ТАЙНЫ
Шекспир не отличался пуританством, снобизмом и ханжеством: многие его пьесы направлены против квакерского лицемерия. Дошедшие до нас истории представляют его обворожительным, остроумным волокитой, большим поклонником женских прелестей, не упускавшим легкой добычи, - читайте Шоу, Джойса и нашего Домбровского. Судя по всему, он никогда не подавлял вспыхнувших в нем порывов.
Только филистеры могут возмущаться при мысли о том, что кипение молодой крови приводило иногда Шекспира к поступкам безрассудным или предосудительным.
Все, чем я жил, я кинул всем ветрам,
И старую любовь сквернил я новой.
И не твоим устам меня карать:
Они осквернены такой же ложью,
Как и мои, когда, как алчный тать,
Я похищал добро чужого ложа.
Но мне ль судить тебя за прегрешенья?
Я сам грешил не два, а двадцать раз...
Глухая история донесла до нас пикантные истории об амурных похождениях Шекспира: о том, как он опередил актера своей труппы в постели красавицы-зрительницы, о незаконном сыне Шекспира Уильяме Давенанте, поэте и драматурге, создавшем свой театр. Как свидетельствовал автор Гудибраса Сэм Батлер, близко знавший Уильяма Давенанта, последний сам рассказывал, как "крестный отец" соблазнил его мать, слывшую необыкновенной красавицей, когда останавливался на постоялом дворе в своих частых поездках между Уорикшайром и Лондоном.
...ему [У. Давенанту] нравилось, чтобы о нем думали, как о его [Шекспира] сыне: и он рассказывал вышеприведенную историю, по которой получалось, что его мать считалась легкомысленной женщиной и ее будто бы даже звали шлюхой...
Но среди всех анекдотов и пикантных историй самая пикантная и одновременно самая таинственная та, что описана самим поэтом в 154-х сонетах. Вот ведь как: налицо авторский документ и - великая тайна...
Но тайна ли? Тайна в том, кем были смуглая леди и прекрасный светловолосый юноша, а остальное довольно прозрачно описано самим поэтом - бери и читай. Вот тот ключ, которым открыл свое сердце Шекспир, - так сказал о сонетах Вордсворт. Но не хотят брать...
Уж чем-чем, а идолопоклонством страсть Шекспира к Смуглой леди не была. В противном случае Смуглая леди, наверное, смогла бы ее вынести. Мужчина, который боготворит, терпим даже с точки зрения избалованной и деспотичной возлюбленной. Но какая женщина способна терпеть мужчину, который любит, но знает и при этом смеется над нелепостью собственной страсти к женщине, чьи недостатки видны ему все до единого? Мужчину, чей кладбищенский юмор вечно заставляет его перемигиваться с черепом Йорика и приглашать свою владычицу посмеяться вместе над тем смешным фактом, что она кончит, как Йорик, хоть накладывай она белила в дюйм толщиной (как, вероятно. Смуглая леди и поступала). Смуглой леди Шекспир, должно быть, порой казался безжалостным чудовищем - так сказать, интеллектуальным Калибаном. Нет причин предполагать, что ей пьесы Шекспира нравились больше, чем Минне Вагнер нравились музыкальные драмы Рихарда. Вполне возможно, что испанская трагедия, по ее мнению, стоила шести Гамлетов.
Лесли Роуз идентифицировал "The Dark Lady", эту Семелу, доставившую Шекспиру столько горя, с Эмилией Лэньер, малоизвестной поэтессой, выпустившей талантливую книгу "Salve Deus Rex Iudaeorum". Однако, личность этой поэтессы не менее загадочна, чем Смуглой леди, а великолепие ее стихов позволяет предположить литературную мистификацию - авторство Елизаветы Синди-Ратленд. Согласно другой версии, восходящей к Брандесу, смуглая леди-фрейлина королевы Мэри Фиттон. Шоу добавляет уже упомянутую госпожу Давенант и Марию Томпкинс.
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать...
Что касается обворожительного юноши, то большинство исследователей сходятся в мнении, что это - граф Пембрук, к которому Шекспир питал ту же склонность, что Зевс к Ганимеду. Реже называют имена молодых меценатов Шекспира - Уильяма Герберта, который был на 14 лет моложе, и даже самого графа Саутгемптона.
Я у него спросил, что он думает насчет обвинения в педерастии, взводимого на поэта. А он воздел кверху руки и отвечает: Мы можем единственно лишь сказать, что в те времена жизнь била ключом.
Проблема гомосексуальной любви в мировой культуре слишком серьезна, чтобы не замечать ее. Не говоря об античных схолархах до Платона включительно, чьи оргии ярко живописует Диоген Лаэрций, не говоря о скандальных и даже уголовных делах П. Верлена или О.Уайльда, не говоря о декларируемом гомосексуализме Андре Жида, ездившего к Сталину отстаивать интересы сексуальных меньшинств, остаются "странные" привязанности Монтеня к Этьенну де ла Боэси, Шекспира к другу "Сонетов", Григория Сковороды к Ковалинскому...
