Приглашаем посетить сайт

Горбунов А. Н. Поэзия Джона Милтона (От пасторали к эпопее)
Часть 10

10

Изложение библейской истории, где видения сменяются откровениями занимает две последних книги эпопеи. Сочиняя их, Милтон пошел по иному пути, чем при создании предыдущих книг. Если раньше он, как уже отмечалось, дополнял и расширял краткий библейский рассказ о творении и грехопадении, то теперь он был вынужден выбирать наиболее важные для него моменты огромного текста. Критерием такого выбора послужило разработанное отцами Церкви типологическое, или прообразовательное прочтение Библии, согласно которому главные события Ветхого Завета предвосхищали Новый Завет и прежде всего рождение, служение и крестную смерть Христа. (Такими прообразами Христа считались, например, Авель, Енох, Ной, Моисей и т. д.).

Но, как верно отметили исследователи[28] , это не единственный критерий отбора материала, который используется еще и по другому принципу. В этих главах между двумя уже ранее четко наметившимися планами эпопеи – с одной стороны, Бог, абсолютное добро и справедливость, а с другой, Сатана, зло и беззаконие – возник и третий промежуточный план падших людей, в душах которых идет постоянная война добра и зла, и победа бывает как на той, так и на другой стороне. И тем не менее, как становится ясно из этих последних глав эпопеи, общее движение событий влечет человека вверх, к Богу. Проходя через горнило испытаний, человек будет расти и совершенствоваться. И однажды настанет день, когда от Девы родится Спаситель Иисус Христос, Который Своей крестной смертью искупит первородный грех и возродит человечество к новой жизни – именно так «семя жены сотрет главу змия».

Увиденная в этой перспективе, вина Адама может даже показаться «счастливой». (Ведь если бы Адам не согрешил, Христос не воплотился бы). Во всяком случае так вину Адама осмыслил известный философ Артур Лавджой[29]. Так ее на какой-то момент понял и сам Адам, который воскликнул:

О, Благодать, без меры и границ,
От Зла родить способная Добро
И даже Зло в Добро преобразить!
Ты чудо, большее того, что свет
При сотворенье мира извлекло
Из мрака. Я сомненьем обуян:
Раскаиваться ль должно о грехе
Содеянном иль радоваться мне,
Что к вящему он благу приведет
И вящей славе Божьей…
				(книга  XII) 

сказав, что человек был бы

Счастливей, если б знал Добро одно,
А Зла не ведал вовсе.
				(книга  XI)

Смысл монолога Адама - в другом. Вместо добытого путем ослушания трагического знания греха и смерти, человек теперь обретает истинное знание, а с ним надежду и утешение. Все это позволяет человеку установить новые отношения с Богом, приняв Его волю и поняв «пути Творца». С Адамом происходит примерно то, что произошло с Иовом, который, отвергнув далекие от сути вещей интеллектуальные конструкции своих друзей в конце библейской книги открыл для себя единственно правильные отношения с Богом, основанные на лично пережитом опыте веры и любви. Перед тем, как покинуть рай, Адам говорит:

			Столько приобрел
Я знанья, сколько мог вместить сосуд
Скудельный мой. Безумьем обуян
Я был, желая большее познать.
Отныне знаю: высшее из благ –
Повиновение, любовь и страх
Лишь Богу воздавать; ходить всегда
Как бы пред Богом; промысел Творца
Повсюду видеть; только от Него
Зависеть, милосердного ко всем
Созданиям Своим. Он Зло Добром
Одолевает, всю земную мощь –
Бессильем мнимым, кротостью простой –
Земную мудрость.
				(книга  XII)

Дело не только в том, что Адам понял смысл послушания, которое больше не связано для него с непонятным запретом, но основано на осознанной необходимости. В конце эпопеи отношения человека с Богом радикально изменились - Адам, подобно Иову, тоже открыл для себя истинную веру и любовь к Богу, а с ними и надежду обрести иной «внутри себя, стократ блаженный рай», уразумев важнейший христианский парадокс о том, что свобода заключена в послушании Творцу. Такая свобода больше, чем та, которой Адам и Ева располагали в Эдеме, ибо она основана на твердом внутреннем убеждении. Теперь, когда разум вновь стал господином воли, первые люди, повзрослев и обретя добытую горьким опытом мудрость, могут начать новую, полную испытаний жизнь. Если Мессия разгромил полчища Сатаны на небесах, то Адам выиграл труднейшую войну с самим собой и тем стал достойным статуса эпического героя.

«рая внутри себя» (paradise within) очень важна для Милтона. Согласно рассказу поэта, опиравшегося здесь на некоторых библейских комментаторов, первый рай, где Адам и Ева жили в блаженной невинности, исчез навсегда – его смыли воды всемирного потопа, превратив в «покрытый солью островок / Бесплодный», где обитают лишь чайки, тюлени и чудища глубин. С тех пор рай больше не связан ни с каким местом на земле. Согласно представлениям Милтона, вернуться в Эдем люди могут, лишь обретя истинную свободу в своей душе, внутри себя. Как известно, поэт делил свободу на гражданскую, религиозную и внутреннюю[30]. За гражданскую и религиозную свободу он боролся в своих памфлетах. Идеал же внутренний свободы, «рай внутри себя», который, как он считал, является целью духовного развития человека, он воспел в «Потерянном рае». Без такой свободы, как он теперь понял, нельзя завоевать, или, по крайней мере, сохранить гражданскую и религиозную свободу. Обретя же внутреннюю свободу, можно перенести любые невзгоды и испытания. В этом для Милтона во многом и был смысл «путей Творца», которые он пытался оправдать пред тварью. От защиты свободы масс Милтон под конец жизни перешел к поиску внутренней свободы индивидуума, и здесь тоже опередив свое время.

Скорбя, но с миром в душе, Адам и Ева навсегда покидают рай.


Оружьем огненным. Они невольно
Всплакнули – не надолго. Целый мир
Лежал пред ними, где жилье избрать
Им предстояло. Промыслом Творца
Ведомые, шагая тяжело,
Как странники, они рука в руке,
Эдем пересекая, побрели
Пустынною дорогою своей.
				(книга  XII)

Хотя в интонации этих заключительных строк «Потерянного рая» можно различить разные настроения, которые владеют героями – и грусть по прошедшему, и стоическое приятие настоящего, и смутное ожидание будущего, - голос автора звучит спокойно и немного отрешенно. После стольких катаклизмов, бурь, взлетов и падений наступило затишье, долгожданный катарсис. Милтон сказал все, что хотел, поставив точку в последней строке главного труда своей жизни.