Золотые сумерки века
«Осьмнадцатое столетие» умирало долго и пышно, – долго-долго продолжалась его золотая осень. Свершавшиеся революции в экономике, быту, нравах, представлениях все чувствительней раздирали ветхую ткань социальных порядков. «Laissez passer, laissez vivre!» («Дайте пройти (действовать), дайте жить!») – стало лозунгом рвущихся к власти буржуа. Увы, старый порядок мог ответить лишь знаменитым: «Apres nous le deluge» – «После нас хоть потоп». По преданию, эти слова произнесла маркиза Помпадур, утешая короля после того, как Франция проиграла англичанам то ли Индию, то ли Канаду…
Первым солнце закатилось для великосветских дам. Видеть свет солнца считалось вульгарным, – настоящая модница пробуждалась на закате и возвращалась в постель ближе к рассвету.
Затем солнце закатилось для старого Людовика Пятнадцатого. Когда он заболел ветрянкой, молиться за него во всем королевстве стали только три человека, а умирал он вообще, всеми покинутый, на руках своей последней возлюбленной, бывшей проститутки графини Дюбарри. Впрочем, она была предпоследней его любовью: оспой король заразился, возможно, после интрижки с дочкой какого-то столяра…
Но и его коронация проходила безо всяких отклонений от самого древнего в Европе на тот момент ритуала, в соборе города Реймса, куда заглянем и мы, последовав в Реймс за хрустальной королевской каретой, обитой изнутри алым шелком.
Коронация монарха – не просто церемония, она именно священнодействие, венчание со страной. Французские короли, считавшиеся первыми среди христианских монархов, получали при этом (согласно традиции) и некоторые магические способности. Возложением рук они могли исцелять золотушных.
Итак, 11 июля 1775 года в шесть часов утра два прелата, предваряемые процессией каноников с горящими свечами и детским хором, отправляются в епископский дворец, где остановился король. Король ожидает их, возлежа на постели в окружении первых лиц страны, облаченных в древние одеяния. Так же одет и сам юный монарх: на нем сутана из серебряной парчи и черный треугольный берет с белым плюмажем, в который вставлено несколько темных перьев цапли.
Дальше – как в сказке: «Дверь королевской комнаты заперта. Приблизившись к ней снаружи, главный регент собора стучится своим посохом… «Кто надобен вам?» – «Король». Голос отвечает: «Король почивает». Через несколько мгновений главный певчий стучит снова; тот же вопрос, тот же ответ. Певчий стучит в третий раз. Но теперь уточняет: «Нам надобен данный Богом король Людовик Шестнадцатый». Дверь тут же отворяется; подойдя к монарху, оба прелата помогают ему подняться с ложа и встать на ноги. Символика действия очень прозрачна: король продолжал спать, поскольку еще не сподобился Божественного помазания, и именно церковные сановники, которые одарят его благодатью, прерывают ритуальную летаргию» (Ж. Ленотр, с. 169 – 170).
«Мы не в состоянии не только описать, но даже перечислить все моменты грандиозной церемонии. В продолжении пяти часов король будет раздеваться, одеваться, снова раздеваться, переходить из рук в руки, к нему будут всяческим образом прикасаться, его будут теребить, поворачивать туда-сюда, как манекен; ему надлежит повергаться ниц, вновь подниматься… Королю предстоит поочередно подставлять для святого помазания лоб, живот, спину, правое плечо, левое плечо, внутреннюю поверхность локтей, запястий и ладони. Затем ему надо вновь надеть тунику, далматику, мантию и принять тяжесть короны Карла Великого… двенадцать пэров Франции должны взять ее одной рукой и возложить на голову короля. Тот чуть не падает под необычайным весом короны. «Она давит меня», – произнесенные им в тот момент слова трагически отзовутся впоследствии. Тут же эту корону заменяют более легкой, сделанной специально для этой церемонии и осыпанной бриллиантами. Затем ему в руку влагают «Отраду» – меч все того же Карла Великого, держать его надлежит острием вверх. Его обувают, к его бархатным башмакам прикрепляют золотые шпоры, на палец руки надевают кольцо. Наконец ему вручают скипетр.
лестницы, ведущей на амвон. Здесь, вознесшись надо всеми присутствующими, наконец он может сесть на особый трон без спинки и подлокотников, что означает: больше он не нуждается в поддержке» (там же, с. 171–172).
По окончании всего этого священнодействия Людовик спросит у архиепископа Реймсского, не устал ли тот. Выживший из ума старец ответит любезностью на любезность: «О нет, Государь! Я готов повторить все сызнова».