Мы говорим: энтузиазм влюбленного, с которым писали свои признания юношам Монтень или Шекспир, - дань эпохе, ее стилю и ее манере. Но вот Сковорода жил отнюдь не в куртуазные времена и далеко не в куртуазной стране, писал другим стилем, а что мы слышим?
У меня поднимается такая любовь к тебе, что она растет со дня на день, так что ничего в жизни нет для меня сладостнее и дороже...
Какая это любовь - духовная или сексуальная?
Можно сколько угодно ханжески маскировать эти отношения Шекспира с юным красавцем рыцарской любовью, новым сладостным стилем, возвышенностью чувств, но лучше просто взять и читать Шекспира.
К тебе, мужчине, тянутся мужчины,
И души женщин привлекаешь ты.
Задуман был как лучшая из женщин,
Безумною природою затем
Ненужным был придатком ты увенчан,
И от меня ты стал оторван тем.
Но если женщинам ты создан в утешенье,
То мне любовь, а им лишь наслажденье.
Или:
Твоя краса - покров души моей,
Сплетенный навсегда с душой твоею.
Твоя в моей, моя в груди твоей -
Так как же буду я тебя старее?!
И потому побереги себя
Для сердца моего - и я ведь тоже
Твое ношу и берегу любя,
На преданную нянюшку похожий.
Какие это слова - духовной или сексуальной любви? Или эти? -
Или:
"Ты - мой, я - твой", - твержу я с той поры,
Когда с тобой мы встретились впервые.
Или:
Твоей любви, моей мечты о ней
Я не отдам за троны всех царей.
Или:
В тебе я вижу всех любимых мной, -
Ты - все они, и я - всегда с тобой.
Или:
Бери ее хоть всю, мою любовь!
Что нового приобретешь ты с нею?
Твоим я был, твоим я буду вновь,
И нет любви, моей любви вернее.
Или:
Ты не со мной - и день покрыла мгла;
Придешь во сне - и ночь, как день, светла.
Или:
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Или:
Так в помыслах моих иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я неразлучен с ней, она с тобою.
Или:
Я быть твоим хочу,
Себя увлечь страстям я не позволю,
Старинной дружбы я не омрачу,
Ты - бог любви, твоей я предан воле.
Преддверием небес отныне будь -
Прими меня на любящую грудь!
Пишут ли так о любви духовной? Пишут ли, воспевая дух, о "разгульной красоте", "беспутстве юности", "чести, сошедшей с пути", "желании моем", что "к тебе помчится вдруг", "любовном желании моем".
Кто знал тебя - узнал блаженство тот.
А кто не знал - надеждами живет.
О чем это - о духе или плоти? -
Взметнись, любовь, и снова запылай!
Пусть знают все: ты не тупей, чем голод, -
Как нынче ты его ни утоляй,
Он завтра снова яростен и молод.
Так будь, как он! Хотя глаза твои
Смыкаются уже от пресыщенья,
Ты завтра вновь их страстью напои,
Чтоб дух любви не умер от томленья...
В 35-й и 36-й сонеты глухо врываются уайльдовские мотивы расплаты за постыдную любовь:
Ты не кручинься о своей вине:
У роз шипы, в ручьях кристальных ил,
Грозят затменья солнцу и луне,
И гнусный червь бутоны осквернил.
Грешны все люди, грешен я и сам:
Я оправдал поэзией своей
Твои проступки, и твоим грехам
Нашел отвод, самих грехов сильней.
Я отвращаю от тебя беду
(Защитником твоим стал прокурор?),
И привлекаю сам себя к суду.
Меж ненавистью и любовью спор
Кипит во мне. Но я пособник твой,
Любимый вор, обидчик милый мой.
С тобою врозь мы будем с этих пор,
Хоть нераздельны, как и встарь, сердца:
Внезапно павший на меня позор
Переношу один я до конца.
Любовь у нас и честь у нас одна.
Пусть злая доля разлучила нас,
Любви взаимной не убьет она,
Похитит лишь блаженства краткий час.
Не смею впредь я узнавать тебя,
Своей виной срамить тебя боясь;
И ты не можешь быть со мной, любя,
Дабы на честь твою не пала грязь.
Не делай так! Ведь для моей любви
И честь твоя, и ты - свои, свои!
Далее поэт вновь и вновь твердит о клейме всеобщего злословья, о своих пороках, о порочной любви, о своем позоре и обвиняет себя в грехах.
