|
Арган. А это не опасно-
представляться мертвым?
Туанетта. Нет, нет. Какая же
в этом опасность? Протягивайтесь
здесь скорей!
"Мнимый больной"
Был серенький февральский день. Во втором этаже дома, помещавшегося на улице Ришелье, вдоль кабинета по вытертому ковру расхаживал, кашляя и кряхтя, человек в халате изумрудного цвета, надетом поверх белья. Голова человека была повязана по-бабьи шелковым ночным платком. В камине очень весело горели дрова, и на огонь приятно было смотреть, отвращая взор от февральской мути за окнами.
Человек мерил кабинет, останавливаясь по временам и рассматривая эстамп, прибитый у окна. На этом эстампе был изображен лицом похожий на боевого охотничьего сокола, в парике с тугими, крупными кольцами волос, спускающимися на мужественные плечи, человек с выпуклыми, суровыми и умными глазами. Под изображением человека помещался герб-щит с тремя цветками в его поле.
Человек в халате разговаривал сам с собою тихо, изредка едко ухмылялся своим мыслям. Когда он подходил к портрету, он смягчался, козырьком руки накрывал глаза, прищуривался и любовался изображением.
- Хороший эстамп, - задумчиво сказал себе человек в халате, - очень, я бы сказал, хороший эстамп... Великий Конде! - произнес он значительно, а потом повторил бессмысленно несколько раз:-Великий Конде... Великий Конде... - И еще пробормотал:-Эстамп... эстамп... я доволен, что приобрел этот эстамп...
Затем он пересек комнату и в кресле у камина посидел некоторое время, освободив из ночных туфель босые ноги и протягивая их к живительному огню.
- Побриться надо, - сказал он задумчиво и потер шершавую щеку. - Нет, не надо, - сам себе ответил он, - слишком утомительно бриться каждый день.
Согрев ноги, он надел туфли и направился к книжным шкафам и остановился возле того, в котором на полках грудами лежали рукописи. Край одного из листов свесился с полки. Человек выдернул рукопись за угол и прочел на ней заголовок "Коридон". Злобно усмехнувшись, он хотел разорвать рукопись, но руки изменили ему, он сломал ноготь и с проклятием всадил рукопись между поленьями дров в камине. Через несколько секунд комнату залило светом, а затем "Коридон" распался на черные плотные куски.
В то время как человек в халате наверху занимался сожжением "Коридона", в нижних покоях разговаривали Арманда и Барон, пришедший навестить Мольера.
- В церковь не пошел, говорит, нездоровится, - рассказывала Арманда.
- Зачем в церковь? - спросил Барон"
- Да ведь сегодня семнадцатое, годовщина смерти Мадлены, - пояснила Арманда, - я слушала мессу.
- Ах да, да, - вежливо сказал Барон. - Кашляет? Арманда поглядывала на собеседника. Светлый парик его двумя потоками ниспадал на плечи. На Бароне был новый шелковый кафтан, на коленях штанов драгоценные кружева колпаками, шпага висела на широкой перевязи, а на груди висела мохнатая муфта. И Барон изредка косился на муфту, потому что она ему очень нравилась.
- Как вы разодеты сегодня!.. - сказала Арманда и добавила:-Кашляет и целое утро кричал на прислугу. Я уж заметила, пятница-это самый скверный день. Впрочем, я слишком много пятниц перевидала за одиннадцать лет. Но вот что, ступайте к нему наверх, не сидите у меня, а то опять прислуга распустит по Парижу бог знает что!
И Арманда с Бароном направились к внутренней лестнице. Но не успели они подняться, как за дверями наверху нетерпеливо зазвенел колокольчик.
- Вот опять дрелен, дрелен, - сказала Арманда. Тут дверь наверху отворилась, и человек в халате вышел на верхнюю площадку лестницы.
- Эй, кто тут есть? - брюзгливо спросил он. - Почему черт всегда уносит... Ах, это вы? Здравствуйте, Барон.
- Да, да, да, добрый день, - сказал человек в халате, - мне хотелось бы поговорить...
Тут он положил локти на перила, ладонями подпер щеки и стал похож на смешную обезьяну в колпаке, которая выглядывает из окна. Арманда и Барон с изумлением поняли, что он желает разговаривать тут же, на лестнице, и остались внизу. Человек помолчал, потом заговорил так:
- Я хотел сказать вот что: если бы жизнь моя... Если бы в жизни моей чередовались бы поровну несчастия с удовольствиями, я, право, считал бы себя счастливым, господа!
