Первое русское издание «Мемуаров» кардинала де Реца
«Мемуары» Реца — одна из вершин французской прозы XVII столетия. Однако, как это ни удивительно, до настоящего издания на русском языке появился лишь один перевод этого замечательного во всех отношениях произведения, да и то почти двести лет тому назад, и к тому же не в Петербурге или Москве, а в Калуге. Полное наименование первого тома этого издания, выпущенного в свет в 1794 г., таково: «Записки кардинала де Ретца, содержащие в себе наидостопамятнейшие происшествия во Франции в продолжение первых лет царствования Людовика XIV. Часть I, переведенная с французского языка Никанором Облеуховым. В Калуге, с Указного дозволения 1794 года». Все издание разбито на 5 частей (в рукописном оригинале «Мемуаров», впервые опубликованном в 1837 г., текст разбит на три части). Каждая часть составляет один том in 8°. Общий объем сочинения, издание которого было завершено в 1796 г., — 1738 страниц (в конце последнего тома пагинация дефектная). Вся следующая за титульным листом страница содержит с полиграфическим мастерством выполненное посвящение «Его сиятельству графу Платону Александровичу Зубову» с подробнейшим перечислением всех званий и титулов последнего из могущественных фаворитов-временщиков Екатерины II и всех отечественных и иностранных орденов, кавалером которых он являлся. Наконец, третью страницу занимает текст посвящения переводчиком Никанором Облеуховым «Сиятельнейшему графу» П. А. Зубову. Текст этого обращения, при всей его исполненной нижайшей почтительности стереотипности, создает все же впечатление, что высокопоставленный адресат лично знал или самого Н. Облеухова, или, по крайней мере, кого-то из его родственников.
Описываемое издание вызывает, естественно, целый ряд недоуменных вопросов. Почему оно появилось в Калуге? Почему «Мемуары» одного из главных зачинщиков Фронды, бунтаря, воспроизводящего события гражданской междоусобицы — следствия острого кризиса, охватившего абсолютную монархию во Франции в середине XVII столетия, увидели свет в России именно в начале 90-х годов XVIII в.? Что из себя представляет «Мемуаров» Никанор Облеухов? Почему он счел необходимым обратиться за покровительством к графу П. А. Зубову (видимо, не без согласия последнего)?
«Калужских губернских ведомостях» в 1848 г. (№ 34 — 38). Она озаглавлена «О литературной деятельности в Калуге» и подписана инициалами Е. К. Автор не без чувства ностальгии вспоминает времена, когда Калуга была заметным издательским центром. Сам он очерчивает этот период одиннадцатью годами — с 1793 по 1804 г. Однако, по существу, речь идет о значительно более узком отрезке времени. Все издания, которые Е. К. перечисляет и аннотирует в своей статье, относятся к 1793 — 1796 гг. Затем, к концу 1790-х. годов, как отмечает сам же критик, выпуск в свет отдельных книг прекращается, интерес к чтению в Калуге падает, и можно упомянуть лишь о кратковременном, относящемся к 1804 г. выходу в свет четырех книг периодического издания «Урания». Его редактором был учитель калужской гимназии Григорий Зельницкий, имевший звание доктора философии и преподававший, как указано в статье, «естественную историю, технологию» и прочие сходные предметы [1]. Любопытно, что число просвещенных читателей к этому времени в самой Калуге стало весьма немногочисленным (у «Урании» в Калуге было всего 11 подписчиков и 2 в уездах Калужской губернии, но зато изрядное количество абонентов в других городах России: от Владимира до Вологды) [2]. Иначе обстояло дело в 1793 — 1796 гг. В это время издательская деятельность в Калуге била ключом (с наибольшей интенсивностью в 1794 и 1795 гг.), вышло в свет 18 отдельных книг «всевозможных родов, как-то: повести исторические, любовные и трагические, драмы лирические, комедии, оперы комические, история, энциклопедия, нравственные сочинения...» [3]. Вся эта литература выходила со станков калужской типографии, заведенной от Приказа общественного призрения[ 4]. Е. К. отмечает высокую типографскую культуру, отличающую издания, выходившие в свет в 90-х годах XVIII столетия в Калуге. В этом обстоятельстве он видит одну из причин, побуждавших иногородних авторов печататься в Калуге. Разбирая печатную продукцию калужской типографии, Е. К. наряду с целым рядом анонимных сочинителей и переводчиков упоминает и фамилии некоторых авторов. Помимо уже называвшегося Никанора Облеухова (кроме «Записок кардинала де Ретца» он выпустил в 1794 г. перевод с французского книги «Разговор откупщика с господином о прямом счастии, или Путь к счастию, по