Урок по романтизму
ВАЛЬТЕР СКОТТ. СОЗДАНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА
Путь Вальтера Скотта к роману
Летом 1814 г. увидел свет первый роман Вальтера Скотта (1771—1832) «Уэверли, или Шестьдесят лет назад». Имя автора на нем не значилось, как и на всех последующих вплоть до Собрания сочинений 1829 г., в предисловии к которому Скотт объяснит, что заставило его так долго скрываться от читателя. Вначале останавливала боязнь неудачи, нежелание рисковать литературной репутацией, приобретенной в качестве поэта. Затем автору понравилась игра с публикой, увлекла тайна, которую Скотт любил не только в литературе, но и в жизни.
Лишь самый узкий круг друзей знал наверняка то, о чем спорила и о чем догадывалась вся Европа: кто же истинный автор романов, имеющих огромный успех и печатающихся анонимно или под псевдонимом «Автор Уэверли»?
Непосредственным поводом для Скотта поменять род литературных занятий, перейти из поэзии в прозу, стал сравнительный неуспех его поэм, появившихся после опубликования первых песен «Паломничества Чайльд Гарольда» (1812). На английском Парнасе первое место теперь принадлежало Байрону, и Скотт тем легче уступил его, что с готовностью признал талант и превосходство молодого поэта.
Скотт всегда с редкой готовностью был рад признать, чему и у кого он научился. Основной учитель всегда и во всем — Шекспир, любимый с детства. Когда в начале «Уэверли» Скотт говорит, что предметом его «рассказа будут скорее люди, чем нравы», он тем самым отказывается идти по пути мелочного бытописания, предпочитая бутафорской точности антиквара шекспировское проникновение в человеческую природу.
Что же касается точности в подробностях, она есть условие, необходимое для исторического романиста, но не более чем условие, и его не следует принимать за конечную цель повествования. Цель эта должна быть сведена не к описанию случайного, а к познанию причин и самого хода истории. И в этом отношении Скотт более, чем у кого бы то ни было, еще мог учиться у Шекспира, чьим художественным и философским открытием было Время, понимаемое как причинная связь явлений в их развитии: «Есть в жизни всех людей порядок некий...» («Генрих IV», перевод E. Бируковой).
И все-таки Шекспир — писатель иной эпохи и иного мышления. Скотт ищет путь к истории не в драме, а в романе. Скотт ей также отдал дань — первым произведением, напечатанным под его именем, был перевод исторической драмы Гёте «Гец фон Берлихинген» (1799). Однако уровень развития сценической и драматической условности не позволяет создать художественное полотно одновременно грандиозное и достаточно подробное. Колорит истории и ее размах были воссозданы Скоттом в романе.
Местный колорит (франц. couleur locale) — понятие как географическое, так и историческое. Оно предполагает увлечение экзотикой других эпох, других земель и их подробное описание.
Скотт не был в числе первооткрывателей местного колорита. Он сам признает первенство за «готическим романом» X. Уолпола «Замок Отранто» (1765), в котором особенно ценит намерение «посредством тщательно продуманного сюжета и заботливо воспроизведенного исторического колорита тех времен вызвать в сознании читателя сходные ассоциации и подготовить его к восприятию чудес, конгениальных верованиям и чувствам самих персонажей повествования».
Эти слова написаны Скоттом в 1820 г. в предисловии к новому изданию романа X. Уолпола. К этому времени он сам далеко превзошел мастерство своего предшественника в умении создавать иллюзию прошлого.
Скотт также ценил местный колорит, но он любил почувствовать несходство эпох не для того, чтобы противопоставить их. Для него главным было понять связь прошлого с настоящим, обнаружить в истории истоки сегодняшних проблем и событий.
История Шотландии, родного края, вошла в детскую память писателя балладами, преданиями. Скотт начинал как поэт, собирая баллады шотландской и английской границы, подражая им. Баллада — один из фольклорных жанров, сохраняющих память о жизни народа. Романтики не могли ею не увлечься, заимствуя у баллады и ощущение событий, таинственных, мрачных, героических. Баллада учит Скотта проникаться духом прошлого и подводит его к роману.
