Приглашаем посетить сайт

Гарин И.И. Пророки и поэты
Символы

СИМВОЛЫ

В поисках жанра и стиля Шекспира перебраны все мыслимые и немыслимые возможности. "Вершина" нашей шекспировской мысли: пьеса как "органичный сплав эпоса, лирики и драмы". "Эпическая масштабность действия сочетается с возвышенной лирикой, и все это проникнуто подлинным драматизмом". Все это - схоластика, словесная эквилибристика, картотечный зуд. Шекспиры неразложимы по полкам, они сами себе направления и жанры. В мировой литературе есть такой жанр-Данте, и есть такой жанр-Шекспир, и есть такой жанр-гений. Вся культура делится на два жанра: первопроходцев и фонящих. Набитые книгами библиотеки - это фон, шум, гам для 100 имен-жанров. Это не значит, что фон излишен - без фона нет пиков, как без Гималаев нет Джомолунгмы. Временами в экстремистском раже мне хочется освободить 99% читающих от ущербного чтива. И лишь остыв, начинаешь понимать утопичность такой затеи, ибо, освободи эти 99% от печатного дерьма, они вообще перестанут читать - кроме глаз еще необходимы мозги...

Уолтер Уайтер еще в XVIII веке обнаружил, что в соответствие с учением Локка об ассоциации идей в любой пьесе Шекспира имеются повторяющиеся образы. Обрабатываемая тема вызывала в воображении поэта картины и символы, вновь и вновь повторяющиеся на протяжении пьесы в форме сравнений или метафор.

Кэролайн Сперджен выяснила определяющую роль словесных лейтмотивов в раскрытии образного содержания во всей его сложности. Выполняя в драматургии Шекспира множество функций, лейтмотив "составляет второй план сценического действия, его подводное течение".

Поэтика слияния образного строя поэтической речи с драматургической структурой складывалась у Шекспира постепенно. В ранних его пьесах "бархат фраз", "парча гипербол" и "пышные сравнения" часто являются лишь украшением речи, а "мгновенные и сразу понятные озарения" (Б. Л. Пастернак) метафорики его языка еще не стали ассоциативными опорами в развитии сюжета. Но уже в хрониках начинается процесс внедрения поэтической речи в сценическое действие. Он осуществляется при помощи системы словесных лейтмотивов. "Для удобства языка не всегда нужно, чтобы слова обладали точным смыслом. Неясность тоже может оказать услугу. Она - как форма с пустой сердцевиной: каждый может заполнить ее по собственному желанию". Именно это свойство языковой системы - несоответствие между формой и содержанием языковых единиц, приводящее к семантическим отношениям, непосредственно не отраженным в звучании слов, например к полисемии, - кладется в основу речевой актуализации шекспировских словесных лейтмотивов.

Толстой был прав, считая, что живые люди не могут говорить, как король Лир, но, видимо, он недостаточно перечитывал... Толстого...

Не следует снижать гения до внешнего правдоподобия, следует искать глубину образов, шифры, развернутые метафоры, ключи. Новая критика (Р. Вейман, Т. С. Элиот, У. Найт.Ф. Фергюсон, Л. Ч. Найтс, М. Чарни) интерпретирует образную систему Шекспира как поэтическое видение жизни. Поэтические образы позволяют, минуя анализ характеров и действия, проникнуть под покров драматических событий и постичь глубинную суть происходящего. Важно не внешнее правдоподобие, а метафорическая подоплека. Ключи к Шекспиру - его амбивалентные символы, сплетенные в удивительные узоры, составляющие эзотерический рисунок его драм.

В пьесах Шекспира действуют не персонажи, а идеи, символы, значения. Сами пьесы - символичны. Скажем, "Макбет" - картина абсолютного зла. Характеры и события вторичны по отношению к образной символике пьесы, разворачивающей страшное зрелище душевного ада, воцарившегося в мире.

Мир полон неясности, все персонажи в смятении, спрашивают, удивляются. Читателя тоже охватывает сомнение, ибо действие лишено логики. Пьесу окутывает мрак, и в этом мире сомнений и тьмы рождаются странные и страшные существа...