коему разного состояния люди шествуя могут быть благополучны на земле» — произведение, принадлежащее согласно определению рецензента «гуманизму прошедшего столетия»[ 5)] и учителя Гр. Зельницкого, переложившего с польского языка сочинение под названием «Странствование неумирающего человека по знатнейшим древним государствам», это известный писатель В. А. Левшин, автор фигурирующих во всех историях русской литературы «Русских сказок» (1780 — 1783), повествующих, временами языком подлинных былин, о деяниях русских рыцарей-богатырей. В. А. Левшин (1746 — 1826), занимающий наряду с Ф. А. Эмином, М. Д. Чулковым, М. И. Поповым место среди представителей так называемого демократического направления в русской литературе XVIII в., был тульским помещиком. Покинув воинское поприще, он служил судьей в г. Белёве, расположенном недалеко от Калужской губернии. В. А. Левшин был писателем исключительно плодовитым. Его перу принадлежат около 90 трудов, в том числе и на темы экономические, сельскохозяйственные и т. п. Характерно, однако, что между 1793 и 1795 гг. он печатался чрезвычайно интенсивно именно в Калуге. Здесь он опубликовал, в частности, «Зеркало для всех, или Забавную повесть о древних Абдеранцах, в которой всяк знакомых без колдовства увидеть может» (1795) — переложение с немецкого известного сатирического романа Виланда «Абдеритяне». Любопытно, что большую часть изданий, опубликованных В. А. Левшиным в Калуге в середине 1790-х годов, составляют произведения драматического жанра. Среди них перевод текста мелодрамы известного французского драматурга второй половины XVIII столетия Седена «Дезертир» (русское название «Беглец». Калуга, 1793) и ряд либретто комических опер: «Король на охоте» (1793), «Свадьба г. Болдырева» (1793), «Своя чаша не тянет» (1794), «Мнимые вдовцы» (1794). В 90-х годах XVIII столетия в Калуге существовал театр, и, видимо, все эти произведения увидели на его подмостках свет рампы. Вообще в эти годы Калуга стала незаурядным культурным центром. Об этом свидетельствует, в частности, такой любопытный факт. Во время русско-шведской войны, которую вела Екатерина II, были взяты в плен адмирал граф Вахтмейстер и его брат. Первоначально повелением императрицы оба они были направлены в Москву. Однако здесь присутствие шведских аристократов вызывало слишком большое возбуждение и любопытство, на гуляниях за ними бегали толпами, особенно женщины. Тогда Екатерина распорядилась перевести обоих графов Вахтмейстеров в Калугу [6]. Очевидно, в Калуге было легче присматривать за обоими плененными шведскими графами, но это, конечно, не была и ссылка в некую глушь, где им пришлось бы погибать с тоски. Таковым не могло быть намерение императрицы, тем более что обсуждалась перспектива возможного перехода обоих шведских военных на русскую службу.
Используемая нами статья из «Калужских губернских ведомостей» представляет собой в первую очередь, конечно, историко-культурологический очерк, проникнутый стремлением восстановить несколько достопримечательных, но, увы, принадлежащих безвозвратно ушедшему прошлому страниц из истории родного города. Однако у нее есть и другой своеобразный аспект. Это одновременно в некотором роде и каталог, призванный привлечь внимание к некогда изданным, но, видимо, все еще оставшимся не распроданными и ставшими как бы библиографической редкостью книгам. Отсюда и особый отбор анализируемых книг, и сжатые характеристики их тематики, содержания и жанровых особенностей — типа аннотаций, и описание их формата, качества шрифтов, особенностей украшающих виньеток и т. д. Известно, что распространению изданий, увидевших свет в Калуге в 90-е годы XVIII столетия, способствовал знаменитый книготорговец и библиограф А. Ф. Смирдин. По словам автора статьи в «Калужских губернских ведомостях», он скупил около 1836 г. по одному экземпляру каждого из этих изданий, и после организованной им лотереи они распространились по России, свидетельствуя, как не без оттенка элегической грусти замечает Е. К., «что некогда и в Калуге существовала самобытная литература» [7]. Однако и распродажа А. Ф. Смирдиным не исчерпала запас этих изданий. Автор статьи, сетуя, что не имеет возможности установить первоначальную цену характеризуемых им изданий, отмечает, что еще не так давно, лет десять тому назад (т. е. в 1838 г.), цена на них, объявленная книготорговцем Грудиновым, была довольно высокой: «... так “Записки Ретца” в 5 частях стоили 15 рублей потому, вероятно, что как книга уже редкая продавалась по цене, превышающей первоначальную»[ 8].
— лишь с точки зрения качества перевода. Автор совершенно не касается его содержания (и, видимо, не случайно). Он понимает значение этого издания и поэтому уделяет ему особое внимание, но, как. явствует из контекста статьи, внутренне не одобряет его. «Мемуары» Реца, как неизменно отмечалось исследователями, — книга, приобретавшая особую злободневность в периоды общественных потрясений и переломов. Таковым был и 1848 год. Однако автор статьи «О литературной деятельности в Калуге» был пылким поборником самодержавия и прочности церковных устоев. В интересующее нас четырехлетие в Калуге печатались книги не только разных жанров, но и разных идейных тенденций. Передовые, просветительского толка, устремления были, например, представлены уже упоминавшимися ранее переводами В. А. Левшина пьесы Седена «Дезертир» — произведения, патетически разоблачавшего жестокость аристократии, и сатирического романа Виланда «Абдеритяне». Заслуживают внимания в этой связи и публикация в 1794 г. перевода «Севильского цирюльника» Бомарше, а также упоминавшееся ранее переложение Никанором Облеуховым «Разговора откупщика с господином...». Однако, с точки зрения Е. К., самое приятное впечатление на читателей должна произвести книга под названием «Излияния сердца, чтущего благость единоначалия», решительно осуждающая любое стремление к свободе и равенству. Автор ее остался анонимным, но, как видно из текста, он был по профессии юристом. «Дело пера моего, — говорит он о себе, — бывало писать и подписывать решение уголовных дел». Горячо рекомендуя читателям это издание, Е. К. подчеркивает: «Краткий очерк разбираемой мною книги показывает ее высокое нравственное достоинство и благоразумное назначение. И в этом смысле она замечательнее всех современных ей явившихся в Калуге сочинений»[ 9].
«Запискам» Реца, снабженным к тому же добросовестным переводчиком Никанором Облеуховым неким предуведомлением, почерпнутым из французского издания и с хвалой отзывавшимся о Реце как о «друге народа» и борце за свободолюбивые идеалы. Содержание «Мемуаров» было очевидно чуждым собственным умонастроениям автора статьи «О литературной деятельности в Калуге». Однако свою антипатию он явно не решился выразить непосредственно, открыто, осудив само издание как таковое. Как мы увидим дальше, импульсы, побудившие приступить к изданию этой книги, исходили, вероятно, от весьма высокопоставленных и могущественных лиц. И автор статьи в «Калужских губернских ведомостях» должен был иметь представление об этом обстоятельстве и смириться с ним. Находясь в определенном затруднении, Е. К. выбрал компромиссный путь. Он уделил много места «Мемуарам», но весь свой разбор сосредоточил на выявлении недостатков перевода, подчеркивая архаичность слога, выделяя примеры чрезмерного буквализма, а иногда и случаев, квалифицируемых рецензентом как элементарные искажения смысла. Думается, что, если первые два упрека и справедливы (впрочем, проявления архаичности были неизбежны в тексте конца XVIII столетия в сравнении с литературными нормами послепушкинской эпохи), то с замечаниями третьего типа не всегда можно согласиться. Недооценивает рецензент и сложности, встававшие на пути переводчика, бравшегося воспроизводить на русском языке неповторимо самобытный, местами крайне лапидарный и местами сложно структурированный и неизменно образно-красочный стиль одного из крупнейших французских прозаиков всех времен. Так, например, рецензент издевается над тем, как Н. Облеухов переводит следующий пассаж: «Je ne me pouvais passer de galanterie; mais je la fis avec M-me de Pommereux, jeune et coquette, mais de la maniere qui me convenait; parce qu'ayant toute la jeunesse, non pas seulement cheux elle, mais a ses oreilles...» [10]. У переводчика получилось следующее: «Без обхождения быть я не мог, говорит его эминенция, и имел я оное с госпожой де Помере, молоденькой кокеткою, пристойным мне образом, сообразуясь с тем, что она не только всею младостью стяжала, но младость и от ушей ее не отходила». Конечно, тут получилась неувязка. Камнем преткновения для Н. Облеухова послужил редкий фразеологический оборот «pendre a ses oreilles» (преследовать кого-нибудь, идти за кем-нибудь по пятам), к тому же видоизмененный на «etre a ses oreilles». Переводчик не понял его внутреннего смысла («потому, что вся молодежь не только толпилась у нее на дому, но и преследовала ее по пятам») и перелицевал его неуклюже и прямолинейно-буквалистски. Особенное негодование вызывает у рецензента манера переводчика воспроизводить по-русски французские фамилии. Действительно в этом отношении в переводе царит порядочный произвол: Лездигьер (Lesdiguieres), Скомберг (Schomberg), Вендом (Vendome), Елбиоф (Elbeuf), Рошефукот (Rochefoucauld) и т. д. и т. п. Рецензент, очевидно, хотел бы, чтобы переводчик в большей мере следовал фонетическому принципу и поточнее воспроизводил по-русски произношение фамилий. Однако и сам, хотя и пишет на пятьдесят с лишком лет позднее, допускает в этом отношении странные ляпсусы (например, упоминает о «графе Гаркуре», хотя по-французски эта фамилия пишется «comte d'Harcourt», т. е. здесь звук «h» не является «h. aspire» и не должен произноситься). Тем не менее, несмотря на весь свой скептицизм по отношению к «Запискам кардинала де Ретца», Е. К. вынужден отдать должное монументальности издания и усердию переводчика, так или иначе осилившему такую громаду.
в середине 90-х годов XVIII столетия? Есть все основания полагать, что это был местный правитель Калужского наместничества, т. е., иначе говоря, губернатор калужский Александр Дмитриевич Облеухов. В пользу этого предположения говорит прежде всего следующий аргумент. Период интенсивной активности калужской типографии, когда и вышли в свет почти все ранее перечисленные издания (1794 — 1796 гг.), полностью совпадает с годами управления Калужской губернией А. Д. Облеуховым. После нескольких десятилетий медленного продвижения по служебной иерархии на военном поприще карьера А. Д. Облеухова начинает круто подниматься вверх в 1790-х годах (т. е. в то время, когда всесильным фаворитом Екатерины II стал Платон Зубов). В 1791 г., на 32-м году службы, А. Д. Облеухов был произведен в генерал-майоры, через два года награжден орденом Св. Владимира 2-й степени, а в 1794 г. назначен правителем Калужского наместничества. В этой должности он оставался до декабря 1796 г., когда после смерти Екатерины II и воцарения Павла I, при резкой смене высоких должностных лиц, и в том числе губернаторского состава, вынужден был подать в отставку. О просветительских наклонностях А. Д. Облеухова и его заинтересованности в расцвете издательского дела есть и прямые свидетельства. Так, автор все той же статьи «О литературной деятельности в Калуге» подчеркивает заботу губернатора о хорошем, качественном издании книг, выпускавшихся в это время местной типографией. Переводчик книги «Увеселительные любопытные повествования», выпущенной в свет в 1795 г. (кстати сказать, сотрудник калужской типографии), в посвящении А. Д. Облеухову отмечает: «... особенное внимание, каковое Ваше Превосходительство обращаете на заведенную от Калужского Приказа общественного призрения типографию и попечение об ее устройстве» [11].
После своей отставки А. Д. Облеухов, видимо, обосновался в Москве, где и скончался в 1814 г. О его складе ума определенное, хотя и весьма косвенное представление может дать облик его сына Димитрия Александровича Облеухова (1790 — 1827). На формирование облика Д. А. Облеухова, на широту присущих ему интеллектуальных интересов, в том числе на увлечение художественными переводами, думается, не могла не наложить отпечаток духовная атмосфера отчего дома. Абсольвент Московского университета Д. А. Облеухов имел звание доктора медицины и одновременно усиленно занимался литературной деятельностью, проявляя при этом живой интерес к математике, философии, филологии, истории. Он был дружен с И. В. Киреевским. В пятнадцатилетнем возрасте напечатал в «Друге просвещения» стихотворный перевод эклоги Вергилия, а через год закончил и издал перевод объемистого четырехтомного сочинения аббата Баттё «Начальные правила словесности» (М., 1806 — 1807). После ранней кончины Д. А. Облеухова его друзья опубликовали созданный им перевод драматической поэмы Байрона «Манфред» ( «Московский вестник», 1828) и «Отрывок из письма о гиероглифическом языке» [12].
Конечно, в принципе на духовную жизнь Калуги в интересующие нас годы мог воздействовать и прямой начальник А. Д. Облеухова Е. П. Кашкин, пребывавший в должности тульского и калужского генерал-губернатора в те же годы, в которые его подчиненный управлял Калугой (т. е. с 1794 по 1796 г.). В. А. Левшин, например, счел необходимым в художественной форме восторженно приветствовать назначение Кашкина на пост наместника тульского и калужского и выразить надежды местной общественности, связанные с этим назначением, сочинив в стихах и прозе «дифирамбический пролог»: «Образованная Калуга и Тула по случаю прибытия Его Высокопревосходительства Евгения Петровича Кашкина» (1794). Однако есть все основания предполагать, что надежды В. А. Левшина не оправдались. Печататься-то сам писатель в годы правления Кашкина предпочитал не в Туле, а в Калуге. Сохранившиеся отзывы о Кашкине как генерал-губернаторе носят отрицательный характер и ничего не говорят о наличии у него каких-либо просветительского типа устремлений. Отзывы эти подчеркивают присущую Кашкину спесь, его дурной характер, его склонность «определять к важным должностям негодных родственников» [13]. К изданию «Записок» Реца, посвященных графу Платону Зубову, он, уж во всяком случае, никакого отношения иметь не мог, так как в наместники тульские и калужские был переведен Екатериной II с поста наместника вологодского и ярославского именно из-за острого конфликта, возникшего у него с тогдашним фаворитом императрицы [14].
«Мемуаров» Реца и посвящение их графу Зубову должны были несомненно сослужить А. Д. Облеухову добрую службу в глазах не только могущественного временщика, но, как мы увидим дальше, и самой монархини. К работе над переводом «Мемуаров» был привлечен Никанор Александрович Облеухов. Никаких биографических данных об этом литераторе автору данной статьи не удалось обнаружить. Однако все вышесказанное (и сам факт посвящения малоизвестным переводчиком своего труда осыпанному царскими милостями фавориту, и некоторые нюансы в тексте посвящения, и распространенность имен Никанор и Александр в ряду Облеуховых, и редкость этой фамилии) побуждает думать, что речь идет не о случайном однофамильце, а о близком и к тому же молодом по возрасту родственнике А. Д. Облеухова [15]. Ему будущий губернатор Калуги и поручил выполнить трудоемкую, но почетную задачу.
От кого же все-таки исходил первоначальный импульс, побудивший приступить к осуществлению этого незаурядного и сложного замысла? Надо полагать, что все же не от самого П. А. Зубова. Он прекрасно говорил по-французски, в какой-то мере интересовался словесностью [16]. Роман Екатерины II с Зубовым начался в июне 1789 г., а уже в записи от 12 июля того же года А. В. Храповицкий отмечает: «По каталогу отмечено купить всякого рода фран<цузских> книг на 4 т. Видно, для Зубова» [17]. Екатерина заботилась о расширении духовного кругозора своего любимца, ибо образование его было все же весьма поверхностным, а склад ума лишен подлинного размаха. Последнее он доказал, когда, оттеснив соперников, сосредоточил в своих руках огромную политическую власть.
Первотолчок, обусловивший вспышку интереса к «Мемуарам» кардинала де Реца в придворном окружении Екатерины II, был дан самой императрицей. На такой вывод наталкивает запись, сделанная А. В. Храповицким 4 декабря 1789 г.: «В небытность графа читал почту пред цесаревичем <...>. Е<е> В<еличество> заметила нынешнее время эпохою в рассуждении бунтов: on ne souffre pas la capitation <не терпят поголовной подати>. Слово Кромвелево dans les Memoires du cardinal de Retz, что во время бунта нельзя иметь плана, но само собою выльется. Приказали подать сию книгу»[ 18]. Итак, А. В. Храповицкий был хорошо знаком с «Мемуарами» Реца (книгой весьма популярной в XVIII столетии: во Франции в эту эпоху она была издана 12 раз).
«l'on ne monte jamais si haut que quand l'on ne sait ou l'on va» («всех выше поднимается тот, кто не знает, куда он держит путь») [19.] Реакция Екатерины II на чтение «Мемуаров» Реца не была запечатлена А. В. Храповицким в его дневнике. Однако не приходится сомневаться в том, что императрица внимательно проштудировала сочинение Реца. Во-первых, занимаясь сама составлением автобиографических записок, она проявляла живой интерес к жанру мемуаров, и прежде всего к его французским образцам. Мемуары французских политических деятелей и полководцев привлекают ее внимание и как документы исторической мысли: ведь именно в эти годы Екатерина II начинает работать над трудом, посвященным истокам русской истории. В январе 1789 г. А. В. Храповицкий отмечает, в частности: «... приказано отыскать в библиотеке посольства: de m-r Du Frene Canaye, du president Jeannin, de m-r d'Angouleme, de Bassompierre, du cardinal du Perron, du cardinal d'Ossat, de Paul de Foix, de m-r d'Estrade, de Montluc et de Villeroi. Je suis a present dans la politique <Я теперь в политике>, никогда за эти книги не принималась»[ 20]. «Мемуары» Реца естественно вписываются в этот контекст. Но они должны были особенно привлечь внимание императрицы, соприкоснувшейся с ними в момент, когда начало разгораться пламя Французской революции, как рассказ о развитии гражданской смуты, направленной против самодержавной власти, воплощенной в лице женщины, королевы-матери и регентши государства. Конечно, Екатерина II, непримиримый и могущественный противник революционного движения, развернувшегося во Франции, не могла сочувствовать вольнолюбивым устремлениям Реца. Но ведь воспоминания кардинала содержат одновременно и поучительнейший материал, повествующий о крушении освободительных порывов и о путях и средствах, позволивших подавить их. Вполне можно допустить, что Екатерина II беседовала о содержании «Мемуаров» с П. А. Зубовым или с тем же А. В. Храповицким или с кем-нибудь из других своих приближенных. Внимание П. А. Зубова, например, под углом зрения его личных интересов, могли привлечь в «Мемуарах» Реца страницы, посвященные сложным перипетиям борьбы за место фаворита королевы и тем самым за обладание государственной властью. Облеуховы, уловив этот интерес властителей монархии к произведению Реца, а с другой стороны, вероятно, понимая и объективное его значение, сочли, что сделают благое дело, осуществив своими силами его публикацию.
Так и появилось первое издание на русском языке «Мемуаров» кардинала де Реца. Воистину habent sua fata libelli. Причем эти судьбы зачастую имеют весьма извилистый и причудливый характер. Второй вывод, который можно сделать, изучая историю издания «Записок» Реца в Калуге, заключается в следующем. Возникновение, расцвет и увядание культурных очагов во многом зависит от факторов личностных, от импульсов, излучаемых государственными деятелями различных уровней.
3 Указ. изд. № 34. С. 102.
4 Приказ этот, как известно, был создан в России в результате знаменитых учреждений Екатерины II от 1775 г., когда коренным образом было реформировано губернское управление. В ведении Приказа находились школы, больницы, приюты, а также типографии и наблюдение за содержанием тюрем. Приказ был подчинен губернатору. В нем заседали, однако, не только коронные чиновники, но и представители местного населения.
6 Дневник А. В. Храповицкого. М., 1901. С. 90. Упоминания о Калуге, кстати говоря, не раз возникают на страницах записей, которые вел статс-секретарь Екатерины II.
8 Указ. изд. С. 102.
10 Cardinal de Retz. Oeuvres. Ed. etablie par M. -Th. Hipp et M. Pernot. <P.>, 1984. P. 158-159.
11 Калужские губернские ведомости. 1848. № 35. С. 105.
<Т. 12>. СПб., 1905. С. 5 и 6.
«Объяснительный указатель», составленный М. Барсуковым. С. 304.
14 Об этом см. в «Дневнике А. В. Храповицкого», а также: Русская старина. 1876, ноябрь. С. 437 (статья «Князь Платон Александрович Зубов», подписанная П. П.).
15 В «Русском биографическом словаре» фигурирует еще Александр Никанорович Облеухов (1824 — 1879). Он был военным, окончил Павловский кадетский корпус, стал прапорщиком лейб-гвардии Павловского полка, затем служил в основном в Сибири. Его отец был артиллерийским полковником.
16 П. П. Князь Платон Александрович Зубов // Русская старина. 1876, август. С. 597.
18 Там же. С. 186.
20 Храповицкий А. В. Указ. соч. С. 134.
© текст - Виппер Ю. Б. 1997
© сетевая версия - Тhietmar. 2006
© OCR - Засорин А. И. 2006
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1997