ШЕКСПИР И ЭЛИОТ
Наша проблема - преодолеть влияние Шекспира.
Пытаясь писать драматическую поэзию, я обнаружил, что в каком бы размере я ни работал, стоило моему вниманию ослабеть, как, "проснувшись", я видел, что написал плохие шекспировские белые стихи.
Элиот
"Преодолеть" Шекспира поэту, впитавшему мировую культуру, было невозможно. Почти вся его поэзия-реакция на Шекспира, перекличка с ним, обращение к барочной эпохе, уже утратившей иллюзии, но еще не потерявшей веру. Т. С. Элиот считал, что Шекспиру повезло со временем, а ему самому - нет: не осталось и этой опоры. Век Шекспира жил поэзией, век ХХ-й - окопами и концлагерями. В поисках истоков, приведших к армагеддону, Элиот обратился к Реформации, Ренессансу и Просвещению, с которых все началось... Шекспир, Донн, Драйден были для него концом великой культуры, после которых начался распад. Именно поэтому он и искал опору в искусстве XVII века, что видел там духовную реальность "религиозного мифа", утраченную "цивилизацией".
Т.С. Элиот был не только величайшим поэтом-пророком, но и литературным критиком, шекспирологом, культурологом, перу которого принадлежат выдающиеся исследования. Как поэт, он испытывал непреодолимое влияние Стратфордского волшебника. Шекспир был для него медиумом, усиливающей антенной, воспринимающей ритмы космоса. В Донне и Шекспире он видел прежде всего средневековых христианских поэтов, поделивших мир. Он отдавал предпочтение Донну как поэту с более мудрым отношением к тайне жизни. У Донна была за спиной высшая философия Аквината, а у Шекспира"беспорядочная" философия Ренессанса, лоскуты скептического либерализма Монтеня, цинизма Макиавелли, романтического эгоизма Сенеки с его концепцией героя - воплощения духовной гордости.
Элиот столь высоко ценил Средневековье, что даже в Монтене видел свойственное Ренессансу начало хаоса и падения ценностей - "осколки систем". Поэтому, считал Старый Опоссум, Шекспир не мог быть, как Данте, духовным пастырем. Все ищущие у него философию навязывают ему свою. Более того, сам Шекспир живописал "грех гордости", соучаствуя процессу, ведущему к "полым людям" и "бесплодной земле": отправная точка пути к Пруфрокам - Гамлет, отказавшийся от смирения и погрязший в рефлексии. "И даже Гамлет, который вызвал значительную кутерьму и смерть, по крайней мере, трех невинных людей... умирает вполне довольный собой".
Гамлет, Отелло, Кориолан - плоды ренессансного культа личности, чреватого страданиями, несчастьями и смертью. Даже пред лицом небытия Отелло отказывается от смирения и напоминает о том, что "оказал услуги Венеции". Для героев Шекспира смерть - не переход в мир иной, но трагический вызов судьбе, чреватый ужасами XX века.
Это ни в коей мере не значит, что Гамлет - неудача Шекспира. Нет! "Гамлет" - трудный орешек.
Гете делал... из Гамлета Вертера, Колридж... Колриджа, вероятно, никто из них, когда писал о Гамлете, не помнил, что его первая задача - изучить произведение искусства.
Элиот критиковал Гамлета как руссоиста и гордеца. Он считал, что поздний Шекспир намного превосходит раннего в демонстрации последствий "греха гордости". В этом отношении "Кориолан" выше "Гамлета". В "Бесплодной земле" Элиот вспоминает Кориолана, расплачивающегося за отсутствие смирения.
Элиот сам задумал одноименную поэму "в духе времени", в которой намеревался изобразить диктатора-бога, кумира толпы, строящего "новую религию" из психологии человека-массы, однако вместо нее написал лишь стихотворение "Триумфальный марш".
Позднего Шекспира Элиот ставил выше Донна. Ему импонировало чувство глубинной сложности и дисгармоничности мира, "проявление божественной мудрости" барочного мировидения Страстного Пилигрима. В творениях "поздних елизаветинцев" он находил все то, что испытывал сам: смятенный взгляд на мир как море зла и безумия, признание вездесущего страдания, предчувствие гибели цивилизации.
Сознание смерти во всех ее формах - от смерти человека до дезинтеграции и смерти цивилизациитаковы темы творчества Шекспира, Вебстера, Донна, нашедшие отражение в творчестве Элиота. Считая, что только христианская идея - познание божественной необходимости может освободить человека от страха смерти и болезненного ощущения мирового хаоса, он видит в позднем елизаветинском искусстве выражение не только ужаса бытия, но и духовно-религиозного начала. Так, поздний Шекспир для него не трагический гуманист, а по сути - поэт, ищущий в смятении перед ужасом бытия укрытия в христианских добродетелях, как, например, в "Кориолане".
