короля, и, оторвав от жены и детей, меня заковали и бросили в темницу из страха, чтобы я не убежал» (цит. по: Акимова, с. 87).

– Тревельян, с. 376). Но, с другой стороны, британцы очень гордились победами своего оружия. И если к армейским относились все-таки недоверчиво, подозревая их в антидемократизме, то флот был любимцем нации. Каждый английский матрос мог повторить слова русской бабы: «Бьет – значит любит».

***

В конце XVII века в Британии сложилась двухпартийная система. У власти поочередно менялись партии тори и вигов. Первоначально программы их были весьма различны. Тори были партией короля и помещиков, партией мира и союза с Францией. Виги представляли интересы торговой и промышленной олигархии и выступали за конфронтацию с континентальными конкурентами.

Однако уже во времена Уолпола элита консолидировалась настолько, что партии поменялись программами. Виг Уолпол гордился своей мирной политикой. Сменивший его на посту премьера тори Уильям Питт-старший был выраженным «ястребом». Придя к власти, он заявил: «Когда на карту поставлена торговля, мы обязаны сражаться за нее насмерть» (Дэниел, с. 271).

«Я знаю, что могу спасти Англию, мне одному это под силу» (там же).

Ему не только удалось «спасти» Англию, но и заложить основы будущей Британской колониальной империи. В ходе Семилетней войны (1757–1763 гг.) Англия захватила у Франции Индию и Канаду. (Однако реакция маркизы Помпадур на это событие пережила и самое Британскую империю. Как известно, она изрекла тогда: «После нас – хоть потоп!»)

и крайне замкнутый человек, железной рукой продолжил дело отца. О тонком прагматизме его можно судить по тому хотя бы, как он в 1786 году аргументировал в парламенте необходимость торгового соглашения с Францией: «Если Франция приобретает новый рынок товаров в лице восьми миллионов англичан, то мы соответственно получаем двадцать четыре миллиона французских подданных» (Дэниел, с. 284).

К середине XVIII века британский олигархат уже выработал систему политических противовесов, которую удалось прикрыть популярным у нас теперь лейблом «гражданское общество». Эта система была в силах осадить даже монарха. Так, Георг III посадил под арест парламентария Дж. Уилкса за неумеренную критику двора. Однако суд не только оправдал строптивого депутата, но и присудил ему денежную компенсацию за моральный ущерб. Лозунг «Уилкс и свобода!» сплотил тогда всех демократов. Даже сам Питт-старший вынужден был заявить, что если правительству удастся сломить Уилкса, это поставит под угрозу права и свободу всех англичан…