Приглашаем посетить сайт

Гарин И.И. Пророки и поэты
Первые пробы пера

ПЕРВЫЕ ПРОБЫ ПЕРА

Как поэт Мильтон начал с псалмов, в которые вкладывал все свое вдохновение, еще не обремененное мастерством. Первый поэтический сборник стихотворений Мильтона вышел в год битвы при Нэзби (1645). Англию сотрясали первые бури Реформации, а в стихах Мильтона "элегантные юноши беззаботно наслаждались усадебным досугом или отдавались многообразным ученым штудиям". При всем ученичестве и подражательности первых стихов в них уже нашли выражение философичность и визионерство, из которых со временем выкристаллизуется поэтика Потерянного Рая.

Судя по "Страстям господним", ощущение собственной незрелости, стремление к созданию большого произведения и сознание невозможности этого в данный момент жизни были мучительны для молодого поэта.

Стихотворение "На обрезание Господне" важно дальнейшим развитием визионерских образов: оно начинается изображением "пылающих сил", "крылатого воинства". Эти образы уже постоянны в поэзии Мильтона - они встречаются в стихах "Ко Времени" и "Страсти Господни". К ним присоединяется новый подбор подобных образов из стихотворения "К возвышенной музыке", важного как выражение представлений Мильтона о связи творческой души с "музыкой сфер", с ощущением величия природы...

Со временем музыка, одно из любимейших искусств Мильтона, займет очень заметное место в творческом мире поэта. Но уже и здесь она, понятая в духе Платона, - не только великое эстетическое явление, но и гармонизирующее начало вселенной.

Уже в ранних поэмах гортонского периода проявляются все черты его будущей поэтики: мифотворческая стихия, богатство зрительных образов, живописание словом, музыкальность.

Зрительные образы дополняются редкой музыкальной наблюдательностью Мильтона, обладавшего внимательным слухом музыканта: симфония утра в "L'Allegro" - петух, жаворонок, блеянье стада, рог охотника и лай его пса; симфония дня - свист пахаря, песни молочницы, звон отбиваемой косы, деревенский праздник с колоколами и скрипкой; симфония ночи в "II Penseroso" - сверчок, крик ночного сторожа; симфония леса (там же) - жужжание пчелы, журчание ручья, стук топора, голоса лесных птиц.

Музыкальное богатство поэм Мильтона - не просто их украшение. Звук органически включает человека в великую музыку природы, которую настороженно и восторженно слушает Мильтон, потрясенный богатством мира...

Особая черта мелодики поэм - аллитерация, настолько распространенная в них, что ее нельзя назвать случайностью.

Пуританские настроения, пропитывающие раннее творчество Мильтона, вовсе не свидетельство отрешенности от мира, как раз наоборот: в полном соответствии с канонами протестантства Мильтон воспринимает жизнь во всей ее полноте и красочности: его чарует красота природы, он любит театр, его пленяют Шекспир и Бен Джонсон, он стремится познать мир и жаждет ощутить радость бытия. Подобно герою К. Марло - Фаусту он страждет покорить "демонов воды, огня, земли и воздуха, чья сила стихии движет и светила". Но все это исходит из высших этических норм и творится во имя высших человеческих ценностей.

Пьеса К о м у с сюжетно связана со Сказкой старухи Дж. Пиля, Верной пастушкой Дж. Флетчера, маской Бена Джонсона Услады, а также одноименной латинской комедией Генрика ван Путтена (Эрициуса Путеануса).

Исследователи указывают на присутствие многих Платоновых идей в маске Мильтона, на подражание греческой трагедии в стихомифии сцен III (Лэди и Комус) и IV (Братья в лесу), на отголоски Овидия, Горация, Гомера. Не забыты возможные заимствования из поэм Ариосто и Тассо, которые могли быть известны Мильтону в переводах Габингтона и Фэрфакса, и в подлиннике. Г. Финней ставит пьесу Мильтона в зависимость от итальянских поэтов О. Тронсарелли (La Catena d'Adone) и Марино (L'Adone).

Все эти материалы свидетельствуют о том, что "Комус" - отклик на тему, настойчиво звучащую в современной драматургии (Пиль, Флетчер, Джонсон, Путеанус), и что пьеса Мильтона объединяет целый ряд сторон и явлений современного Мильтону искусства (античная традиция, "школьная драма", рыцарская поэзия, фольклор, пастораль).