Бетелл считал, что символизм и стремление к универсальности позволили Шекспиру пренебречь мелочами и деталями психологической обоснованности образов.

Поэзия - это символика. Постичь ее - значит расшифровать напластования символов, обнаружить ту силу, которая приводит в движение, обрекает на вечную жизнь, определяет особый дух и атмосферу творений искусства. За действительностью, событиями, образами, аллегориями великое творение таит свою символическую тайну. Символ - глубина истины, великая правда человеческого опыта, мистический знак божества.

Образная система Шекспира предвосхитила поэтику модернизма: в каждой пьесе - неповторимый образный мир, подчеркивающий тему произведения: в "Гамлете" - навязчивые картины болезни, язв, гниения, разложения, смерти, в "Макбете" - вариации образов крови, ночи, жестокости, злодейства, в "Ромео и Джульетте" - образы света, в "Короле Лире" - повторяющиеся образы человеческих мучений, боли, борьбы, бури в степи, в "Ричарде II" - сад, земля, earth-land-ground, в "Сне в летнюю ночь" - сельская природа, в "Венецианском купце" - стрела, в "Буре" - искупительное испытание, возмездие, воскрешение из мертвых, в "Зимней сказке" и "Перикле" - тайна рождения, развитие, созревание, непрерывность истории...

В "Отелло" кроме символов добра и зла, ангела (Дездемона) и дьявола (Яго) - скрытая сквозная метафора сада.

В саду своей души Отелло сломил благоухающую прекрасную розу любви к Дездемоне и дал прорасти чертополоху. Зрители эпохи Шекспира без комментариев и разъяснений воспринимали эти символы. Символическое мышление, наследие средневековья, было развито в то время гораздо больше, чем у наших современников, которым к тому же, по словам Д. С. Лихачева, недостает философского и теологического образования.

Этот настойчиво повторяемый мотив суда, воплощенный в инфернальных образах мистерии, определяет и сюжетно-композиционный строй трагедии, включающий как точки наивысшего напряжения сцены суда: суд венецианского сената над Отелло, якобы соблазнившим Дездемону, а также три суда в финальной сцене: неправый суд Отелло над Дездемоной, суд Отелло над самим собой и, наконец, суд - возмездие над Яго.

Злодеи Шекспира - театральные символы, заимствованные из христианской этики, дьяволы во плоти, бесы, но не наивные черти, а изощренные мастера своего дьявольского дела, достойные дети Сатаны.

                      Кляну я каждый день, - хоть дней таких
                      Немного в жизни у меня бывало, -
                      Когда бы я злодейства не свершил:
                      Не умертвил, убийства не замыслил,
                      Не подготовил, не свершил насилья,
                      Не обвинил и не дал ложных клятв,
                      Не перессорил насмерть двух друзей.

Духи и привидения Шекспира - символы, выражающие душевное состояние героев. Но символы особого рода - живые, наглядные, такие, какими их воспринимали зрители Шекспира в XVII веке: реальные существа, возбуждающие страх у публики.

Ведьмы Макбета - пузыри земли, злые силы жизни, душевные скверноты Макбета...

Бесплотный дух Ариэль ("Буря") - символ чистой духовности человека, Миранда - символ плодородия...

Ведущими символами всего творчества Шекспира являются буря и музыка. Буря - беспорядок, дисгармония, конфликт, разрушение, свирепая страсть. Музыка - любовь, самоотречение, самодисциплина, согласие, очищение, мир.

Но не только эти. Еще - черви, змеи, гады ("Гамлет", "Антоний и Клеопатра", "Укрощение строптивой", "Сон в летнюю ночь"). Еще - сон, сновидение...

Почему dream, sleep - сквозной символ шекспировского творчества? Намек на ответ есть у самого Шекспира: "Мы созданы из вещества, которое идет на выделку сновидений, и наша крохотная жизнь окружена призраками". Что в подсознании Шекспира постоянно возвращало его мысль к фантазму сна? Близость сна и смерти? Другая, зазеркальная реальность? Театр как сон? Мнимость правды жизни? Намерение заставить явь скользить со скоростью сновиденья?