Вот поэт, безумно влюбленный в юношу, упрекает его в холодности и уговаривает "повториться" в любви с женщиной {Мюр утверждает, что ему не известны иные сонеты, в которых поэт убеждал бы кого-либо жениться и иметь потомство. Еще: нет никаких доказательств, что молодой человек, которого поэт в первых 17-ти сонетах уговаривает жениться, и друг, которого он столь горячо любил, - одно лицо.}:
Ведь ты теперь в расцвете красоты
И девственных садов найдешь немало,
Тебе готовых вырастить цветы,
Чтоб их лицо твое бы повторяло.
Меня любя, создай другого "я",
Чтоб вечно в нем жила краса твоя.
Ты вырезан Природой как печать,
Чтоб в оттисках себя передавать.
Но юноша не желает слушать поэта:
Тебя все любят - сам скажу охотно -
Но никого не любишь ты в ответ.
До поры до времени юноша не изменяет ему:
твоей.
Далее следует разъяснение:
Ты мил - и все хотят тебя иметь;
Пленителен - и всеми осажден.
А женщины прельстительную сеть
Прорвет ли тот, кто женщиной рожден!
Но уже в следующем сонете "тот, кто женщиной рожден", наслушавшись наставлений старшего друга и идя по его стопам, находит не кого-нибудь, а его любовницу - Смуглую Леди:
Полгоря в том, что ты владеешь ею,
Но сознавать и видеть, что она
Тобой владеет, - вдвое мне больнее.
Твоей любви утрата мне страшна.
Или - в другом переводе:
Не в этом горе, что она твоя,
Хоть, видит Бог, ее любил я свято;
Но ты - ее, и этим мучусь я:
Мне тяжела твоей любви утрата.
Но ваша мной оправдана вина:
Ты любишь в ней возлюбленную друга,
Тебе ж любить позволила она,
Любя меня как нежная подруга.
Ее теряю - радуется друг;
Теряю друга - к ней приходит счастье.
Вы с ней вдвоем - а я лишаюсь вдруг
Обоих вас во имя нашей страсти.
Но друг и я - о счастье! - мы одно:
Любим я буду ею все равно.
В другом сонете нахожу:
На радость и печаль, по воле Рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
Или - в другом переводе:
Два духа, две любви всегда со мной -
Отчаянье и утешенье рядом -
Мужчина, светлый видом и душой,
И женщина с тяжелым, мрачным взглядом.
Чтобы меня низвергнуть в ад скорей,
Она со мною друга разлучает,
Манит его порочностью своей,
И херувима в беса превращает.
Стал бесом он иль нет, - не знаю я...
Наверно стал, и нет ему возврата.
Покинут я; они теперь друзья,
И ангел мой в тенетах супостата.
Но не поверю я в победу зла,
Пока не будет он сожжен дотла.
- Допустим, он - брошенный любовник в сонетах. Брошенный один раз, потом другой. Однако придворная вертихвостка его бросила ради лорда, ради его бесценная моя любовь.
И что вы думаете? Поэт прощает другу то, что редко прощают, - похищение любимой. Для него тяжелее лишиться любви друга, чем подруги.
моею.
Сначала любвеобильный поэт прощает изменившего друга, затем и склонную к изменам порочную подругу:
Ты делаешь прелестным и порок,
Пятнающий твой нежный юный цвет.
Он, словно червь, прокравшийся в цветок.
Но как богато грех твой разодет!
Какой чертог воздвигнут для грехов,
Задумавших в тебе найти приют.
На них лежит красы твоей покров,
Ни пятнышка там взоры не найдут.
Вообще сонеты просто изобилуют сексуальными символами:
Где лоно невозделанное то,
Что оттолкнуло б дивный этот плуг?
Или:
Или:
Не схожи так твой вид и аромат,
Что достояньем общим стал твой сад.
Как некогда Толстой, сказавший стеснительному Чехову "я был неукротим", - так Шекспир говорит о своей страсти:
Так к травам взор я также обратил,
Твоей пресытясь сладостной любовью,
Страдая лишь одним избытком сил,
Искал я облегченья в нездоровье.
И - в заключение - философия жизни и любви Шекспира, выраженная прямой речью:
ее прекрасной.
Бесстыдным неприязненным глазам
Не опозорить буйной крови пламя.
Суду потомков - худших, чем я сам,
Желанных мне пороков не предам я.
Я - это я! Глумяся надо мной,
Они изобличат свои проступки.
Да, я прямой, а мой судья - кривой,
И не ему судить мои поступки.
Ведь по себе он рядит обо всех:
Все люди грешны, всеми правит грех.
Что к этому можно добавить? Разве что то, что если "Гете" означает "изливающий", "производитель", "жеребец", "самец", то имя Шекспира можно перевести и как "желание", и это совпадение поэт сам обыгрывает в 136-м сонете...