Отвей, Ли и др.
Начиная с первых годов Реставрации, на английской сцене непрерывно появлялись все новые и новые переводы трагедий французских классицистов. Если не считать переводов, напечатанных до Реставрации, то уже в 1663 г. на сцене был поставлен корнелев "Помпей", следом за ним "Гораций", в 1671 г. "Никомед", а с 1675 г. стали появляться трагедии Расина. Так продолжалось в течение последних десятилетий XVII и первых десятилетий XVIII века. Однако творчество наиболее ярких драматургов времен Реставрации -- как Драйдена, так и его младших современников, Отвея и Ли, -- сохраняет еще некоторую связь с традициями Возрождения.
Наиболее выдающимися представителями драматургии Реставрации после Драйдена были Натаниэль Ли (Nathaniel Lee, 1653?--1692) и Томас Отвей (Thomas Otway, 1652--1685). Оба они были, как сказали бы при Елизавете, "университетскими умами"; Ли учился в Кембридже, Отвей -- в Оксфорде. Оба были актерами, но подвизались на сцене без большого успеха. Оба, будучи актерами, привыкли к распущенной жизни, излишествам, пьянству и разгулу. Ли сходил с ума и побывал в Бедламе. Отвей попробовал стать на праведный путь, поступив на военную службу. Его оттуда выгнали за развратную жизнь. Оба опустились до дна, и оба, словно сговорившись, кончили жизнь на улице. Отвей, по преданию, умер, подавившись куском хлеба, на который он набросился с жадностью после долгой голодовки.
примеру Драйдена, и Ли и Отвей после появления "Ауренг-Зеба" перешли на белый стих.
Лучшими произведениями Ли были "Царицы-соперницы, или смерть Александра Великого" (The Rival Queens; or the Death of Alexander the Great, март 1676--1677*), "Митридат" (Mithridates, etc., март 1677--1673*) и "Феодосии" (Theodosius, etc., 1680*). Интересна также его пьеса "Принцесса Клевская" (The Princess of Cleve, 1681*) -- переделка одноименного романа г-жи де Лафайет. Источником трагедий Ли были большею частью романы французских прециозных писателей: г-жи де Скюдери, Ла Кальпренеда и других. Как и Драйден, он, однако, не порывал окончательно с традициями драматургии английского Возрождения. В предисловии к "Митридату" Ли говорит, что стремился "сочетать воедино Шекспира и Флетчера": "возвышенность и истинно римское величие первого с нежностью и страстностью последнего".
Пьесы Ли пользовались во время Реставрации большим успехом. Их большие, чисто сценические достоинства долгое время удерживали их в репертуаре. "Царицы-соперницы" были еще в числе любимых пьес Эдмунда Кина. Яркие образы, кипящие страстью монологи составляют их главную притягательную силу для актеров. Литературная сторона этих пьес, однако, далеко уступает сценической. В них нет ни сколько-нибудь убедительной композиции, ни цельности, ни единства.
"Дон Карлос" (Don Carlos, etc., 1676*), "Сирота" (The Orphan, etc., 1680*) и "Спасенная Венеция, или раскрытый заговор" (Venice Preserv'd; or A Plot Discover'd., февр. 1681--1682*). Исследователи нередко сопоставляют Отвея с Расином, "Веронику" которого он перевел на английский язык (Titus and Berenica, 1676*). Действительно, мастерство Отвея заключается прежде всего в изображении лирических оттенков страсти. Даже в тех его трагедиях, самый сюжет которых предполагал постановку гражданско-политических проблем, -- как, например, в "Дон Карлосе" и в "Спасенной Венеции", -- он остается прежде всего поэтом интимного, личного чувства. "Он весь -- сплошная нежность", -- заметил об Отвее критик XVIII века Сэмюэль Джонсон.
"Дон Карлос" Отвея, основанный на материале одноименного французского сочинения аббата де Сен-Реаля (1673), разрабатывает тот же исторический сюжет, к которому обратились столетием позже Шиллер ("Дон Карлос") и Альфиери ("Филипп II"). Сюжет этот трактуется Отвеем в плане личной, семейной трагедии: героическое самопожертвование Позы, свободолюбие Карлоса, -- мотивы, которым предстояло стать решающими в трагедии Шиллера, -- у него едва намечены. Главным в трагедии Отвея является роковая игра слепой любви и ревности. Убедившись в том, что его жена и сын неповинны в измене, Филипп молит их о прощении, хочет вернуть их к жизни, но уже поздно; королева отравлена по его приказанию, а дон Карлос перерезал себе вены в отравленной ванне.
"Сирота". В трагедии сквозит мысль о жалкой беспомощности человека, скованного собственной чувственностью. Герои Отвея достигают подлинного, высокого эмоционального пафоса только тогда, когда, стоя на пороге искупления, они готовятся отрешиться от всего человеческого. Находясь же во власти земной любви, они готовы завидовать даже животным. "Стоит ли быть жалким, безрассудным существом, именуемым человеком, чтобы так унижаться, заискивать и льстить ради наслаждения, которым животные обладают в большей мере, чем он! -- восклицает влюбленный Полидор. -- Могучий бык выбирает себе из стада любую самку и, насладившись ею, покидает ее; да будет так... пресытившись блаженством, я верну себе свободу... и позабуду и о наслаждении, и о тоске".
