А. В. Мень1
ХРИСТИАНСТВО [97]
(сокращенно)
Конечно, христианство бросило вызов многим философским и религиозным системам, но одновременно оно ответило на чаяния большинства из них, и самое сильное в христианской духовности — это именно не отрицание, а утверждение, охват и полнота.
Если буддизм был пронизан страстным стремлением избавления от зла, стремлением к спасению, — Будда говорил, что, как воды морские пропитаны солью, так его учение, дхарма, проникнуто идеей спасения, — то эта жажда спасения, обетование спасения присуще и христианству, Новому Завету. Если в исламе есть абсолютная преданность человека Богу, который является суверенным властителем Космоса и человеческой судьбы, то это мы находим и в христианстве. Если в китайском миросозерцании небо — тянь — является неким ориентиром для человека в его жизненном пути (даже в мелочах), то и это есть в христианстве. Если брахманизм, индуизм современный, говорит о многообразных проявлениях Божественного, то и это есть в христианстве. Если, наконец, пантеизм утверждает, что Бог во всем, что Он некая таинственная сила, которая пронизывает каждую каплю, каждый атом мироздания, то христианство и с этим согласно, хотя и не ограничивает воздействие Бога только таким пантеистическим всеприсутствием.
Но мы бы ошиблись с вами, если бы считали, что христианство явилось как некая эклектика, которая просто собрала в себе все элементы предшествующих верований. В нем проявилась колоссальная сила чего-то нового, и это новое было не столько в доктрине, сколько в прорыве иной жизни в эту нашу обыденную жизнь.
Великие учители человечества, авторы Упанишад, Лао-цзы, Конфуций, Будда, Мохаммед, Сократ, Платон и другие воспринимали истину, как вершину горы, на которую они поднимаются с величайшим трудом, и это справедливо. Потому что истина — это не то, что дается легко. Она действительно похожа на высокую гору, куда надо восходить, тяжело дыша, карабкаясь по уступам, порой оглядываясь назад, на пройденный путь, и чувствуя, что впереди еще крутой подъем.
Я никогда не забуду замечательных слов об истине, которые сказал простой гималайский горец Тенсинг, шерп по национальности, восходивший на Эверест вместе с англичанином Хиллари. Он говорил, что к горам надо приближаться с благоговением. Так — и к Богу. Действительно, горы требуют особого настроения душевного, чтобы понять их величие и красоту. Истина закрывается от тех людей, которые стремятся к ней без благоговения, без готовности идти вперед, несмотря на опасности, пропасти и расселины.
Восхождение — такова история человечества. Вы легко мне возразите: а сколько было ступеней, ведущих вниз. Да, конечно, на первый взгляд, ступеней, ведущих вниз, больше; людей, которые падали и катились вниз, в бездну, больше. Но для нас важно, что человек все-таки поднимался в эти надоблачные вершины, и он тем и велик, человек, что способен был подняться — туда, в горы умственных и духовных созерцаний, как говорил Пушкин, — “в соседство Бога”.
Человек имеет две родины, два отечества: одно отечество— это наша земля и та точка земли, где каждый из нас родился и вырос. А второе отечество — это тот сокровенный мир духа, который око не может видеть и ухо не может слышать, но к которому мы принадлежим по природе своей. Мы — дети земли и в то же время гости в этом мире.
Человек в своих религиозных исканиях бесконечно больше осуществляет свою высшую природу, чем когда он воюет, пашет, сеет, строит: и термиты строят, и муравьи сеют (есть у них такие виды), и обезьяны воюют, по-своему, правда, не так ожесточенно, как люди. Но никто из живых существ, кроме человека, никогда не задумывался над смыслом бытия, никогда не поднимался выше природных, физических потребностей.
Ни одно живое существо, кроме человека, не способно пойти на риск и даже на смертельный риск во имя истины, во имя того, что нельзя взять в руки. И тысячи мучеников всех времен и народов являют собой уникальный феномен в истории всей нашей Солнечной системы.
Каждый великий мудрец сознавал свое неведение. Сократ говорил: “Я знаю, что я ничего не знаю”. Величайшие святые всех времен и народов ощущали себя грешниками гораздо более остро, чем мы с вами, потому что они были ближе к свету, и им было каждое пятно на жизни и совести виднее, чем нам в нашей серой жизни.
У Иисуса Христа нет сознания греховности, и у него нет сознания того, что Он чего-то достиг, — Он приходит к людям, неся им то, что в Нем Самом есть изначала, от природы. Я должен сразу обратить ваше внимание на то, что Иисус Христос не начал проповедовать христианство как некую концепцию. То, что Он возвестил людям, Он назвал “бесора”, по-гречески “евангелион”, что значит “радостная весть”, “радостное известие”. В чем же заключалось это радостное известие?
