III. Замечание о “великом прелате рощи” Марвелла
В других местах я писал о Марвелле и двойном сердце, Марвелле и садах[87], Милтоне и Марвелле[88] и милленаризме Марвелла[89]. Здесь приведу лишь краткую заметку о нескольких строках в поэме “На Апплтон-хаус”, которые могут иметь отношение к тому, что мы говорили выше о рощах и идолопоклонстве.
Рощи традиционно ассоциировались с поклонением богам. Авраам насадил рощу в Вирсавии и там воззвал к вечному Богу (Быт. 21. 33). Но Втор. 16. 21 утверждало вполне определенно: “Не сади себе рощи из какихлибо дерев при жертвеннике Господа, Бога твоего”. Израильтяне тем не менее постоянно вызывали гнев Божий, устраивая рощи (напр., 3 Цар. 14. 15). Даже Гедеону пришлось приказать срубить и сжечь рощу при жертвеннике Ваалу, который построил его отец; до того как это было сделано, он не мог начать избавление израильтян (Суд. 6. 25). (В Суд. 3. 7 Женевский перевод говорит: “служили Ваалам и Астартам”, а Дозволенная версия переводит как “служили Ваалам и рощам”.) Царь Аса, по словам Коули, “срубил священные рощи, где стояли идолы”, и даже “идола в роще”, которого поставила его мать (3 Цар. 15. 13). “Это суеверие посвящения рощ идолам, — добавлял Коули в примечании, — стало таким частым, что едва ли можно было найти красивое зеленое дерево, которое не было бы посвящено какомунибудь идолу”[90].
Ахав устроил рощу и раздражал Господа “более всех царей израильских, которые были прежде него” (3 Цар. 16. 32-3), и Манассия тоже восстановил идолопоклонство и устроил рощу (4 Цар. 21. 3). При Осии израильтяне “оставили все заповеди Господа, Бога своего... и устроили дубраву” (4 Цар. 17. 16). Осия был последним из царей Израиля. Добрый царь Иудеи Иосия сжег рощи (4 Цар. 33. 4-7; ср. Ис. 27. 9). Фауста в пьесе Марлоу Вальдес убеждает “поспешить к какойнибудь уединенной роще”, чтобы его посвятили в мистерии “магии и тайных искусств”. В роще Фауст вызывает Мефистофеля; позднее он применяет практическую магию против Бенволио в другой роще[91].
“наших римских католиках... которые уже готовятся возвести свои рощи и жертвенники, поставить идолов и кумиров”[92]. Бенлоус обращался к “сиренам рощи”[93]. Оливера Кромвеля, когда он был протектором, критиковали за то, что у него в саду стояли статуи классических богов, “ибо пока рощи и жертвенники остаются не убранными из Иерусалима, гнев Божий против Израиля не утихнет”[94].
В таком свете давайте снова перечитаем строки Марвелла из поэмы “На Апплтон-хаус”, полное звучание которых мы легко почувствуем.
И посмотри, как нежданный случай Смог вместе с маской осенить мои занятия! Дубовые листья всего меня украшают, А между ними ползают гусеницы; И плющ знакомыми взмахами Меня лижет, и оплетает, и обвивает, и тянет. Под этим шутовским покровом я иду, Как какой-нибудь великий прелат рощи.
“Прелат” предупреждает нас о том, что этот образ неприятен, напоминая о старых плохих днях господства архиепископа Лода[95], и подозрение это усиливается образом гусениц, которые ползают между листьями, образующими “шутовской покров”, облачение дураков. Но “рощи” — это самое суровое обвинение. Марвелл не только связывает прелатов и сторонников Лода с глупостью шутов, но также умышленно ассоциирует их с язычеством. Стихотворение, приписываемое Ричарду Корбетту, иронически заставляет Пуританина, столкнувшегося с майским шестом, протестовать против того, что
“Азария и Хусий” (1682), которая явилась ответным выпадом на поэму Драйдена “Авессалом и Ахитофель”. Имя, которое дал Пордедж Карлу II, было Азария; он
хотя и любил Бога, Не выбросил жрецов Ваала и не срубил всех рощ[97].