Л. М. Баткин1
НА ПУТИ К ПОНЯТИЮ ЛИЧНОСТИ
[79]
(сокращенно)
— и, в частности, Кастильоне в своих диалогах о “Придворном” — выдвинуло идеал разносторонней и гармонической личности. Это весьма неточно. Итальянцы XVI в. еще не употребляли столь привычных слов personalitaў и individualitaў и не были знакомы с понятиями, ими выражаемыми.
Идея личности сложилась лишь в конце XVIII в., тут же послужив могучей закваской романтизма. Она была призвана заполнить вакуум, образовавшийся вследствие окончательной десакрализации представлений о месте отдельного человека в мире. Индивид, самосознание которого ранее было соотнесено с корпоративным или сословным статусом, с религиозно-всеобщей ответственностью и оправданием преходящего существования, — вдруг увидел себя посреди неслиянного с ним, часто враждебного социального космоса, в открытости и неизвестности истории.
Над человеческим и земным более не стало высшего смысла и закона.
искать духовную опору. То есть сиюминутную и особенную правду своего бытия уразуметь как нечто общезначимое и бесценное, осознать себя как “личность”.
Подобно растению, которое способно произрастать лишь в известной ландшафтно-климатической зоне, так и коренная новая идея “личности” смогла развиться лишь в окружении и в связи с целым ландшафтом других новых идей, в контексте радикально изменившегося мировосприятия. Личность — то, что включает человека в бесконечное историческое общение через собственное уникальное послание. Всечеловеческий смысл отдельной жизни, таким образом, оказывается отождествленным с культурой. (Несмотря на древность слова, это, конечно, тоже специфически новоевропейское понятие.) Оба они, “личность” и “культура”, пронизывают друг друга и подразумевают наличие другой “личности”, другой “культуры” и установление диалога между ними: тут единственность — непременное условие, но возникает она именно на границе с другой единственностью. Поэтому обе идеи внутренне сопряжены еще с одной небывалой идеей историзма, с признанием неповторимого своеобразия и, следовательно, относительности любых структур и ценностей, с характерным острейшим чувством анахронизма.
“личностью”, по-видимому, можно подразумевать понятие, стремящееся охватить идеальные установки и проблемы, возникшие в результате выдвижения на первый план автономной человеческой индивидуальности. Когда всеобщее выступает не “над” индивидуальным и не “в форме” индивидуального, а как самое индивидуальное, особенное — это и есть личность.
— вот это, являющееся мимолетно и только единожды во Вселенную, но тем и замечательное, взятое как самодостаточное, субстанциональное. Каждая личность — не часть, а средоточие и перефокусировка всечеловеческого. Если согласиться, что идея личности — одно из важнейших выражений антитрадиционализма (сколько бы элементов традиции она в себя ни вобрала), сознательный прорыв античнохристианского горизонта, — то как расценить в этом плане Возрождение?
— наиболее ранний этап движения в указанном направлении, до такого прорыва и распада, впрочем, пока отнюдь не дошедшего...
Ренессансная мысль трудилась— и как раз в этом ее своеобычная законченность — не над готовой идеей личности, а, если угодно, над ее пред-определениями, которые позволили бы индивиду утвердиться в себе, в своей, как тогда говорили, “фантазии”, не порывая с традиционалистскими, абсолютными и нормативными, ориентирами (с “человеческой природой”, “подражанием древним”, “совершенством”, “божественностью”), но странно сдвигая их и переиначивая. Попытки как-то согласовать вечное и земное, абсолютное и отдельное, норму и казус привели к толкованию индивида в качестве l’uomo universale (итал. — универсальный человек. — А. П.), и это сполна сказалось в таинственно-подспудном мотиве “разнообразия” — на мой взгляд, решающей культурологической категории Возрождения.
1. Баткин Леонид Михайлович (р. 1932)— теоретик и историк культуры. Основные работы посвящены итальянскому Возрождению: “Итальянские гуманисты: стиль жизни и стиль мышления” (1978), “Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности” (1989), “Леонардо да Винчи и особенности ренессансного мышления” (1990).