Что же касается основной темы "Комуса" - темы искушения, спора Греха и Добродетели, - то эта тема не только уходила в толщу средневековой литературно-теологическои традиции, не только звучала во множестве произведений литературы XVII в., но и была особо характерной для Мильтона. Он решал ее уже в первых гортонских поэмах.

Комус, которого Пушкин предпочитал Потерянному Раю, - религиозная ода Надежде, Вере, Непорочности, противостоящим разнузданным оргиям сладострастного героя, аллегория искушения человека и способности Добра противостоять Злу. Главная тема Комуса - испытание пуританской добродетели.

Можно напасть на добродетель, но смертельно ранить ее нельзя; несправедливая сила может захватить ее врасплох, но не подчинить себе.

Комус - сын греха, Хаоса, царящего в лесной ночи, коварный, многоопытный бес блуда и похоти, неуправляемая человеческая стихия, аллегория человеческого индивидуализма с его безудержной жаждой наслаждений, грубой чувственностью и презрением к нравственным ценностям. В известной мере это уже Единственный Штирнера или Сверхчеловек Ницше.

Лэди Мильтона - символ человеческой чистоты, добродетели, доброй природы человека, "чистоты, которая есть сила".

"Осиянное целомудрие" Лэди противопоставляет любви - "разменной монете", которой хочет научить ее Комус.

Слуга Добродетели в "Комусе", спасающий Лэди из лап сына Цирцеи, напоминает одновременно и Ариэля, и Просперо, и Задумчивого: как образ поборника Добродетели, он высится над другими персонажами пьесы.

Мифология Комуса традиционна: Дантов дремучий лес - человеческая жизнь; Комус - сладострастие, разврат; благородная дама - добродетель, на которую посягает Комус. Увлеченный прекрасной дамой, пылая страстью, Комус предлагает Лэди волшебный напиток, дающий ему абсолютную власть над ней. Его искусительные речи отличаются замечательной красотой и шекспировской убедительностью:

Если бы весь свет держался правил умеренности, если бы никто ничего не пил, кроме прозрачной воды, и не надевал бы роскошной одежды, Создатель, разукрасивший землю для счастья и наслаждения, был бы обижен. Разве можно презирать данные им людям богатства, которые неисчерпаемо лежат повсюду. Не мрачными же сторожами земли создал он нас, и зачем нам жить как пасынкам природы, а не ее возлюбленным детям?

Ответ прекрасной дамы - нравоучительная проповедь, ради которой написана поэма добродетели:

Когда разврат нечистыми взглядами, нескромными движениями и грязным языком, но особенно гнусными и многогрешными делами, заражает человека мерзостью до глубины души, - тогда, умирая от постоянного соприкосновения с ним, душа разлагается, хоронит себя в теле и принимает скотоподобный образ до тех пор, пока не утратит окончательно божественного характера своего первоначального бытия.

Критики Комуса, причисляя к поэтическим недостаткам пьесы декларативность, назидательность, риторичность, исходят из современной поэтики, забывая, что речь идет о религиозной, теософской литературе начала XVII века, поэзии злободневной и идейно насыщенной, в чем-то идеологической. Не случайно Комус имел большой театральный успех, выдержал 50 спектаклей и несколько изданий. Да, это была противная духу искусства назидательная маска, но воспитание воспитанию рознь: есть искусство, воспевающее "боевой дух" нации, а есть - те человеческие добродетели, без которых невозможна культура. Да, Мильтон идеологичен, более того, он боец за идею, но чем была бы сегодня культура Европы без "назиданий" Данте и Мильтона, без вековой христианской этики, без "идеологии" Реформации, без лютеранства, кальвинизма, англиканства и т. д.?

Комус - этика Мильтона, его программа и свертка его будущих произведений.

В маске уже чувствуется и публицист Мильтон - создатель великой эпопеи. В Комусе есть черты Сатаны, в образе Духа можно увидеть аналогии к образу Бога, в Старшем брате - общее с архангелами, в Младшем - пытливость и эмоциональность Адама, и даже в поведении Лэди - линию, которая предвещает поступок Самсона, отталкивающего Далилу...

В Комусе существенно расширился и обогатился словарь поэта: отталкиваясь от латинской лексики университетских сочинений, Мильтон расширил ее риторикой и словарем английской теологической, философской и этической литературы.

"Комуса" была очень интенсивной. Зафиксировано 104 разночтения - поправки, иногда охватывающие целые строфы. Нередко Мильтон долго колебался в выборе нужного слова; так, в стихе 545 "... with flaunting honey sucle, and began..." "flaunting" было заменено на "suckling", затем на "blowing"; после этого Мильтон восстановил "flaunting", опять заменил его на "blowing" и в конце концов вновь вернулся к "flaunting".

Внимание Мильтона сконцентрировано в большинстве случаев на шлифовке стиха, но есть важные доказательства стремления поэта строго выдерживать стиль. В стихе 636 "... that Hermes once to wise Ulysses gave..." первоначально был не "Hermes", a "Mercury"; видимо, Мильтон счел греческого Гермеса более соответствующим Улиссу.

В Италии Мильтон много думал об Артуриаде - эпической поэме о короле, отстоявшем Британию от язычества. В Послании к Мане о и Эпитафии Дамону содержатся даже очертания плана поэмы (не отсюда ли, возможно иронические, сравнения этого замысла итальянскими друзьями с произведениями великих эпиков?). Но то, что для Сальсилло или Сельваджо было иронией, то для Мильтона, воодушевленного идеей воспитания человечества, - пройденным этапом. Видимо, уже в эти годы с героизмом начинает ассоциироваться не образ рыцаря меча и щита, но рыцаря Реформы, "подлинного героя креста" - такого, как Ян Жижка или Оливер Кромвель, защитника и освободителя душ. Мильтон быстро остыл к этой идее, осознав, что куртуазная традиция, к которой так или иначе должен был принадлежать задуманный эпос, приходит в неразрешимое противоречие с его духовными и религиозными исканиями. Мильтон отказался от Ар туриады, ибо перерастал себя, опережая
собственные замыслы. Куртуазная поэзия, едва захватив его воображение, тут же потеснилась замыслами библейского масштаба. Ибо героизм человеческий заключается не в безрассудной храбрости на полях сражений, но в терпении и мученичестве, в христианском самоотречении.


Мне не дано
Наклонности описывать войну,

Предметом героических поэм.
Великое искусство! - воспевать
В тягучих нескончаемых строках
Кровопролитье, рыцарей рубить

Меж тем величье доблестных заслуг
Терпенья, мученичества - никем
Не прославляемо...

Мильтон вернулся из континентального путешествия переполненный впечатлениями и замыслами, которых было так много, что трудно было справиться с "проблемой выбора". Сохранились наброски серии драм, в которых доминируют темы борьбы за "истинную веру" и наказания "за попрание законов природы". Библейские варианты этих тем проникнуты верой в торжество добродетели. Из наброска к драме Содом следует, что речь должна была идти о парафразе шекспировского Тимона Афинского, обличающего разнузданность Афин в варианте католической Англии.

в Женеве спектаклей Авраама жертвоприносящего и Саула. Однако, всем этим замыслам довелось воплотиться в совершенно неожиданной форме - в публицистике Мильтона и в прозе Мильтона-историка.

Отличительной особенностью публицистики Мильтона является ее гигантское культурное основание, мало свойственное этому виду литературной деятельности. Я бы сказал, что в ней важна не злободневность, а фундаментальность и широта, невероятная эрудиция Мильтона - художника, теолога, философа и историка, глубочайшее знание Библии и канонических писаний раннего христианства (Августин, Григорий Низианзин, Василий Грек и т. д.), греко-латинская и гебраистская традиции, Чосер, Лэнгленд, Гауэр, Спенсер, Данте, Петрарка, Неистовый Роланд, европейские гуманисты - кажется, в истории культуры не было источников, которых бы Мильтон не знал и не ставил на службу вере. Говоря о "естественных законах", Мильтон обращается к Аристотелю, Цицерону, Юстиниану, Букеру и Гроцию, отстаивая идеалы свободы, ссылается на Лютера, Кальвина, Слейдена, Нокса, Гильби, Гудмена, рассматривая любую проблему, перечисляет всех предшественников, эту проблему ставивших.

Миф о Мильтоне-революционере зиждется на его "политических" памфлетах, якобы полных гневных инвектив и бунтарства. Но политическими их можно назвать чисто условно - на самом деле они религиозны и прежде всего направлены на реформацию церкви, ее освобождение от католичества и папизма. Новое церковное устройство, пишет Мильтон в трактате О Реформации в Англии, поведет за собой всеобщее согласие, кротость, свободу, набожность и все добродетели вообще. Реформация необходима немедленно, ибо промедление смерти подобно.

Проза Мильтона изобилует молитвенными и экстатическими фрагментами, выдающими в нем мистика и визионера. Это теологическая проза, в которой автор сравнивает себя то с библейским пророком, то с Тиресием.

В нашей критике творчеству Мильтона-публициста уделяется чуть ли не больше внимания, чем Мильтону-поэту. Это как если бы Толстого-хозяйственника или Толстого-сельского учителя ставить выше Толстого-автора Исповеди или Смерти Ивана Ильича. Я не хочу умалить Мильтона-участника "памфлетной войны" или Мильтона-автора трактатов, я хочу сказать, что публицистика и поэзия - несопоставимы. Если же ставить публициста выше поэта, то не лучше ли писать о Кромвеле и Карле I, чем о Мильтоне.

"неприятии" памфлетного наследия Мильтона "буржуазными исследователями" - "неприятии", выражающемся в "мильтоновской индустрии". А вот у нас - "приятие", а работ - пшик, раз-два и обчелся... Наши много говорят о борьбе с фальсификацией идей Мильтона, соревнуясь в фальсификации - кто больше наврет.

Я не хочу принижать значение публицистики Мильтона - тем более что в ней он решал задачу, близкую к задачам своей поэзии - наставления, воспитания, назидания. "Подлинное искусство", то есть искусство религиозно-поучительное, он противопоставлял "порочному искусству похотливых и невежественных писак".

Первый из трактатов Мильтона - О воспитании - посвящен пламенной идее одушевления человека добром, любовью, мудростью, свободой, смелостью мысли и веры. Видимо, Мильтон немало претерпел в годы учения и поэтому страстно желал не "осчастливить людей знанием" (как французские просветители), но освободить
их от гнета и диктата воспитателей, обновить их жизнь, создать поколение добродетельных людей высокого духа и великой веры, а не рабов, культивирующих рассудок и порядок. Воспитание должно раскрепощать, а не сдавливать, освобождать, а не закабалять.

Я требую всестороннего и свободного воспитания, получив которое человек станет способным исполнять справедливо, умно и мужественно свои частные и общественные обязанности, как во время мира, так и на войне.

свободными.

Как бы много ни кричали они о свободе, они. не сознавая того, являются рабами; когда же они замечают это, подобно непокорным коням, закусившим удила, они пытаются сбросить с себя ярмо, но не из любви к подлинной свободе (только добродетельный человек любит такую свободу и знает, как ее обрести), но побуждаемые гордыней и мелкими страстями.

Мильтон понимал свободу как бремя, тяжкое обязательство, высшее выражение добродетели, как "свободу для", а не "свободу от". Поэтому, говоря о свободе человеческих чувств, он яростно бичевал свободную любовь - циничное легкомыслие, гедонизм, легкость связей. Любовь - божественна, следовательно - чиста.

пережитки прошлого. При всем своем пуританстве кальвинизм раскрепощал человека следованием правде жизни. Мораль и рабство несовместимы, отсутствие любви и этика несовместимы.

Мильтон противопоставлял разнузданности чистую свободу отношений, возможную только в браке; он может быть расторгнут при наличии серьезных причин, которые превращают брак в рабство, в тиранию, разрушающую "свободную душу".

"самой сладостной вещью на свете", то для Мильтона - равноправным другом и спутником на трудном жизненном пути.

При всей суровости религиозного мировоззрения Мильтон не лишен чувства юмора и самоиронии - я уж не говорю о раблезианском сарказме Мильтона-обличителя и публициста.

В своих трактатах Мильтон защищает свободу печати ("Тот, кто уничтожает хорошую книгу, убивает сам разум"), веротерпимость, демократические институты государства. Например, антигоденовский Иконоборец направлен еще и против Макиавелли, защиты монархии, похоти властвования. Если король лишает свободнорожденного человеческих прав и свободы слова, то народ может лишить его власти и даже подвергнуть казни, пишет Мильтон в трактате Права и обязанности короля.