Поэзия и драма самого Элиота во многом имела барочный характер, передавая ощущение жизни как чего-то нереального, сна. Соответственно и в творчестве Шекспира Элиот избирал созвучные моменты. Так, эпиграф для своего стихотворения "Геронтион" (1920) он взял из известного монолога герцога в "комедии" "Мера за меру", где тот убеждает осужденного на смерть Клавдио, что смерть реальнее призрачной и иллюзорной жизни. Драматический же монолог Геронтиона передает всю суетность бытия людей, отказавшихся от веры в метафизическую сущность мира. Исходя из аналогичной "истины" "Меры за меру", Элиот развивает ее путем дезинтеграции елизаветинского драматического монолога, что выражает современный водоворот утраченной реальности и смысла.
"Пруфроке", этой язвительной оде эвримену, иронически обыгрывается имя Гамлета:
Нет! Я не Гамлет и не мог им стать; Я из друзей и слуг его... Благонамеренный, витиеватый, Напыщенный, немного туповатый, По временам, пожалуй, смехотворный - По временам, пожалуй, шут.
Что хотел сказать Элиот? Что сила эпохи - в пруфроках...
Как мыслитель, как метафизик, Учитель Бэббит относился к тем, чей взгляд обращен назад. То, что мы видим, и то, что знаем, делит нас на две группы: верящих в будущее и почитающих прошлое. Не имея оснований доверять грядущему, Элиот выражал недоверие и к так называемому прогрессу. "Элиот обращается к прошлому как к эталону, при сравнении с которым настоящее оказывалось осужденным". В сущности, это была боязнь неконтролируемой истории, страх перед потрясениями революции - революции, обещающей золотые горы и дающей человеческую мясорубку.
Элиот не скрывал элитарности взглядов: сохранение культуры зависит от сравнительно узкого круга интеллигенции, способной выразить себя.
такой элиты, за которой следует основной, более пассивный отряд читателей, отстающих от нее не более чем на одно поколение.
В самом высоком смысле слова Элиот - гражданин мира. Гражданин мира - по воспитанию, по мироощущению, по поэтике, по культурному чувству. Главная тема его эссеистики - идея единства мировой культуры.
Само по себе искусство никогда не совершенствуется, а только видоизменяется материал, который оно использует. Поэт должен осознавать, что европейская мысль, национальный образ мыслей постоянно изменяется и развивается, вбирая on route весь предшествующий опыт, не отвергая ни Шекспира, ни Гомера, ни наскальные изображения Мадленских рисовальщиков. Это развитие (возможно - совершенствование, безусловно - усложненность) не означает прогресс.
Различие между настоящим и прошлым заключается в том, что осознание настоящего есть знание прошлого лучшим образом и в большей степени, чем может продемонстрировать даже само прошлое.
Ни одна нация, ни один язык не смогли бы достичь того, что имеют, если бы то же искусство не процветало в соседних странах и в других языках. Мы не сможем понять ни одну из европейских литератур, не узнав как следует другие. Изучая историю европейской поэзии, видишь, как тесно переплетаются нити взаимных влияний.
Идеи, с которыми вы не соглашались, мнения, которые вы отвергли, были так же важны, как и те, что вы сразу принимали близко к сердцу. Вы изучали их без предубеждения, веря, что почерпнете в них новые знания. Иначе говоря, мы считали само собой разумеющимся наличие интереса к идеям как таковым, чувство восторга, испытываемое в свободной игре интеллекта. И дело, которым мы занимались, состояло не столько в том, чтобы определенные идеи возобладали, сколько в том, чтобы интеллектуальная активность поддерживалась на высочайшем уровне.
Как и Шекспир, Элиот был противником любой абсолютизации, как и Шекспир, был плюралистом и интуитивистом, как и Шекспир, повторил то, что, по его словам, сделал Лебедь Эйвона: выстроил свои стихи в единую поэму, некую непрерывную форму, успевшую созреть и продолжающую разрастаться.
Самый метафизический поэт, Поэт жизни и страха, любви и времени, Ускользающих от обретенья, Тоскливых правд - струй ненастья, Трагического таинства, Имя которому мудрость. Если ты подойдешь Голым полем не слишком близко, не слишком близко, Летней полночью ты услышишь Слабые звуки дудок и барабана И увидишь танцующих у костра - Сочетанье мужчины и женщины В танце, провозглашающем брак, Достойное и приятное таинство. Парами, как подобает в супружестве, Держат друг друга за руки или запястья, Что означает согласие. Кружатся вкруг огня, Прыгают через костер или ведут хоровод, По-сельски степенно или по-сельски смешливо Вздымают и опускают тяжелые башмаки, Башмак-земля, башмак-перегной, Покой в земле нашедших покой, Питающих поле. В извечном ритме, Ритме танца и ритме жизни, Ритме года и звездного неба, Ритме удоев и урожаев, Ритме соитий мужа с женой И случки животных. В извечном ритме Башмаки подымаются и опускаются. Еды и питья. Смрада и смерти.