II
В октябре 1658 года девятнадцатилетний Жан Расин покидает (несомненно, с глубокой радостью) Пор-Руаяль и поступает в коллеж д'Аркура, где изучает логику. Пор-Руаяль вовсе не отделен от света пропастью — между ними много переходных ступеней, например, дом набожного герцога де Люина, у которого кузен Расина Никола Витар служит управляющим. Порядки там почти монастырские, но все же туда проникает дыхание внешнего мира. Юноша живет там на попечении Никола, который становится его самым близким другом — если не считать аббата Левассера. Впрочем, вполне возможно, что у него были и другие друзья, — зачастую знакомства, имеющие для нас самое большое значение, не оставляют никаких следов. Точности ради скажем так: Никола Витар и аббат Левассер были теми друзьями Расина, которые не уничтожили его писем.
Эти двое, Витар и Левассер, — из числа тех, чьей дружбой дорожит всякий юноша. Никола на пятнадцать лет старше своего кузена; он весьма преуспел в свете, его очень ценят у Люинов; он не отличается особой набожностью, поэтому к нему относятся настороженно, но карьере его не препятствуют. «Малыш Расин» прислушивается к его советам и узнает то, чему не потрудились научить его наставники из Пор-Руаяля; он подчиняется инстинкту, который заставляет подростков искать дружбы людей преуспевающих и подражать им. Впрочем, не будем изображать нашего поэта более корыстным в выборе друзей, чем он был на самом деле, — ведь в том же году он свел дружбу с человеком старше себя на восемнадцать лет, от которого нечего было ждать, кроме приятных бесед, —то был Жан де Лафонтен, чья жена приходилась Расину дальней родственницей; Лафонтен частенько сбегал из Шато-Тьерри и, приехав в Париж, поселялся у своего дяди неподалеку от особняка де Люина, где жил Расин. Он водил своего юного друга в кабачок вместе с неким Пуэнтрелем из Ферте-Милона и Антуаном Пуаньяном.
«маленький аббатик» только и делал, что кропал стихи да влюблялся. Когда тебе двадцать лет, главное, чтобы друг сочувственно внимал рассказам о твоих сердечных делах и восхищался твоими сочинениями. Особенно важно второе; забавно читать, как нежный Расин тревожится о здоровье аббата Левассера — ведь болезнь может помешать тому насладиться «Нимфой Сены»: «Я страшно боюсь, что болезнь привела Вас в дурное расположение духа, и Вы не оцените моей оды».
«Нимфа Сены», сочиненная в честь бракосочетания короля и напечатанная в 1660 году, приводит в восторг Перро и знаменитого Шаплена, которого с ней познакомил Витар. «Прекрасная, очень поэтичная ода, — многие стансы просто превосходны. Если исправить несколько мест, которые я подчеркнул, получится прекрасное произведение» — таков был вердикт маститого поэта.
Тем временем Расин кончает трагедию под названием «Амасия», которая заинтересовала актрису театра Маре мадемуазель Рост, но поставлена все же не была. Другая актриса, мадемуазель де Бошато, предлагает Бургундскому отелю поставить «Влюбленного Овидия». Мы были бы рады считать, что обе поступали так из расположения к Расину, но из его письма к аббату Левассеру явствует иное: «Только Вы один можете отблагодарить ее, поскольку она сделала все это только ради Вас», — пишет он о мадемуазель Рост. Впрочем, «малыш Расин» тоже не теряется; это видно из письма, которое он прислал Левассеру из Шевреза, где надзирал за рабочими герцога де Люина: «У меня есть развлечения и посерьезнее (кабачка)...» Следующая фраза не окончена и зачеркнута: «Если Вы хотите знать о моих...» — а то, что осталось, наверняка не самое важное: «Я читаю приключения Ариосто, да и сам не обхожусь без приключений. Одна дама вчера приняла меня за сержанта. Хотел бы я, чтобы она была так же хороша собой, как Доралиса». В другом месте он хвалит Левассера, который обхаживает «красоточку четырнадцати лет». Из всего этого явствует, что теперь он относится к страстям не так, как его учителя, и запросто рассуждает о том, что приводит «господ из Пор-Руаяля» в ужас. Он со смехом рассказывает о впечатлении, которое произвело на жену Никола Витара письмо Левассера, прочитанное вслух под самым носом у мужа , — как видно, «малыш Расин» находит очень забавным, что один из его закадычных друзей наставляет рога другому.
В душе своей он уже порвал с Пор-Руаялем. Элиаким сбился с пути истинного, и Иодай корит его. Иодай не стал дожидаться, пока дитя согрешит всерьез: достаточно было одного несчастного сонета в честь Мазарини, чтобы на Расина ополчились его тетка Сент-Тэкл и все «господа из Пор-Руаяля». Он пишет Левассеру: «Я было собрался прочесть мою оду старой служанке герцога, дабы утвердиться в своем мнении, но оказалось, что она, как и ее хозяин, янсенистка и может меня выдать, — а если это случится, мне придет конец, ведь я и так каждый день получаю письмо за письмом, вернее сказать, анафему за анафемой, и все из-за моего злополучного сонета».
по отношению к Пор-Руаялю. В самом деле, лучшего повода для обвинений не найти. Когда господин Массон-Форестье обнаруживает в письме, где Расин журит младшую сестру, живущую у Сконенов, в Ферте-Милоне, тысячу доказательств его исключительной злобности и скаредности, это, на наш взгляд, совершенно несправедливо, а когда в другом месте он обвиняет поэта, будто бы имевшего наглость ввести молодую жену в дом, где прежде жила его любовница Шанмеле, в цинизме и садизме, то это просто смешно. Стоило господину Андре Аллею установить, что Расин никогда не жил в этом доме, как все старания господина Массона-Форестье опорочить поэта пошли прахом. Но что касается Пор-Руаяля, тут поведение Расина поначалу и вправду кажется непростительным.
8 мая 1661 года господин Сенглен, духовник Паскаля, спасаясь от грозящей ему ссылки в Бретань, укрылся в предместье Сен-Марсо у госпожи Витар, матери Никола и двоюродной бабки Расина. Юноша сообщает об этом Левассеру в досадно неуважительном тоне: «Свергнутый с трона Блаженного Августина, он мудро предпочел удалиться сам, дабы избежать малоприятной поездки в Кемпе согласно королевскому приказу. Свято место пусто не бывает... Вся консистория раскололась на два лагеря при избрании нового папы и тем не менее по-прежнему подчиняется письменным распоряжениям господина Сенглена, хотя он в настоящее время является всего-навсего антипапой. Percutiam pastorem et dispergentur oves gregis» 1«Письме к автору „Мнимой ереси"», это еще цветочки. Но можно ли спокойно слушать, как он насмехается над своими гонимыми благодетелями?
Однако вспомним о возрасте нашего героя — в его годы человек еще плохо осознает собственную жестокость. В тот самый год, когда монахи, у которых я учился, были распущены и высланы из города, у старшеклассников хватило ума выпустить нечто вроде сатирической газеты с довольно грубыми насмешками над бывшими учителями. В большинстве своем мы были дети вовсе не злые и тем не менее далеко не сразу почувствовали всю мерзость этого поступка. Впрочем, Расин в 1661 году уже не мальчик — ему двадцать два года. И все-таки, неужели ему нет никакого оправдания? В нем проснулся гений, в душе его рождается целый мир, он как бы заряжен своими будущими творениями. Первый луч славы уже осенил его. Он стоит на пороге новой жизни, сулящей достаток, быть может, даже известность, а к нему придираются из-за одного-единствен-ного пустякового сонета. И чьим именем они заклинают поэта? Именем Бога, но не того, в которого верят благовоспитанные светские люди, и даже не того, которого почитает Церковь. Конечно, Паскаль прав, обличая вольномыслие, но разве юное существо, беспечное и дерзкое, может удержаться от соблазна бросить вызов безжалостному Владыке, перед которым янсенисты трепещут сами и хотят заставить трепетать и его? Эти еретики уверяют: тот ничего не понимает в христианстве, кто не видит, что Господь хотел спасти одних и ослепить других, кто отказывается признать Писание достаточно темным, чтобы осужденные на муки ничего не могли в нем разобрать, но достаточно прозрачным, чтобы нельзя было простить им их невежество. Но если они говорят правду, то пылкому и талантливому юноше остается лишь восстать против Всевышнего или, по крайней мере, попытаться забыть о нем и заняться своими делами, отложив заботу о спасении души на потом и выбросив из головы всякие химеры. Именно так и поступил Жан Расин: разочаровавшись в янсенистской ереси, он в конце концов решился не тратить попусту те краткие мгновения, что отведены ему для наслаждения любовью и славой, и не предаваться бесплодным размышлениям о таинствах, которые непостижимы для разума (если верить Писанию) и навлекают на тех, кто все-таки пытается постичь их, проклятие церкви и немилость христианнейшего монарха.
«отшельникам» из Пор-Руаяля в уважении, которого они вполне заслуживали. И он, конечно, не стал бы порывать с ними так резко, если бы в самом деле был настолько свободен от их влияния, как старался показать. Ведь мы злимся лишь на тех учителей, которые еще не утратили своей власти над нами. Похоже, что двадцатидвухлетний Расин тяготился зависимостью от Пор-Руаяля прежде всего потому, что волновался о своем положении в свете. Духовное же влияние янсенистов, сознавал он это или нет, сохраняло свою силу. Как бы он ни сопротивлялся, бог Сен-Сирана значил для него гораздо больше, чем казалось ему самому. Пор-Руаяль ослабил опеку, а юный безумец вообразил, что очутился на свободе; но не пройдет и пятнадцати лет, как этот богатый улов будет медленно вытянут из воды и покорно предастся в руки ловцов.
В 1661 году Расин еще осторожен с «господами из Пор-Руаяля» и нападает на них только в кругу друзей: он тревожится за свою судьбу. Он честолюбив и ведет себя благопристойно; он — как и большинство людей — не теряет надежды преуспеть в жизни, и напрасно иные из его биографов закрывают на это глаза. Юный Расин, как и все люди в его возрасте, озабочен своей карьерой. Ему очень хочется выбиться в люди, и он не пропускает никого, кто мог бы ему помочь. Так было всегда, но в обществе с самой жесткой иерархической структурой из всех существовавших, где даже самые большие гордецы не могли обойтись без покровителей и где никто, кроме короля, не смел считать себя независимым, такое поведение особенно извинительно. В ту пору немногие поднимались по социальной лестнице выше ступени, на которой родились. Грош цена была достоинствам, если их не умели преподнести. Ловкий, льстивый, любезный Расин — отражение своего века.
В двадцать два года, еще полностью во власти пор-руаяльских представлений о жизни, он уверен, что ему не на кого рассчитывать, кроме самого себя и своей семьи. Поэтому он решает отправиться в Юзес. Отрывок, сохранившийся в бумагах его старшего сына Жана Батиста, проливает достаточно света на обстоятельства, вынудившие его согласиться на эту ссылку: «Окончив учебу в Пор-Руаяле, мой отец отправился в Париж и изучал философию в коллеже д'Аркура. Затем его решили определить на какую-нибудь церковную должность, а поскольку в Юзесе жил дядя, каноник весьма преклонных лет, владевший значительным бенефицием, то отца послали в Юзес в надежде, что дядя откажет ему свой бенефиций. Дядю звали отец Сконен; прежде он был генералом конгрегации Святой Же-невьевы, но, поскольку нрав у него был суровый и беспокойный, монахи боялись, как бы он не произвел в уставе конгрегации каких-нибудь изменений; поэтому по истечении срока его генеральства от него поспешили избавиться, услав как можно дальше и выделив ему упомянутый выше бенефиций».
кому подобает возглавлять процессию с мощами Святой Женевьевы. Оказавшись в Юзесе, этот незаурядный человек, обладавший, впрочем, скверным характером, попал в кабалу к монахам, чьи долги вынужден был отдавать. К такому-то покровителю, который, пожалуй, сам нуждался в покровительстве, с легким сердцем отправился Жан Расин осенним днем 1661 года.
1. «Поражу пастыря, и рассеются овцы стада» (лат.; Матф., 26, 31).