Ю. М. Лотман1
КУЛЬТУРА И ВЗРЫВ
(фрагмент)
МЫСЛЯЩИЙ ТРОСТНИК
его миру природы, понимаемой как внекультурное пространство. Граница между этими двумя мирами не только будет отделять человека от других внекультурных существ, но и будет проходить внутри человеческой психики и деятельности. Определенными своими сторонами человек принадлежит культуре, другими же связан с внекультурным миром. В равной мере неосторожно было бы категорически исключить животный мир из сферы культуры.
Таким образом, граница размыта и определение каждого конкретного факта как принадлежащего культурной или внекультурной сфере обладает высокой степенью относительности. Но то, что обладает относительностью применительно к отдельному случаю, в достаточной мере ощутимо, когда мы говорим в категориях абстрактной классификации. С этой оговоркой мы можем вычленить мир культуры как некоторый объект дальнейших рассуждений. Тютчев в стихотворении с эпиграфом: “Est in arundineis modulatio musica ripis (лат.) — есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках” с философской точностью поставил этот, всегда мучительный для него вопрос: вопрос о двойной природе человека как существа, вписанного в природу и в ней не умещающегося:
Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Невозмутимый строй во всем.
Созвучье полное в природе,
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
И от земли до крайних звезд
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянный протест?
Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений. — Л., 1939. — С. 134 (Лирика. — 1965. — Т. I. — С. 199, 268.)
Тютчевская тема “двойной бездны”, имеющая большую философско-поэтическую традицию, получает здесь специфическое истолкование: природа, по Тютчеву, наделена гармонией. Ей противостоит дисгармония человеческой души. Философское понятие гармонии подразумевает “единство в многообразии; в музыке оно означает созвучие многих тонов в одно целое и оттуда было заимствовано пифагорейцами, учившими о гармонии сфер, т. е. о правильном обращении небесных светил вокруг центрального огня, дающих гектохорд”. Приводя это определение, Э. Радлов добавляет: “Сведенборг говорит об “установившейся” (констабилированной) гармонии, обусловливающей порядок организации мира”.
— противоречие между гармонией и дисгармонией. Но одновременно гармония мыслится Тютчевым как вечно неизменное или вечно повторяемое бытие. Между тем как человек включен в дисгармоничес- кое, т. е. несимметричное развернутое движение. Мы подходим к коренному вопросу: конфликту между замкнутым, т. е. правильно повторяющимся, движением и движением линейно направленным. В мире животных мы сталкиваемся с движением по замкнутому кругу: и календарные, и возрастные, и прочие изменения в этом мире подчинены закону повторяемости. В этом смысле характерно различие между обучением у животных (здесь и дальше, говоря о животных, мы будем иметь в виду, главным образом, высших млекопитающих) и людей, при всем, часто отмечаемым учеными, параллелизме этих процессов.
У животных значимые формы поведения — цель и предмет обучения — противостоят незначимым. Значимое поведение имеет ритуализованный характер: охота, соревнование самцов, определение вожака и другие значимые моменты поведения оформляются как сложная система “правильных”, т. е. имеющих значение и понятных как для действующего, так и для его партнера, поз и жестов. Все значимые виды поведения имеют характер диалогов. Встреча двух соперничающих хищников (встреча эта, как правило, возможна, если один из них благодаря экстраординарным обстоятельствам — чаще всего, вмешательству человека, но иногда голоду или стихийным катастрофам — выбит из “своего” пространства и превращен в “бродягу”), вопреки созданным человеком легендам о “неорганизованности” и “беспорядочности” поведения животных, оформляется сложной системой жестовых ритуалов, служащих обмену информацией. Системой жестов животные информиру- ют друг друга о своих “правах” на это пространство, силе, голоде, намерении вступить в решительное сражение и т. д. Достаточно часто этот диалог завершается тем, что один из его участников, не вступая в бой, признает себя побежденным, сообщая об этом противнику определенным жестом, например, поджимая хвост. Конрад Лоренс отмечал, что когда в конце дуэли ворон подставляет другому ворону глаз или хищник подставляет другому горло — знаки признания себя побежденным — бой кончается, и победитель, как правило, не пользуется возможностью физически уничтожить побежденного.