Пьеса основана на роковом недоразумении, благодаря которому брат обманно отнимает у брата в брачную ночь жену, думая, что речь идет о пустяшной любовной интрижке. Разъяснение истины приводит всех героев к гибели. Полидор, обманувший любимого брата, сам в отчаянии ищет смерти от его руки; Монимия, невольно изменившая мужу, обезумев от горя, принимает яд; Касталио, жертва рокового обмана, кончает самоубийством. Фантастические мотивы, введенные Отвеем, с первых актов подчеркивают фатальную обреченность героев. Шамонт, брат Монимии, видит вещий сон, пророчащий неотвратимую гибель сестры; спеша к ней на помощь, он встречает зловещую старуху, которая предсказывает ему недоброе. Гражданско-политические мотивы в этой трагедии полностью заглушаются частною темой.
"Сироту" классическим образцом "домашней трагедии из жизни средних классов" и видел "всю ее силу в изображении чувств". В этом отношении "Сироту", как и некоторые позднейшие трагедии Роу, можно считать отдаленной предшественницей "буржуазных трагедий" Лилло.
"Спасенная Венеция, или раскрытый заговор", сюжет которой, связанный с венецианским заговором 1612 г., Отвей заимствовал у Сен-Реаля, появилась на сцене в разгар борьбы ториев и вигов и была воспринята современниками как произведение большой политической актуальности. В лице злобных, жадных и развратных венецианских сенаторов, изображенных в трагедии, роялисты увидели сатиру на английский парламент. Особую сенсацию вызвала гротескная фигура сенатора Антонио, жалкого и смешного сластолюбца, доходящего до последней степени животного унижения перед своей любовницей. Публика без труда узнавала в Антонио лидера вигов, лорда Антони Шефтсбери, того самого, которого в своих политических сатирах высмеивал Драйден. Король и герцог Йоркский демонстративно присутствовали на представлениях "Спасенной Венеции". По словам новейшего биографа Отвея (Нэш), трагедия стала "почти официальным триумфальным гимном ториев".
Однако, не считая отдельных образов и намеков, реакционная политическая идея не получила полного развития в трагедии Отвея. В самом сюжете "Спасенной Венеции" таилась известная двусмысленность: если сенат Венецианской республики и приравнивался сатирически к английскому парламенту, ненавистной помехе на пути к неограниченной монархии, то, с другой стороны, автору трудно было реабилитировать полностью и самих заговорщиков, осмелившихся восстать против "властей предержащих".
Приули, вопреки воле ее отца, под влиянием нищеты и отчаяния присоединяется к заговору против Венецианской республики, поддавшись уговорам своего друга Пьера -- души заговора. В залог своей верности он отдает под надзор заговорщиков Бельвидеру, которая становится предметом сластолюбивых вожделений своего "надсмотрщика", старого Рено, участника заговора. Оскорбленный за честь жены и потрясенный раскрывшейся перед ним перспективой кровавых опустошений, которые будут неизбежным следствием мятежа, Джафьер уступает в последнюю минуту мольбам Бельвидеры и выдает тайну заговора Совету Десяти, выговаривая прощение для всех своих сообщников. К своему ужасу, он слишком поздно узнает, что его обманули: всем заговорщикам, и в том числе его другу Пьеру, предстоит мучительная казнь. В отчаянии Джафьер отрекается от счастья и спокойствия, купленных предательством, и присоединяется к заговорщикам, ожидающим казни у подножия эшафота. По просьбе Пьера, он оказывает ему последнюю дружескую услугу: убивает его, чтобы спасти от рук палача, и закалывается сам. Окровавленные призраки Джафьера и Пьера являются обезумевшей Бельвидере; потрясенная страшною вестью о гибели мужа, она умирает.
"Спасенной Венеции" заметно подражание Шекспиру: Отзей заимствовал многое из "Отелло" и "Юлия Цезаря". Несмотря на ложно-риторический пафос, которым страдает местами его трагедия, она отличается большим драматизмом в изображении страстей.
Английские романтики начала XIX века высоко ценили Отвея. Вальтер Скотт находил, что в изображении чувства Отвей "соперничает с Шекспиром, а иногда превосходит его; над страданиями Монимии и Бельвидеры было, вероятно, пролито больше слез, чем над страданиями Джульетты и Дездемоны". Отвея высоко ставил Байрон, отрицательно относившийся, однако, к сентиментальной стороне его творчества. "Я очень большой поклонник Отвея, за исключением этой плаксивой суки Бельвидеры с ее целомудренной чувственностью и слезливым любопытством", -- писал он Меррею из Венеции 2 апреля 1817 г., посылая ему свою "венецианскую" трагедию "Марино Фальеро". Можно предполагать, что "Спасенная Венеция" оказала известное влияние на это произведение Байрона: сам он, говоря в том же письме о судьбе Марино Фальеро, вспоминает в связи с ним Пьера из "Спасенной Венеции".
Из других авторов трагедий этого периода Джон Краун (John Crowne, ?--1703?) далеко уступает Отвею и Ли, а лучшие трагедии таких драматургов, как Саутерн и Роу, относятся уже к XVIII веку.