Вергилий 1
ЭНЕИДА [28]
Книга четвертая
(фрагмент)
Тотчас поднялся Эней, устрашен виденьем нежданным,
Сон отряхнул и спутников стал торопить, говоря им:
“Встаньте, проснитесь, мужи, на скамьях места занимайте!
Все паруса поднимайте скорей! С высокого неба
575 Послан, бог нам велит обрубить витые канаты,
Без промедленья бежать. Тебе повинуемся, боже!
Кто бы ты ни был, твои повеленья исполним охотно,
Лишь благосклонным пребудь и яви сочетанья созвездий,
Благоприятные нам!” Промолвив, меч свой блестящий
580 Выхватил он из ножон и канат перерезал причальный.
Все в порыве одном бегут, за дело берутся,
Берег вмиг опустел, корабли все море покрыли.
Пену вздымая, гребцы разрезают лазурь торопливо.
Чуть лишь Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
685 Зарево первых лучей пролила на земные просторы,
С башни высокой дворца в сиянье первом рассвета
Ровный строй парусов уплывающих видит царица,
Видит: пусты берега и гребцы покинули гавань.
690 Кудри терзая свои золотые, стонет Дидона:
“Внемли, Юпитер! Ужель надо мной посмеется пришелец?
Прочь он бежит— а у нас и оружья нет, и вдогонку
Город не бросится весь, не предаст корабли истребленью?
Эй, несите огонь, паруса распускайте, гребите!...
695 Где я? Что говорю? Помутило разум безумье...
Только теперь ты скорбишь о его злодеяньях, Дидона?
Надо б тогда, когда власть отдавала! Вот она, клятва,
Вот она, верность того, кто родных спасает пенатов,
Кто, говорят, на плечах отца престарелого вынес!
600 Я ль не могла растерзать, по волнам разметать его тело,
Спутников всех погубить, умертвить Аскания, чтобы
Дать отцу на пиру отведать страшного яства?
Был бы той битвы исход неясен... Пусть и неясен, —
Мне ли, готовой на смерть, бояться? Лагерь троянский
605 Я бы спалила дотла и сожгла корабли и убила
Сына с отцом, весь род истребив — и Элиссу в придачу.
Солнце, ты, что огнем земные труды озаряешь,
Ты, Юнона, — тебе я всегда мою боль поверяла, —
Ты, Геката, к кому на ночных перекрестках взывают,
610 Диры мстящие, вы, и вы, божества моей смерти,
Взгляд обратите на нас — заслужила я этого мукой, —
Берега и корабли довести до гавани, если
Воля судьбы такова и Юпитера цель неизменна, —
615 Пусть войной на него пойдет отважное племя,
Пусть изгнанником он, из объятий Аскания вырван,
Бродит, о помощи всех моля, и жалкую гибель
Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,
Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:
620 Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый.
С этой последней мольбой я в последний мой час обращаюсь.
Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть
Вечно должны: моему приношеньем праху да будет
Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!
625 О, приди же, восстань из праха нашего, мститель,
Чтобы огнем и мечом теснить поселенцев дарданских
Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.
Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море—
Морю и меч — мечу: пусть и внуки мира не знают!”
630 Так говорила она и металась мыслью нестойкой;
Жизни постылые дни ей хотелось прервать поскорее.
Барку Дидона к себе, Сихея кормилицу, кличет
(Ибо свою схоронила еще на родине прежней):
“Милая няня, найди сестру мою Анну, скажи ей,
Чтобы овец привела и все, что жрица велела,
Мне принесла; и сама на висках затяни ты повязки:
Жертвы, что я начала готовить стигийскому богу,
Нынче хочу завершить, навсегда с заботой покончить,
640 Сжечь на жарком костре дарданца коварного образ”.
Так сказала она, — и старуха спешит что есть силы.
Замысел страшный меж тем несчастную гонит Дидону:
Мчится она, не помня себя, с блуждающим взором
Кровью налитых очей; на щеках ее бледные пятна—
645 Близкой гибели знак; в глубине дворца на высокий
Всходит царица костер и клинок обнажает дарданский, —
Не для того этот дар просила она у Энея!
Но, увидав илионскую ткань и знакомое ложе,
Слезы сдержала на миг, на костер опустилась Дидона,
650 Молвив в последний раз: “Вы, одежды и ложе, — отрада
Дней, когда бог и судьба мне отраду узнать разрешили!