Выражающееся здесь различие между боевым поведением животных и человека породило первоначальный смысл русской поговорки: “Ворон ворону глаз не выклюет”. Движение по замкнутому кругу составляет и определенную, а в архаическом мире господствующую, сторону человеческого поведения. Платон считал идеалом построение социального мира по такой модели: Афинянин: < ... > там, где законы прекрасны или будут такими впоследствии, можно ли предположить, что всем людям, одаренным творческим даром, будет дана возможность в области мусического воспитания и игр учить тому, что по своему ритму, напеву, словам нравится самому поэту?
Допустимо ли, чтобы мальчики и юноши, дети послушных закону граждан, подвергались случайному влиянию хороводов в деле добродетели и порока? Клиний: Как можно! Это лишено разумного основания. Афинянин: Однако в настоящее время именно это разрешается во всех государствах, кроме Египта. Клиний: Какие же законы относительно этого существуют в Египте? Афинянин: Даже слышать о них удивительно! Искони, видно, было признано египтянами то положение, которое мы сейчас высказали: в государствах у молодых людей должно войти в привычку занятие прекрасными телодвижениями и прекрасными песнями. Установив, что прекрасно, египтяне объявили об этом на священных празднествах и никому — ни живописцам, ни другому кому-то, кто создает всевозможные изображения, ни вообще тем, кто занят мусическими искусствами, не дозволено было вводить новшества и измышлять что-либо иное, не допускается это и теперь. Так что если ты обратишь внимание, то найдешь, что произведения живописи или ваяния, сделанные там десять тысяч лет назад — и это не для красного словца десять тысяч лет, а действительно так, — ничем не прекраснее и не безобразнее нынешних творений, потому что и те, и другие исполнены при помощи одного и того же искусства” (Платон. Сочинения: В 3 т. — М., 1972. — Т. 3. — С. 121). Не случайно идеальным воплощением искусства для Платона являются “древние священные хороводы”. Замкнутый хоровод — символ циклического повторения в природе— становится для Платона идеальным воплощением искусства.
Циклическая повторяемость — закон биологического существования, ему подчинены мир животных и человек как часть этого мира. Но человек не весь погружен в этот мир, “мыслящий тростник”, он находится в исконном противоречии с коренными законами окружающего. Это проявляется в различиях, которые характерны для сущности обучения. Животное обучается, как мы отмечали, системе ритуального поведения. Превосходство достигается силой, скоростью осуществления тех или иных жестов, но никогда — изобретением нового, неожиданного для противника жеста. Животное можно сопоставить с танцором, который способен усовершенствовать па танца, но не может резко и неожиданно заменить сам танец чем-либо другим. Поведение животного ритуально, поведение человека тяготеет к изобретению нового, непредсказуемого для его противников. С точки зрения человека, животному приписывается глупость, с точки зрения животного, человеку — бесчестность (неподчинение правилам). Человек строит свой образ животного как глупого человека. Животное образ человека — как бесчестного животного. Непонятной загадкой истории человечества является сам тот факт, что пред-человек выжил, несмотря на то, что был окружен хищниками, бесконечно превосходившими его силой, зубами и когтями.
детеныши, не вооруженные топорами и копьями. Конечно, мы знаем случаи, когда изголодавшиеся зимой волки нападают на людей, или же аналогичные случаи нападения других хищников. Однако это — не правило, а эксцессы. Нельзя сказать, что волк питается людьми, волк питается мышами, мелкими грызунами, зайцами, в отдельных случаях — молодым рогатым скотом. Голод порождает и случаи людоедства среди людей, однако из этого нельзя сделать вывод, что люди питаются людьми (здесь мы исключаем из рассмотрения случаи ритуального каннибализма, имеющие характер магических действий у людей, и случаи людоедства, например, у тигров, явно носящие характер индивидуального извращения). В “нормальной” ситуации животные совсем не стремятся контактировать с человеком, хотя бы даже с целью его поедания: они устраняются от него, в то время как человек с самого начала как охотник и зверолов стремился к контактам с ними.
Отношения животных к человеку можно назвать устранением, стремлением избегать контактов. Приписывая животным человеческую психологию, это можно было бы назвать брезгливостью.
1 Лотман Юрий Михайлович (1922–1993) — литературовед, культуролог, глава тартуско-московской структурно-семиотической школы гуманитарных исследований. Автор более восьмисот научных трудов (“Структура художественного текста” (1970), “Анализ поэтического текста” (1972), статьи по типологии культуры (1970–1973), “Культура и взрыв” (1992), “Внутри мыслящих миров” (1996) и др.). 3