абсурдности бытия. Нас обступает нечто грозное, бесчеловечное, бессмысленное, абсурдное, и доверять ему невозможно. Холодный, мертвый или мертвящий мир. Правда, я здесь оговорюсь: эти писатели, романисты, драматурги, философы, выступали с позиции атеистического мировоззрения. Представители этого атеистического экзистенциализма как-то не заметили одной вещи: когда они говорят, что мир абсурден, то есть бессмыслен, они это знают только потому, что в человеке заложено противоположное понятие, понятие смысла. Тот, кто не знает, что такое смысл, не чувствует, никогда не поймет, что такое абсурд, никогда не возмутится против абсурда, никогда не восстанет против него: он будет в нем жить, как рыба в воде. И именно то, что человек восстает против абсурда, против бессмыслицы бытия, и говорит в пользу того, что смысл этот существует.
Так вот, древнее библейское провозвестие говорит нам о том, что мы можем совершить внутренний переворот и сказать бытию “да”, довериться тому, что кажется страшным и грозным. И тогда через хаос, через абсурдность, через чудовищность жизни, как солнце через тучу, глянет око Божие, Бога, который имеет личность, отображенную в каждой человеческой личности. И контакт с Ним возможен, — как союз между подобными существами. Весь смысл человечества— это удивительная его аналогия с Тем, Кто создал мир. Когда-то Чарльз Дарвин говорил, что хотя он воспринимает мир механически, как процесс, все же, задумываясь над его сложностью, он никогда не мог понять: неужели слепая случайность могла все это породить и не следует ли за всем этим видеть некий разум, в чем-то аналогичный нашему? Можно к этому добавить: не просто аналогичный, но безмерно превосходящий наш разум.
И в ветхозаветной библейской религии, о которой мы с вами говорили уже, возникло это понятие о вере — доверии. Не вере, как некоем убеждении, теоретическом, философском или религиозном, а вере как акте прорыва через мертвящую абсурдную действительность, когда человек говорит Богу: “Да. Я принимаю и внимаю”. Так возникает древний Завет между Богом и человеком, древний союз.
Иногда говорят, что Христос возвестил новую мораль. Он, сказал: “Заповедь новую даю — любите друг друга, как Я возлюбил вас”. И раньше существовала заповедь о любви, и слова “люби ближнего своего, как самого себя” принадлежат Моисею. А Христос придал ей совершенно особое звучание— “как Я возлюбил вас”, потому что ради любви к человечеству Он остался с нами, на грязной, кровавой и грешной земле, только чтобы быть с нами рядом. То есть Его любовь стала любовью самоотдающей, и поэтому Он говорит: “Кто хочет за Мной идти, тот пусть отвергнется себя”. То есть своей самости, не своей личности, отнюдь, личность — святое, а своего ложного самоутверждения, самости. “Пусть каждый, — говорит Он, — отдаст себя, возьмет свой крест, то есть свое служение в страдании и в радости, и тогда за Мной идет”.
Христос призывает человека к осуществлению Божественного идеала. Только близорукие люди могут воображать, что христианство уже было, что оно состоялось, в XIII ли веке, в IV ли веке или еще когда-то. Оно сделало лишь первые, я бы сказал, робкие шаги в истории человеческого рода.
и то, что было раньше, то, что мы сейчас называем историей христианства, — это наполовину неумелые и неудачливые попытки реализовать его.
Иисус Христос — это человеческий лик Бесконечного (неизъяснимого, неисповедимого, необъятного, безымянного). И прав был Лао-цзы, который говорил, что имя, которое мы произносим, не есть вечное имя. Да, Безымянный и Непостижимый. А тут Он становится не только называемым, но даже называемым по имени, даже называемым человеческим именем, Тот, Кто несет вместе с нами тяготы жизни... Вот в этом центр и ось христианства...
Мне вспоминается стихотворение в прозе, написанное Тургеневым. Он был в деревенском храме и вдруг почувствовал, что Христос стоит рядом. Обернувшись, он увидел обыкновенного человека. И потом, когда отвернулся, снова почувствовал, что Он здесь. Это правда, так оно и есть. И Церковь Христова поэтому и существует и развивается, что Он стоит внутри нее.
Заметьте, что Он не оставил христианству ни одной строчки написанной, как Платон, который оставил нам свои “Диалоги”. Он не оставил нам скрижалей, на которых начертан закон, как Моисей оставил скрижали. Он не продиктовал Корана, как Мохаммед, Он не организовал ордена, как сделал Гаутама Будда, но Он сказал нам: “Я с вами остаюсь во все дни до скончания века”.