Арманда, напряженно сморщившись, глядела вверх. У нее пропала всякая охота подниматься. "Пятница, пятница... - подумала она. - Опять начинается эта ипохондрия!"
- Вы подумайте сами! - патетически продолжал человек. - Если никогда нет ни одной минуты ни удовлетворения, ни радости, то что же тогда? И я хорошо вижу, что мне надо выйти из игры! Я, дорогие мои, - задушевно прибавил человек, - уверяю вас, больше не могу бороться с неприятностями. Ведь у меня нет отдыха! А? - спросил он. - И вообще я полагаю, что я скоро кончусь. Что вы на это скажете. Барон? - И тут человек совсем свесил голову на перила.
На лестнице наступило молчание. Барон почувствовал, что слова человека ему крайне не нравятся. Он нахмурился, бросил беглый взгляд на Арманду, а потом сказал:
- Я полагаю, мэтр, что вам сегодня не нужно играть.
- Да, - подтвердила Арманда, - не играй сегодня, ты себя плохо чувствуешь.
Ворчание послышалось наверху.
- Ну что вы такое говорите? Как можно отменить спектакль? Я вовсе не желаю, чтобы рабочие меня кляли потом за то, что я лишил их вечеровой платы.
- Но ведь ты себя плохо чувствуешь? - сказала Арманда неприятным голосом.
- Я себя чувствую превосходно, - из упрямства ответил человек, - но меня интересует другое: почему какие-то монашки бродят у нас по квартире?
- Не обращай внимания, они из монастыря Святой Клары, пришли просить подаяния в Париж. Ну, пусть побудут до завтрашнего дня, они тебя ничем не будут раздражать, посидят внизу.
- Святой Клары? - почему-то изумился человек в колпаке и повторил:-Святой Клары? Ну что ж, что Святой Клары? Если Святой Клары, то пусть они сидят в кухне! А то кажется, что в доме сто монашек!.. И дай им пять ливров.
И тут человек неожиданно шмыгнул к себе и закрыл за собою дверь.
- Я вам говорю, что это пятница, - сказала Арманда, - с этим уж ничего не поделаешь.
- Я поднимусь к нему, - нерешительно отозвался Барон.
- Не советую, - сказала Арманда, - идемте обедать. Вечером на пале-рояльской сцене смешные доктора в черных колпаках и аптекари с клистирами посвящали во врачи бакалавра Аргана:
Если хворый еле дышит
И не может говорить?..
Умный врач тотчас предпишет
Кровь бедняге отворить!
Два раза клялся бакалавр в верности медицинскому факультету, а когда президент потребовал третьей клятвы, бакалавр, ничего не ответив, неожиданно застонал и повалился в кресло. Актеры на сцене дрогнули и замялись: этого трюка не ждали, да и стон показался натуральным. Но тут бакалавр поднялся, рассмеялся и крикнул по-латыни:
- Клянусь!
В партере ничего не заметили, и только некоторые актеры увидели, что лицо бакалавра изменилось в цвете, а на лбу у него выступил пот. Тут хирурги и аптекари оттанцевали свои балетные выходы, и спектакль закончился.
- Что с вами было, мэтр? - тревожно спросил Лагранж, игравший Клеанта, у Мольера.
- Да вздор! - ответил тот. - Просто кольнуло в груди и сейчас же прошло.
Лагранж тогда отправился считать кассу и сводить какие-то дела в театре, а Барон, не занятый в спектакле, пришел к Мольеру, когда тот переодевался.
- Вы почувствовали себя плохо? - спросил Барон.
- Как публика принимала спектакль? - ответил Мольер.
- Великолепно. Но у вас скверный вид, мастер?
- У меня прекрасный вид, - отозвался Мольер, - но почему-то мне вдруг стало холодно.
И тут он застучал зубами.
Барон глянул испытующе на Мольера, побледнел и засуетился. Он открыл дверь уборной и крикнул:
- Эй, кто там есть? Скажите, чтобы живей подавали мой портшез!
Он снял свою муфту и велел Мольеру засунуть в нее руки. Тот почему-то присмирел, молча повиновался и опять застучал зубами. Через минуту Мольера закутали, носильщики подняли его, посадили в портшез и понесли домой.
