Приглашаем посетить сайт

Кабанова И.В. Зарубежная литература.
Философская повесть: “Кандид” Вольтера.

Философская повесть: “Кандид” Вольтера.

Вольтер. XVIII век называют еще “веком Вольтера”. Никто из писателей не мог тогда сравниться с Вольтером в известности и влиятельности. Литературная слава главы французских просветителей покоилась на его философских сочинениях, классицистических трагедиях, эпических поэмах, исторических сочинениях, но секрет его авторитета заключался в том, что Вольтер первым понял роль и возможности общественного мнения и научился им управлять. Вольтер был по складу дарования прежде всего публицистом, обладал талантом идти в ногу со временем, всегда на шаг впереди времени. Кроме оперативности, ему были свойственны полемический азарт, темперамент, непревзойденное остроумие, умение себя подать, сознание своей культурной миссии. Его цель — пробудить общественное сознание, быть руководителем общественного мнения во Франции и в Европе, и эта цель была им достигнута. Это первый литератор, общавшийся с королями на равных; состоять с ним в переписке считали для себя честью Фридрих Великий и Екатерина II. Всю массу своих разнообразных знаний он превратил в боевой таран, которым громил все то, что, по его мнению, тормозило прогресс.

Франсуа-Мари Аруэ (1694–1778 гг.), вошедший в литературу под именем Вольтер, сын парижского нотариуса, прожил долгую, яркую жизнь. Смолоду он заявил о себе не только как о наследнике Корнеля и Расина, но как о политическом оппозиционере. Он был заключен в Бастилию, позже — выслан в Англию, где усвоил идеи Просвещения из первоисточника. В начале пятидесятых годов он гостит у прусского короля Фридриха Великого, а вернувшись из Берлина, устраивается, поскольку ему было запрещено жить во Франции, в Швейцарии, в замке Ферней, откуда забрасывает Европу своими радикальными, антиклерикальными памфлетами и брошюрами. Только перед самой смертью ему суждено было вернуться в Париж, где он принял давно заслуженные почести. В юности Вольтер видел себя великим трагическим актером, в тридцать лет — историком, в сорок — эпическим поэтом и не предвидел, что самой живой частью его творческого наследия окажутся произведения, которые он считал безделками. В 1747 году в гостях у герцогини де Мэн для ее развлечения Вольтер написал несколько произведений в новом жанре. Это и были первые философские повести — “Мир как он есть”, “Мемнон”, “Задиг, или Судьба”. В течение следующих двадцати лет Вольтер продолжал пополнять цикл философских повестей, создав всего несколько десятков. Самые значительные из них — ”Микромегас” (1752 г.), “Кандид, или Оптимизм” (1759 г.), “Простодушный” (1767 г.).

Жанр философской повести возник из элементов эссе, памфлета и романа. В философской повести нет непринужденной строгости эссе, нет романного правдоподобия. Задача жанра — доказательство или опровержение какой-либо философской доктрины, поэтому его характерная черта — игра ума. Художественный мир философской повести шокирует, активизирует читательское восприятие, в нем подчеркнуты фантастические, неправдоподобные черты. Это пространство, в котором идет испытание идей; герои — марионетки, воплощающие те или иные позиции в философском споре; обилие событий в философской повести нарочитое, позволяющее замаскировать смелость обращения с идеями, сделать для читателя более мягкими, приемлемыми нелицеприятные истины философии.

город и погибло множество людей. Это событие возобновило спор вокруг положения немецкого философа Готфрида Лейбница: “Все — благо”. Вольтер раньше и сам разделял оптимизм Лейбница, но в “Кандиде” оптимистический взгляд на жизнь становится признаком неискушенности, социальной неграмотности.

за то, что посмел влюбиться в дочь барона, прекрасную Кунигунду. Он попадает наемником в болгарскую армию, где его тридцать шесть раз прогоняют через строй и бежать откуда ему удается только во время сражения, в котором полегло тридцать тысяч душ; потом переживает бурю, кораблекрушение и землетрясение в Лиссабоне, где попадает в руки инквизиции и едва не погибает на аутодафе. В Лиссабоне герой встречает прекрасную Кунигунду, также претерпевшую множество несчастий, и они отправляются в Южную Америку, где Кандид попадает в фантастические страны орельонов и в Эльдорадо; через Суринам он возвращается в Европу, посещает Францию, Англию и Италию, и завершаются его странствия в окрестностях Константинополя, где он женится на Кунигунде и на принадлежащей ему маленькой ферме собираются все персонажи повести. Кроме Панглоса, в повести нет счастливых героев: каждый рассказывает леденящую душу историю своих страданий, и это изобилие горя заставляет читателя воспринимать насилие, жестокость как естественное состояние мира. Люди в нем различаются только степенью несчастий; любое общество несправедливо, а единственная счастливая страна в повести — несуществующее Эльдорадо. Изображая мир как царство абсурда, Вольтер предвосхищает литературу ХХ века.

Кандид (имя героя по-французски означает “искренний”), как говорится в начале повести, “юноша, которого природа наделила наиприятнейшим нравом. Вся душа его отражалась в его лице. Он судил о вещах довольно здраво и добросердечно”. Кандид — модель “естественного человека” просветителей, в повести ему принадлежит амплуа героя-простака, он свидетель и жертва всех пороков общества. Кандид доверяет людям, особенно своим наставникам, и от своего первого учителя Панглоса усваивает, что не бывает следствия без причины и все к лучшему в этом лучшем из миров. Панглос — воплощение оптимизма Лейбница; несостоятельность, глупость его позиции доказывается каждым сюжетным поворотом, но Панглос неисправим. Как и положено персонажу философской повести, он лишен психологического измерения, на нем лишь проверяется идея, и сатира Вольтера расправляется с Панглосом прежде всего как с носителем ложной, а потому опасной идеи оптимизма.

Панглосу в повести противостоит брат Мартен, философ-пессимист, не верящий в существование добра на свете; он так же неколебимо привержен своим убеждениям, как Панглос, так же неспособен извлекать уроки из жизни. Единственный персонаж, которому это дано, — Кандид, чьи высказывания на протяжении повести демонстрируют, как понемногу он избавляется от иллюзий оптимизма, но и не спешит принять крайности пессимизма. Понятно, что в жанре философской повести речь не может идти об эволюции героя, как обычно понимается изображение нравственных изменений в человеке; психологического аспекта персонажи философских повестей лишены, так что читатель не может им сопереживать, а может только отстраненно следить за тем, как герои перебирают разные идеи. Так как герои “Кандида”, лишенные внутреннего мира, не могут выработать собственных идей естественным путем, в процессе внутренней эволюции, автору приходится позаботиться о том, чтобы снабдить их этими идеями извне. Такой окончательной идеей для Кандида становится пример турецкого старца, заявляющего, что не знает и никогда не знал имен муфтиев и визирей: “Я полагаю, что вообще люди, которые вмешиваются в общественные дела, погибают иной раз самым жалким образом и что они этого заслуживают. Но я-то нисколько не интересуюсь тем, что делается в Константинополе; хватит с меня того, что я посылаю туда на продажу плоды из сада, который возделываю”. В уста того же восточного мудреца Вольтер вкладывает прославление труда (после “Робинзона”очень частый мотив в литературе Просвещения, в “Кандиде” выраженный в самой емкой, философской форме): “Работа отгоняет от нас три великих зла: скуку, порок и нужду”.

Пример счастливого старца подсказывает Кандиду окончательную формулировку его собственной жизненной позиции: “Надо возделывать наш сад”. В этих знаменитых словах Вольтер выражает итог развития просветительской мысли: каждый человек должен четко ограничить свое поле деятельности, свой “сад”, и работать на нем неуклонно, постоянно, бодро, не ставя под вопрос полезность и смысл своих занятий, так же, как садовник изо дня в день возделывает сад. Тогда труд садовника окупается плодами. В “Кандиде” говорится, что жизнь человека тяжела, но переносима, нельзя предаваться отчаянию — на смену созерцанию должно прийти действие. К точно такому же выводу позже придет Гете в финале “Фауста”.