Душу примите мою и меня от муки избавьте!
Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен,
В царство подземное я нисхожу величавою тенью.
655 Город могучий создав, я свои увидела стены,
Брата могла покарать, отомстить за убитого мужа, —
Счастлива, о, как счастлива я была б, если б только
”
Тут устами она прижалась к ложу — и молвит:
660 “Хоть неотмщенной умру — но умру желанною смертью.
С моря пускай на огонь глядит дарданец жестокий,
Пусть для него моя смерть зловещим знаменьем будет!”
Только лишь молвила так — и вдруг увидали служанки,
Как поникла она от удара смертельного, кровью
665 Руки пятная и меч. Полетел по высоким покоям
Вопль и, беснуясь, Молва понеслась по смятенному граду.
Полнится тотчас дворец причитаньями, стоном и плачем
Женщин, и вторит эфир пронзительным горестным криком.
Кажется, весь Карфаген иль старинный Тир под ударом
670 Вражеским рушится в прах и объемлет буйное пламя
Кровли богов и кровли людей, пожаром бушуя.
Слышит крик и бежит, задыхаясь, с трепещущим сердцем,
В кровь расцарапав лицо, кулаками в грудь ударяя,
Анна и кличет сестру, на смертном простертую ложе:
675 “Вот в чем твой замысел был! Меня обмануть ты стремилась!
Вот что этот костер, и огонь, и алтарь мне сулили!
Плач мой с чего мне начать, покинутой? Ты не хотела
Спутницей взять и меня... О, когда б меня позвала ты, —
В то же мгновенье двоих один клинок погубил бы!
680 Этот костер я сложила сама, и сама я взывала
— лишь затем, чтоб не быть здесь в миг твой последний...
Ты, себя погубив, погубила меня и народ свой,
Город и тирских отцов. Дайте, влагой рану омою
И, коль осталось у ней дыханье в груди, я устами
685 Вздох последний приму”. На костер со словами такими
Темную кровь одеждой своей утирала, стеная.
Тяжкие веки поднять попыталась Дидона — но тщетно;
Воздух, свистя, выходил из груди сквозь зиявшую рану.
690 Трижды старалась она, опершись на локоть, подняться,
Свет зари в небесах — и стонала, увидев сиянье.
Тут царица богов, над столь долгой сжалившись мукой
Трудной кончины ее, с Олимпа Ириду послала
695 Дать свободу душе, что со смертью боролась упорно,
Гибели не заслужив, лишь внезапным убита безумьем,
И не успела ее золотистую прядь Прозерпина
Прочь унести и Дидону обречь стигийскому Орку.
700 С неба Ирида летит на шафранных крыльях росистых,
Встав над несчастной, она произносит: “Прядь эту в жертву
Диту я приношу, и от тела тебя отрешаю!”
— и тотчас хладеет
Тело, и жизнь покидает его, развеяна ветром.
1 Публий Вергилий Марон — римский поэт, родился в окрестностях Мантуи. Создатель национального римского эпоса — поэмы “Энеида” (образцом Вергилию послужил эпос Гомера). Образованное средневековье видело в нем пророка (в “Божественной Комедии” именно Вергилий ведет Данте по Аду и Чистилищу), Возрождение и Просвещение— совершенного поэта. Многие поэты нового времени пародировали “Энеиду” (один из примеров— произведение классика украинской литературы И. Котляревского).
“Энеида” Вергилия — пример той закономерности, о которой пишет С. Аверинцев в статье “Древнегреческая поэтика и мировая лите-ратура” (гл. 1). Вергилий “состязается” с Гомером и служит примером позднейшим поколениям поэтов, например, Данте считает его своим учителем (см. гл. 3). Вергилиевы персонажи встретятся нам в позднейших эпохах — не только в пародийной поэме И. Котляревского (см. гл. 6), но и, например, в опере “Дидона и Эней” (1689) великого английского композитора Генри Пёрселла (1659–1695). (Трагический сюжет о Дидоне и Энее будет многократно использован оперными композиторами XVII–XIX вв.) Дидона, готовясь к смерти, взывает к Гекате. В древнегреческой мифологии богиня Геката — покровительница темных ночных сил, колдовства и ворожбы. Изображалась с факелом в руках, часто со змеями в волосах (иногда трехликой). Об этой богине (Hecate) упоминает Дж. Китс в сонете “Море” (см. гл. 6).