"Цимбелине" само действие простирает сновидение к смерти. В Мере за меру клоун говорил Бернардину: "Окажите милость, мистер Бернардин, проснитесь, чтобы мы могли вас повесить, а там можете заснуть опять на здоровье". В "Ромео и Джульетте" Ромео говорит: в постели видения нам мнятся правдой. И т.д., и т.п.

У меня нет намерения противопоставлять существующим интерпретациям символа единственную свою. Но дополнить существующие еще одной хочу: если Шекспир - вестник, то одна из его вестей - мощь подсознания человека, а подсознание и сон - одно. Сон у Шекспира - глубина и обильность подсознания. Сон - это сам Шекспир, вещество, из которого он творил, призраки, что его окружали. И все это сказал он сам: мы созданы из снов...

Анализ символов у Шекспира, будь то буря или музыка, свидетельствует о неисчерпаемости. Крупнейший знаток символической интерпретации так и говорит: "Поэтический символ имеет странные свойства: нередко он оказывается своей противоположностью в том смысле, что всякий контраст есть сравнение". Буря может в такой же мере соответствовать трагедии, в какой служить ей контрастом.

Почему Данте, Шекспир, Джойс неисчерпаемы? Потому что неисповедимы. Почему вечны? Потому что неисчерпаемы. Великое творение многослойно, притом изменчиво во времени. Постижение великого творения - это все большее проникновение в его глубины. Найт считал, что образность и поэтичность, хотя и доставляют читателю наслаждение, однако ускользают от схватывания, ибо память удерживает в первую очередь событийное и интеллектуальное. Лишь глубина и время позволяют выловить сущностное, сокровенное, символическое, архетипическое. В этом назначение искусствоведения. В этом смысл постоянного возвращения. В этом - в бесконечном поиске ключей - задача критики.

Почему великие художники - провидцы? Потому что творят на глубине первооснов бытия. Потому что недра жизни не подвержены изменениям: "фундаментальные истины о природе, человеке и Боге не меняются". Потому что символ - знак вечности, не зависящий от течения жизни и личности творца. Потому что искусство - интуитивный прорыв в Ничто. Потому что поэт часто не отдает себе отчета в глубине той правды, которую выражает.

Шекспир писал пьесы-шифры, раскрытие которых - главная задача науки о Шекспире. Но раскрыть их до конца нельзя, ибо раскрыть их - значит до конца расшифровать жизнь. Их и не надо расшифровывать до конца, ибо если б они были расшифрованы, потребовалось бы выполнить требование публики: "Пусть дадут занавес, невозможно больше вытерпеть".

человеческие архетипы, чем образы живых людей. Искать здесь внешнего правдоподобия - значит упрощать Шекспира. Это не отрицание жизненной правды и жизненной значимости творений Шекспира - это усиление глубины жизни, ее сути, бытийности, экзистенциальных первооснов, фундаментальных свойств человека.

Шекспировские герои не менее символичны, чем вечные архетипы греческого искусства - Одиссей, Ахилл, Орест, Антигона, Федра, Медея, Орфей, Эдип... Шекспир потому и проницательней Нострадамуса, что предсказывал не события, а типы. Потому он и "пророк бездн", что писал бездны. Он был вестником, Фрейдом своей эпохи. Он проник в недра человеческого, обнаружив их неизменность и их низменность.

Задолго до Фрейда Шекспир персонифицировал подсознание и проник в него с помощью психоанализа. Хотя многое в его хрониках проясняется проникновением в психологию человека елизаветинской эпохи, гораздо больше в поведении персонажей обнаруживается посредством открытий Фрейда и Юнга. Глубинную психологию можно было бы создать исходя исключительно из шекспировских материалов - они самодостаточны для этого.

"эдипова комплекса" почерпнута Фрейдом из психоаналитического рассмотрения "всемирно известного невротика" по имени Гамлет.