Когда ученики почувствовали, что Он расстается с ними, Он произнес слова вещие и вечные: “Я не оставлю вас сиротами, но приду к вам”. И это продолжается и происходит сегодня. Весь глубочайший опыт христианства только на этом и строится, все остальное — это как бы поверхностные слои. Во всем остальном христианство становится похожим на прочие религии.
имел право сказать: “Христианство — это не одна из религий, а это кризис всех религий”. Оно поднимается над всем, потому что, как говорит нам апостол Павел, “никто не спасается делами Закона, а только верою во Иисуса Христа”. А что значит — спастись? Это значит соединить свою эфемерную временную жизнь с бессмертием и Богом — вот что такое спасение.
Опять-таки, что значит вера во Иисуса Христа? Вера в то, что жил такой человек на земле? Это не вера, а знание. Современники помнили, что Он жил. Евангелисты оставили нам достоверные свидетельства. Историк сегодняшний вам скажет, что да, такой был. Попытки разных пропагандистов утверждать, что Христос — это миф, давно разрушены. Только в нашей стране, как в заповеднике всяких чудес, сохранилась эта концепция. Что же означает в Него верить? Вера в то, что Он пришел из других миров? Это тоже правда, но это все-таки теория. И здесь мы должны вспомнить о той вере, которая декларирована в Ветхом Завете: доверие к бытию. Еще когда Авраам сказал Богу “да”, вернее, не сказал, а молча повиновался Его призыву, вот тогда и родилась вера.
На древнееврейском вера звучит, как “омуна”, от слова “омен” — твердый. “Вера” очень близкое понятие к понятию “верность”. Бог верен своему обещанию — человек верен Богу. Слабый, грешный, но все-таки он верен Богу. Но Богу какому? Сокровенному, грозному, как мироздание, порой далекому от человека, как океан.
Но Христос открывает иной Лик Бога через Себя. Он не иначе называет Его, как Отец. Иисус Христос никогда почти не произносит слово Бог, Он всегда называет Его — Отец. И в Своей земной жизни Он употреблял это слово, нежное и ласковое, которое дети употребляют на Востоке, обращаясь к отцу.
Это непереводимо, но это так. Христос открывает Бога как нашего небесного Отца, тем самым создает братьев и сестер, ибо братья и сестры возможны лишь когда у них есть общий отец. И вот общий духовный Отец — это Бог, а открытость сердца к вести Иисуса — это и есть тайна Евангелия.
“Вот спорят между собой люди. Одни — сторонники сохранения обрядов старинных, ветхозаветных, другие — против этого, а ни то, ни другое не важно, а важно только новое творение и вера, действующая любовью”.
Вот это подлинное христианство, все остальное — историческая оболочка, рама, антураж, то, что связано с культурой. Это я вам говорю о самой сущности Христовой веры. Бесконечная ценность человеческой личности, победа света над смертью и тлением, Новый Завет, который возрастает, как дерево из маленького желудя, Новый Завет, который сквашивает историю, как закваска тесто, и уже сегодня Царство Божие тайно является среди людей.
а оно существует здесь и теперь. Так учит нас Иисус Христос. Царство придет, но оно уже пришло, суд над миром будет, но он уже начался. “Ныне суд миру сему”, — говорит Христос. Ныне, то есть тогда, когда Он впервые провозгласил Евангелие.
И Он еще сказал, что суд заключается в том, что Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму. Этот суд начался во время Его проповеди в Галилее, в Иерусалиме, на Голгофе, в Римской империи, в средневековой Европе, в России, сегодня, в XX веке, и в XXV веке, и во всей истории человечества суд будет продолжаться, потому что это христианская история, это история, в которой мир идет рядом с Сыном Человеческим. И если мы еще раз зададим себе вопрос, в чем же сущность христианства, то должны будем ответить: это — Богочеловечество, соединение ограниченного и временного человеческого духа с бесконечным Божественным, это освящение плоти, ибо с того момента, когда Сын Человеческий принял наши радости и страдания, нашу любовь, наш труд, — природа, мир, все, в чем Он находился, в чем Он радовался, как человек, Богочеловек, — не отброшено, не унижено, а возведено на новую ступень, освящено.
Христианство есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это победа Бога. Она началась в ночь Воскресения, и она продолжается, пока стоит мир.
–1990) — один из христианских подвижников ХХ в. Тридцать три года служил в храмах Подмосковья. Был убит по дороге в Храм. Его перу принадлежат книги “Сын Человеческий”, “Как читать Библию”, “Таинство. Слово и образ”.