В доме еще было темно, потому что Арманда только что вернулась со спектакля: она играла Анжелику. Барон шепнул Арманде, что Мольер чувствует себя неладно, в доме забегали со свечами и Мольера повели по деревянной лестнице наверх. Арманда стала отдавать какие-то приказания внизу и одного из слуг послала искать врача.
Барон в это время со служанкой раздел Мольера и уложил его в постель. С каждой минутой Барон становился почему-то все тревожней.
- Мастер, не хотите ли вы чего-нибудь? Быть может, вам дать бульону?
Тут Мольер оскалился и сказал, почему-то злобно улыбаясь:
- Налить вам ваше лекарство? Мольер ответил:
- Нет, нет. Я боюсь лекарств, которые нужно принимать внутрь. Сделайте так, чтобы я заснул.
Барон повернулся к служанке и шепотом приказал:
- Подушку с хмелем, живо!
Служанка вернулась через минуту с подушкой, набитой хмелем, и ее положили Мольеру под голову. Тут он закашлялся, и на платке выступила кровь. Барон всмотрелся, поднеся к лицу свечу, и увидел, что нос у Мольера заострился, под глазами показались тени, а лоб покрылся мельчайшим потом.
- Подожди здесь, - шепнул Барон служанке, кинулся вниз и столкнулся с Жаном Обри, сыном того самого Леонара Обри, который строил мостовую для блестящих карет, Жан Обри был мужем Женевьевы Бежар.
- Господин Обри, - зашептал Барон, - он очень плох, бегите за священником!
Обри охнул, надвинул шляпу на глаза и выбежал из дому. У лестницы показалась Арманда со свечой в руке.
- Госпожа Мольер, - сказал Барон, - посылайте еще кого-нибудь за священником, но скорей!
- Чего вам дать, мастер? - спросил Барон и вытер платком лоб Мольера.
- Свету! - ответил Мольер. - И сыру пармезану.
- Сыру! - сказал Барон служанке, и та, потоптавшись, поставила свечку на кресло и выбежала вон.
- Жене скажите, чтобы поднялась ко мне, - приказал Мольер.
- Кто там? Дайте свету больше! Госпожа Мольер! Внизу одна за другой загорались свечи в чьих-то трясущихся руках. В это время там, наверху, Мольер напрягся всем телом, вздрогнул, и кровь хлынула у него из горла, заливая белье. В первый момент он испугался, но тотчас же почувствовал чрезвычайное облегчение и даже подумал: "Вот хорошо..." А затем его поразило изумление: его спальня превратилась в опушку леса, и какой-то черный кавалер, вытирая кровь с головы, стал рвать повод, стараясь вылезти из-под лошади, раненной в ногу. Лошадь билась и давила кавалера. Послышались совершенно непонятные в спальне голоса:
- Кавалеры! Ко мне! Суассон убит!..
"Это бой под Марфе... - подумал Мольер, - а кавалер, которого давит лошадь, это сьер де Моден, первый любовник Мадлены... У меня льется из горла кровь, как река, значит, во мне лопнула какая-то жила..." Он стал давиться кровью и двигать нижней челюстью. Де Моден исчез из глаз, и в ту же секунду Мольер увидел Рону, но в момент светопреставления, солнце, в виде багрового шара, стало погружаться в воду, при звуках лютни "императора" д'Ассуси. "Это глупо, - подумал Мольер, - и Рона и лютня не вовремя... Просто я умираю..." Он успел подумать с любопытством: "А как выглядит смерть?" - и увидел ее немедленно. Она вбежала в комнату в монашеском головном уборе и сразу размашисто перекрестила Мольера. Он с величайшим любопытством хотел ее внимательно рассмотреть, но ничего уже более не рассмотрел.
В это время Барон с двумя шандалами в руках, заливая лестницу светом, поднимался вверх, а за ним, волоча и подбирая шлейф, бежала Арманда. Она тянула за руку девчонку с пухлыми щеками и шептала ей:
"Святая Клара..." - подумала Арманда и разглядела, что вся кровать и сам Мольер залиты кровью. Девчонка испугалась и заплакала.
- Мольер! - сказала дрогнувшим голосом, как никогда не говорила, Арманда, но ответа не получила.
Барон же, с размаху поставив шандалы на стел, прыгая через ступеньку, скатился с лестницы и, вцепившись в грудь слуге, зарычал:
- Где ты шлялся?! Где доктор, болван!! И слуга отчаянно ответил: