Приглашаем посетить сайт

Гарин И.И. Пророки и поэты
Потерянный Рай

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Поэзия есть Бог в святых мечтах земли.
В. Жуковский

Хотя замысел религиозного эпоса ("протестантской эпопеи") неоднократно возникал у Мильтона в молодые годы, к написанию главного творения жизни он приступил лишь на исходе 50-х. Конечно, и в 30-е годы он мог бы стать автором одной из многих Христиад, но высочайшая требовательность к своему творчеству не позволила ему взяться за работу, которая не отвечала уровню притязаний и масштабу поставленных задач. Религиозный эпос требовал не только зрелости, но той мудрости, которую дает огромная жизнь и еще большее религиозное чувство. Когда в здравом уме и трезвой памяти равняются по таким вершинам, как Гомер, Вергилий, Данте или Тассо, то здесь мало одических "На утро рождения Христа" или "На обрезание Господне".

О серьезности намерений Мильтона свидетельствует то, что его предыдущие эпические замыслы остались нереализованными не из-за отсутствия сил и средств, а вследствие громадности замысла, стремления создать нечто "более чем героическое", божественно-космическое. Если бы Мильтон реализовал кембриджские или итальянские замыслы, вполне возможно, что Потерянный Рай так бы и не был написан. Впрочем, он не появился бы и без этих замыслов, потому что произведение такого масштаба вынашивается всю жизнь. В самих этих замыслах уже содержались многие идеи и образы, нашедшие воплощение в Потерянном Рае: идея воспитания человечества, борьбы Добра и Зла в сердцах людей, высоких нравственных деяний, образы пророка-обличителя, все-очищающего Христа, бунтующего Сатаны.

Учитывая невероятную эрудицию Мильтона, можно заключить, что Потерянный Рай возник не на пустом месте. Христианская эпопея уже имела многовековую историю, и даже многие протестантские поэты упредили тематику и некоторые идеи Рая. В качестве прямых предшественников Мильтона называют Дю Бартаса, автора Недели, поэта-гугенота Джошуа Сильвестра, нидерландцев Гуго Гроция (Изгнанный Адам) и Йоста ван ден Вондела (Люцифер), а также итальянца Джамбатисту Андреини (Адам). В XVI веке религиозная эпопея начала сращиваться с куртуазной и Освобожденный Иерусалим Тассо стал выдающимся домильто-новским образцом синтеза светского и теологического элементов - домильтоновского в том смысле, что Потерянный Рай выходит за пределы чисто религиозного произведения, потому что битва сил Неба и Земли - это лишь фон для изображения битвы Бога и Сатаны в сердцах людей.

Книга Дж. Босвелла Библиотека Мильтона перечисляет свыше полутора тысяч произведений, к которым в разное время обращался поэт, готовясь к Потерянному Раю. Дж. Хендфорд делит источники, используемые Мильтоном, на четыре группы:

Библия и еврейская священная литература; античная литература (Гомер, Эсхил, Еврипид, Вергилий); литература раннего христианства и патристика (Блаженный Августин, Авитус, Кэдмон); литература эпохи Возрождения (Ариосто, дю Бартас, Тассо, Спенсер, Флетчеры, Марло, Шекспир, Гроций, Андреини, Вондел).

Потерянный Рай был задуман как гигантская аллегорическая картина всех времен: всего прошлого, настоящего и будущего человечества - истории вековой борьбы Добра и Зла космического масштаба в микрокосме человека, как книга о смысле жизни и судьбе, как гимнический эпос, прославляющий Англию и ее культуру. Такой замысел требовал не только вдохновения или мастерства, он требовал знания, кропотливого труда, целой жизни.

Когда в одно произведение вкладываются замыслы всей жизни, в том числе взаимоисключающие, когда оно состоит из наслоений разных исторических эпох, такое произведение не может быть простым. Потерянный Рай - не неудача Мильтона (может ли быть неудачей поэма, вызвавшая такое количество подражаний и дожившая до наших дней?!), Потерянный Рай - наложение двух малосовместимых Мильтонов - до и послекромвелевской эпох. Отсюда амбивалентность Сатаны и сложность образа Адама.

Разгадка Рая в том, что это не просто поэтическое произведение, но - пуританский трактат, который нельзя рассматривать исключительно с позиций искусства: для поэта Мильтон слишком теолог, для теолога - слишком поэт. Борьба поэта и теолога - еще один ключ к противоречиям эпоса. К тому же Мильтон - непоследовательный поэт и непоследовательный теолог, которого постоянно "заносит" внутренняя неортодоксальность.

Многие мильтонисты и трактовали Потерянный Рай, основываясь на богословском трактате О христианском учении. Уже Аддисон подметил, что кое-где автор был столь озабочен вопросами богословия, что пренебрег поэзией. Отдельные фрагменты поэмы действительно напоминают переложенные на стихи главы этого труда, произносимые к тому же Всевышним, разъясняющим Сыну смысл предопределения, предвидения, свободы воли и доказывающим благость своих намерений.

Мильтон - поэт религиозного чувства, и все достоинства его поэзии - результат экстатического мироощущения, протестантского вдохновения, пророческого мировидения. Мильтон не просто отождествлял поэта с пророком, но с ветхозаветным мудрецом. Мудрость - это зрелость, а зрелость - это вечность, вечность же требует всей жизни, всего времени и всей полноты. Смерть за веру - венец поэта и его право на вечную жизнь. Вот почему Потерянный Рай писал не молодой человек, а 60-летний старик.

Поэт не может не быть гражданином. Его вера - не отвлеченное признание, не мечта взволнованного воображения. Он служит ей своим творчеством, своими поступками, всей своей жизнью наконец. Он гордый и сильный встанет на ее защиту, раз увидит ее в грязи и унижении. Могучими проклятиями наградит он своих врагов, наведет на них клеймо позора, сделает имя их презренным для будущих веков. Он не должен таить в себе ни гнева, ни ненависти; как пророк, должен он являться перед толпой, не зная и не думая о том, что та сделает с ним, осыплет ли его камнями или пойдет за ним туда, где светит неугасимая истина, где живет лучезарная богиня!

Он работал с упорством гения, не падая духом, не спеша, твердо веруя, что обетованная страна откроется ему рано или поздно, сияющая, радостная, способная утолить жажду и голод. Ни разу не возвел он себе медного змея и не поклонился ему. Гордо и смело шел он вперед, не ища поддержки ни в ком, не требуя поощрений и аплодисментов.

Он верил в себя.

Как библия обращена ко всему христианскому человечеству, Потерянный Рай должен был быть общедоступным, понятным, образным, наглядным. Даже выбор библейского сюжета не случаен: необходима была новая версия Святой книги, визионерской стихией которой было легче выразить идеи протестантизма, а в "видениях" изобразить чаяния торжества справедливости и укрощения человеком Зла в собственной душе.

В этом кардинальное отличие религиозной утопии от социальной: здесь ставка сделана на борьбу Добра и Зла в душе каждого человека, обладающего свободой воли, там - на некие привнесенные со стороны идеи "идеального социального устройства" без изгнания собственного беса каждым, здесь человека приучали к сложной психологической борьбе со своим бесом, там - настраивали на примитив "правильного" социального устройства. В этом различие христианской цивилизации от бесовской, цивилизации большого внутреннего напряженного и целенаправленного труда и цивилизации искушения бородатыми дьяволами из Трира.

В отступлениях Мильтон подчеркивает беспрецедентность Потерянного Рая, необычность сюжета и идейное превосходство поэмы над всем европейским искусством. Потому-то это творение и недоступно для смертного ока, пишет творец, потому-то оно и будет встречено со злобой и враждой, пророчествовал он. Но автор движим могучей верой в правоту воплощаемой идеи, и никакие силы в мире не способны помешать его замыслам.

Отступления играют важную роль в эпосе. В отступлениях Мильтон разъясняет смысл мрачных картин I и II книг, излагает учение о "свободной воле" человека - залоге его спасения, психологически подготавливает к дальнейшим событиям. Здесь выражено литературное новаторство - предвосхищение романных традиций Филдинга, Диккенса, Теккерея.

вели к разнузданности, нигилизму и социальной несправедливости. Разочарованию, возникшему на закате Возрождения, Мильтон противопоставил активную веру и приятие жизни такой, какова она есть: с ее духовной и физической борьбой, с реальными человеческими качествами, с верой в способность человека победить хаос собственных страстей.

Еще Потерянный Рай - покаяние грешника, принимавшего участие в "великом насилии" и оправдавшего цареубийство. Это не означает, что Мильтон стал монархистом или отрекся от республиканских идеалов - это означает осознание ошибочности пути. Мильтон не отрекался от революционных идеалов по причине отсутствия таковых - он осуждал сатанизм защиты "правого дела", осознав, насколько неотличимы в жизни Добро и Зло.

Добро и Зло, познаваемые нами на почве этого мира, произрастают вместе и почти нераздельно; познание Добра настолько связано и переплетается с познанием Зла, в них столько коварного сходства, что их трудно отличить друг от друга...

Потерянный Рай - итог жизни и пуританское завещание поэта, выражение глубочайшего религиозного чувства, местами превращающего стихи в гимн милосердию, "быстрейшему из гонцов Божьих", смесь религиозного восторга и ненависти к пороку, преклонения перед добродетелью и ожесточения, связанного с пороком.

Потерянный Рай - это весь Мильтон и сам Мильтон. Автор - главное действующее лицо эпоса, незримо присутствующий герой, приводящий себя в соответствие с собственным манифестом - "тот, кто не хочет разочароваться в своей надежде создать вещь достойную славы, должен сам быть истинной поэмой".

Мильтон привносит в поэму свое собственное "я" точно так же, как это случалось в памфлетах: и там и тут он - один из дуэлянтов, он принимает личное участие в сражении. Именно он, а не Бог и не Сын, одерживает верх над Сатаной...

Главный герой Потерянного Рая - не Сатана или Бог, а - человек, душа человека, страдания и судьба человека, история человечества. В. Брюсов называл безрадостные картины страданий человечества, нарисованные в XI - XII книгах, "фильмом веков", показанных Адаму архангелом Михаилом. В стремлении понять причину бед и несчастий человечества, побудившую его написать Рай, Мильтон пришел к неоспоримому для себя выводу, что в душе каждого человека заключен огромный космос, в котором и происходит гигантское сражение Бога и Сатаны, живописуемое в поэме. Противоречия, из которых
якобы соткана поэма, - визуализация этого сражения, нескончаемой борьбы между любовью и ненавистью, смирением и бунтом, созиданием и разрушением, духовным величием и нравственной низостью. Это утописту не с кем и не за что бороться - у протестанта вся жизнь - борьба, выплескиваемая художником в свое творчество.

Начавшись в момент совращения Евы змием, эта борьба и есть "фильм веков", трагическая история человечества. Первородный грех - результат того, что разум Адама не совладал с его страстью, что любовь к женщине оказалась сильней любви к Богу, и он последовал ее примеру, сознавая, что их ждет неумолимое небесное возмездие за соучастие в мести поверженного Сатаны. Но, изменяя Богу, Адам совершил благородный поступок по отношению к женщине и тем самым, будучи изгнанным из Рая, получил право стать хозяином собственной судьбы, то есть обрел свободную волю. С тех пор человечество и каждый человек вольны выбирать между Богом и Сатаной, и вся человеческая история и есть этот выбор.

В трагизме человеческой судьбы некого винить - человек виноват сам. Недаром Драйден и Аддисон считали, что фабула Потерянного Рая не эпическая, а трагическая и что ее предмет - утрата человеческого счастья. Эпос Мильтона содержит драматический заряд огромной силы и по эмоциональному воздействию на читателя XVII века сравним разве что с елизаветинской драмой Марло и Шекспира.

Отличительной особенностью Потерянного Рая по сравнению с другими эпопеями является огромный внутренний мир Адама, наделенного острым умом, мощью воображения, силой страсти и - главное - свободой воли. Адам не богоподобен, а человечен, он - главный герой эпоса, ради демонстрации его душевных движений написана поэма. На Адама, на его чувства, разум, волю настраивает читателя Мильтон. Героика домильтоновских эпосов - внешняя, героика Потерянного Рая-внутренняя. Ни один поэт не вник столь глубоко в душу героя, как Мильтон, никому не удалось изобразить мировую трагедию как душевное страдание человека. До Мильтона подобный замысел осуществлен лишь в Библии и Божественной Комедии, гигантский космос которых при ближайшем рассмотрении оказывается космосом человеческой души.

Попечения о душе создали христианство. Протестанты добавили к этому приведение религиозного состояния души в соответствие с реалиями мира. Мильтоновский Адам много трудится, напряженно мыслит, страстно любит. Он любознателен, активен, мужествен, прост. Адам - отнюдь не послушный зритель угрюмого грядущего, которое ждет его потомков за преступление, совершенное им и Евой, Адам - символ человека деятельного, творящего собственную судьбу вопреки судьбе, то есть так, как того требовали Лютер и Кальвин.

Углубленная психологичность образов Потерянного Рая отвечала протестантской идее внутренней борьбы добра и зла в человеке, учила этой борьбе, как и борьбе с внешними невзгодами. Подвигая Адама и Еву на новый многотрудный путь, Мильтон констатировал милосердие Бога к раскаившемуся грешнику. Человек грешен, он совершает ошибки, он изгнан из Рая, он страдает и мучится, но в его силах выйти из "юдоли скорби", ибо он - сознательный хозяин своей земной судьбы, и только ему самому дано определить, к какой партии - Бога или Сатаны - он примкнет.

Как религиозный проповедник, отстаивающий достоинство человека, Мильтон бескомпромисен. Беспощадность борьбы и взаимная ненависть сторон в Потерянном Рае - не результат революционного темперамента Мильтона, а итог категоричности его морального императива. Может быть, в мире все относительно, но не выбор человека. Здесь не может быть сделок с совестью: либо абсолютная моральная дисциплина, либо совращение дьяволом. Нравственность не терпит условий - в этом состоит суровость кальвинизма. Можно себе представить те душевные муки, которые испытывал Мильтон при виде измены его кумира - Кромвеля - заповедям Христа.

С большим поэтическим подъемом, с каким Данте славил человеческую душу, Мильтон - в духе Реформации - воспевал красоту человеческого тела, доходя в своих панегириках до эротических мотивов. Мильтоновская Ева - прекраснейшая из женщин в мировом искусстве. Она столь светоносна и лучезарна, что от ее прикосновения цветы становятся ярче и пышней, а всякого, кто видит ее, пронзают "стрелы желанья". Задолго до грехопадения Адам признается Рафаилу в том, что не в силах устоять пред "прелестью манящей".


Гляжу ли, прикасаюсь ли - восторг
Меня охватывает! Здесь впервой
Неодолимую познал я страсть
И содроганье странное...

Реформация освободила человека не только от аскетизма, но и от умерщвления плоти. Плоть тоже божественна и изначально не есть зло. Необходимо подавлять вожделения, но все естественное - благо. Следовать природе - божественное преду становление. Любовь и семья - "наисладчайшие из всех блаженств", данных Богом человеку. Единственное условие - возвышенность любви, ее подконтрольность благоразумию: страсть не должна затмевать рассудка твоего, - поучает Адама Рафаил. Он советует Адаму превыше всего ценить в Еве не ее внешнюю красоту, но высокие свойства ее души:

Все то, что в обществе твоей жены

И человечность - полюби навек.
Любя, ты благ, но в страсти нет любви
Возвышенной, что изощряет мысль
И ширит сердце...

Плотская любовь - школа любви духовной: большое чувство - лестница, по которой человек поднимается до небесной любви.

Показательно, что в поэме о судьбах человечества Мильтон так много места уделяет природе, быту, практике, что это дало основание называть его отцом садоводческого искусства Англии. Труд, возделывание сада своего - это тоже приобщение к Небу, отпечаток избранничества. Не Просвещению, а Реформации принадлежит идея сада и прославления труда человека.

Мильтоновские представления о человеке во многом сходны с дантовскими. Он тоже приверженец доктрины иерархии природы и Великой Цепи Бытия.


Един Господь; всё только от Него
Исходит и к Нему приходит вновь,
Поскольку от добра не отреклось.
Всё из единого правещества,
В обличиях различных, безупречно
Сотворено; различных степеней
Субстанция уделена вещам,
Так, на различных уровнях дана
И жизнь - живым созданиям...

Мир - непрерывная цепь "различных степеней" на the scale of Nature, возвышающихся по мере приближения к Творцу.

Все люди от природы рождаются свободными, неся в себе образ и подобие самого Бога; они обладают преимуществом перед всеми другими тварями и рождены повелевать, а не повиноваться.

Человек свободен, но не всесилен. Он могуществен, но покорен. Высокое предназначение и свобода не освобождают человека от подчинения воле Божьей. Человек - лишь "крохотная частица Вселенной", он слаб пред безмерным могуществом Творца, и его гордыня - сатанинский грех, обрекающий его на погибель.

разверзается мрачная бездна, которая грозит поглотить его, если он изменит Богу. Наделенный разумом и свободной волей Человек должен сам решить, по какому пути ему следовать; лишь от него зависит: "устоять или пасть". Древо познания добра и зла, растущее в сердце Эдема, есть символ предоставленной первым людям свободы выбора; его предназначение - испытать их веру в Творца.

Но духовное возвышение неотрывно от земного существования. После изгнания из рая Адам произносит речь о великой ценности жизни. В этой философии жизни признается вся ее правда: тяготы и опасности земного бытия, муки и испытания, предстоящие людям на земле. Но философия эта отнюдь не пессимистична. Адам говорит Еве:



И чадородия, но эта боль
Вознаграждается в счастливый миг.
Когда, ликуя, чрева твоего
Ты узришь плод; а я лишь стороной

Я должен хлеб свой добывать в трудах.
Что за беда! Была бы хуже праздность.
Меня поддержит труд и укрепит.

Перед изгнанием первых людей из Эдема по повелению Бога архангел Михаил демонстрирует Адаму грядущее человечества, разворачивая перед его взором потрясающую картину человеческой истории со всеми ее бедствиями, войнами, катастрофами, на которые грехопадением своим обрек детей первый человек.



Ее геройской доблестью сочтут
И мужеством. Одолевать в боях,
Народы покорять и племена,
С добычей возвращаться, громоздя

Грядущей славы. Каждого, кто смог
Достичь триумфа, станут величать
Героем-победителем, отцом


Заслуживают званья кровопийц
И язвы человечества; но так
Известность обретется на Земле
И лавры, а носителей заслуг

Но, наставляет Адама Архангел, Бог дает человеку и путь к спасению: искупительная жертва Христа открывает человечеству возможность пойти по стопам Учителя, открыть себя Небу, избрать горний путь.

Вековые спекуляции с мильтоновским Сатаной, превращение его в главного героя и чуть ли не кумира поэта - результат откровенной фальсификации Мильтона, не оставляющего ни малейших сомнений в абсолютном зле этого персонажа, либо плод поэтической экзальтации Бёрнса, Блейка, Байрона или де Виньи. Потерянный Рай - одно из самых антисатанинских произведений в мировой литературе. Для Мильтона дьявол - творец зла, архизлодей, коварный лицемер, выдающий себя за поборника свободы. Даже определениями Сатаны - "архивраг", "гнусный обманщик", "тиран", "искуситель", "враг человечества", "змий" - Мильтон не оставляет ни малейшего повода для каких-либо сомнений на сей счет. "Творить Добро не будем никогда. Мы будем счастливы, творя лишь Зло".

Сатана - тиран, а тирания - духовный разврат, распущенность, торжество Хаоса. Тирания лишает человека достоинства, превращает его в скота, разжигает животные страсти.

Превращение Сатаны в змия, в тварь произошло именно вследствие того, что проснувшаяся в нем страсть не нашла для себя препон и узды, преодолела его изобретательный разум. Теперь Сатана хочет той же участи для человека - и этот замысел, следствием которого должно быть разнуздание в человеке скотского начала, его бестиализация, является, с точки зрения Мильтона, гнуснейшим, подлинно "сатанинским" замыслом. Этого достаточно Мильтону для того, чтобы видеть в Сатане воплощение самых низких, самых отвратительных черт человеческой натуры: Сатана, подсматривающий ласки первый людей, корчащийся от зависти и сознания своей непоправимой внутренней гибели, - одно из самых ярких доказательств отрицательной роли, которая была отведена Сатане в замысле Мильтона.

"похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть": дочь Сатаны делит ложе с отцом и рождает Смерть - мерзкое существо, насилующее свою мать и производящее на свет выводок церберов.

Ад - я сам, - исповедуется Сатана:


Чем больше вижу я вокруг
Веселья, тем больней меня казнят
Противоречия моей души,

Лишь в разрушенье мой тревожный дух
Утеху черпает.

И вот - после всего сказанного Мильтоном - слово нашим "мильтонам в штатском": у Мильтона Бог - деспот и тиран, Сатана - поборник человеческих свобод, восставший против рабства; Сатана - вождь масс, призывающий к свободе и равенству; не только бунт Сатаны против Бога, но и искушения Адама и Евы Сатаной приобретает революционное звучание и т.д., и т.п.

Образ Сатаны в поэме Мильтона является воплощением не только идей - свободолюбия, гуманизма, верности и единства вождя и армии, но и идеи новой формы руководства народом.

"показал лицемерие Бога-тирана и его жажду лести"; "мильтоновский Бог затаил гнев и злобу против людей еще до их "грехопадения"...

Что до грандиозности фигуры Сатаны и космичности его битвы с Богом, то хорош был бы поэт и визионер, принизивший силы, бросившие вызов Всевышнему! Грандиозность Сатаны - это мощь мирового зла и ориентированность на безмерную божественную стойкость человека, противостоящего этим силам. Сатана - достойный противник Бога и человека. Сатанинский разум тоже может быть обращен против жизни, против "естественного закона". Но тогда он обращается против самого себя. Божественный разум - небесный дар, сатанинский бунтарский разрушительный разум - величайшая опасность. Страсть, гордыня, pride, ambition - вот что свергает Сатану с небес: "Сатана за гордость низринут с небес". Сатана - воинственный индивидуализм, эгоизм, макиавеллизм, не знающий преград в стремлении к самоутверждению и потому ведущий к духовной гибели.

Мильтон - реалист, он органически не способен убаюкивать человека, ориентируя его на легкость внутренней борьбы. Он потому и развертывает перед читателем апокалиптическую картину человеческой истории, чтобы еще раз продемонстрировать, с какой немыслимой силой предстоит борьба.

Мощь мильтоновского Сатаны - запоздалое признание недооценки могущества темных сил Зла, поразивших приверженцев Кромвеля.

Мы безуспешно

И проиграли бой. Что из того?
Не все погибло: сохранен запал
Неукротимой воли, наряду
С безмерной ненавистью, жаждой мстить

А это ль не победа? Ведь у нас
Осталось то, чего не может Он
Ни яростью, ни силой отобрать -
Немеркнущая слава!

в 60-е годы от 40-х или нет, важно, что подсознание этого этически озабоченного человека было переполнено вытесненными переживаниями 1648 года и что эти переживания не могли не выплескиваться через интуицию поэта. Какие бы идеи он не вкладывал в своего Сатану сознательно, бессознательно он вкладывал в него мотивы своего эпоса - бунт и поражение. Больше того, некоторые высказывания Сатаны чуть ли не дословно повторяют слова Кромвеля. Лорд-протектор говорил о казни Карла I: "Это была страшная необходимость". Комментарий Мильтона к одной из тирад Сатаны: "Так говорил Сатана, оправдывая необходимостью злое дело, как поступают всегда тираны".

Мильтон всегда сознавал соблазнительность порока, но только перерождение индепендентов и Кромвеля в процессе реформации убедило его в мощи сил Зла. Если при написании Ареопагитики он еще верил в возможность "развеять область греха и обмана... посредством чтения", то чтения Потерянного Рая мало - необходимы опыт, воображение и страх. "Добродетель, которая по-детски незнакома со злом, не знает всего, что сулит порок своим последователям, и просто отвергает его, есть пустая добродетель..." Главный урок, вынесенный Мильтоном из гражданской войны, трудность разделения Добра и Зла, их коварное сходство. Именно эта близость - причина поражения Кромвеля как религиозного реформатора и как человека.

Долгое (девятидневное) проваливание побежденного Сатаны в глубины ада, символизирующее глубину духовного падения восставшей против Бога гордыни, является грозным предостережением возмездия, ожидающего честолюбцев:


Жаждущий достичь
Вершины власти, должен быть готов

Много наговорено о бледности и невыразительности изображения Творца в Потерянном Рае. При всей справедливости упреков в незримости и невещественности мильтоновского Бога, хочется спросить: а Бог библейский или дантовский? Легко ли поэту, мыслящему образами, создать зримость незримости - незримости по определению? Кальвиновская доктрина делала невозможным даже то, что допускала католическая, - вот почему с начала и до конца Потерянного Рая Бог остается "shape", образом, абрисом, очертанием. Видимо, и так Мильтон сказал больше, чем позволяла его церковь - Almighty, Maker, Father, Author, Creator, King of Heaven, Eternal King...


Царь
Всесильный, бесконечный, неизменный,

Источник света, но незримый сам...

Господь есть Свет,
От века сущий в неподступном свете...

Когда Блейк писал, что Мильтон должен был чувствовать себя в кандалах, когда писал о Боге и Ангелах, и свободно - когда речь шла о Дьяволе и Геенне, он имел в виду вовсе не то, что Мильтон принадлежал к партии Сатаны, а - трудности художественного изображения Незримого и Молчащего, обнаруживаемого только через Сына своего. Потому-то Христос и предстает перед нами во многих ипостасях, а Бог Отец - полностью растворен в бытии.