Скотт знает историю не только по народным преданиям и песням. Уже знаменитым романистом он так сравнивал себя с многочисленными своими продолжателями и подражателями: «Им, чтобы набраться знаний, приходится читать старые книги и справляться с коллекциями древностей, я же пишу потому, что давно прочел все эти книги и обладаю благодаря сильной памяти сведениями, которые им приходится разыскивать. В результате у них исторические детали притянуты за волосы...» (запись в дневнике от 18.11.1826).
Таков был личный опыт писателя и характер исторического мышления в литературе, когда Скотт взялся за создание исторического романа, следуя правилу: «Чтобы заинтересовать читателя, события, изображенные в произведении, нужно перевести на нравы эпохи, в которой мы живем, так же как и на ее язык».
Это кажется неожиданным, едва ли не отступлением от принципа исторического колорита. Как будто бы Скотт предлагает делать то, что в XX в. назовут «модернизацией» истории и осудят как ошибку в изображении прошлого. Ошибочно понимать прошлое исходя лишь из настоящего, но нельзя забывать и о том, что произведение на историческую тему — это неизбежно рассказ о двух эпохах: о той, когда живут герои, и о той, когда живет автор.
Только после того как чувство местного колорита приучило европейцев видеть и понимать различие эпох, могла в полной мере утвердиться сама идея исторического процесса. Процесс, которым движет не случай, не судьба, не воля великой личности, а сложное взаимодействие обстоятельств. Закономерность истории не предрешена и труднопонимаема, но ее тем не менее пытается постичь каждый, кто задумывается о смысле совершающихся событий.
Скотт был в числе первых выразителей новой исторической концепции, в своем художественном историзме обгоняя порой движение научной мысли. Однако ему, писателю, было недостаточно одного лишь осознания новых идей, он должен был найти для них соответствующую форму.
Композиция романа и концепция истории
Первые романы Вальтер Скотт написал о Шотландии.
Помимо того что этот материал был хорошо знаком писателю, гордившемуся своим происхождением от одного из пограничных с Англией кланов, он давал ему и ощутимые преимущества. Рядом с английской культурой на всем пути ее развития существует иной культурный тип, отличный по своему уровню, более архаичный, со своими национальными чертами, восходящими не к германским племенам, как у англичан, а к кельтам. Патриархальный еще и в XVIII в. мир шотландских горцев предлагает историческому романисту тему сосуществования не только разных народов, но и разных эпох.
Многие просветительские идеи могли пройти здесь проверку в условиях самой историей поставленного эксперимента: что же представляет собой «естественный человек»? Выше он или ниже современного европейца по своим нравственным качествам? Совершается прогресс или регресс при переходе от естественного состояния жизни к ее более цивилизованным и развитым формам?
О всей шотландской культуре нельзя было судить только по горцам: в южной части страны, в ее крупных городах, уровень просвещенности был фактически тот же, что и в Англии. Однако это не снимало иных — социальных, религиозных, этнических — противоречий между двумя частями королевства.
более отдаленное прошлое, понятна у романиста, поставившего себе целью не уходить в прошлое, а приблизить его и увидеть в свете сегодняшнего дня. Первый роман, в котором он вышел за пределы XVIII в., — «Пуритане» (1816). Его действие начинается в 1679 г., а события представляют предысторию к тем потрясениям, мятежам, которые Скотт изобразил в романах предшествующих.
Сумма противоречий между Англией и Шотландией может быть сведена к двум основным пунктам:
в религии шотландцы-пресвитериане исповедуют более радикальный вариант протестантской веры и не приемлют умеренного, компромиссного англиканства, официальной религии в самой Англии;
в политике шотландцы и особенно патриархальные горцы выказывают себя сторонниками изгнанных Стюартов (чей род происходит именно из Шотландии!), которые именно через Шотландию предпринимают попытки возвращения в страну. Ряд якобитских (т. е. предпринятых сторонниками Стюартов — по имени изгнанного короля Якова) восстаний Скотт делает темой отдельных романов: 1715 г. — в «Роб Рое», 1745 г. — в «Уэверли».
Восстание 1679 г. в «Пуританах» явилось результатом волнений, охвативших всю страну. Поводом для них стал вопрос о престолонаследии, в ходе обсуждения которого в парламенте впервые возникают и получают свои названия две партии — тори и виги.
На этом историческом фоне начинается восстание в Шотландии: убийство архиепископа Шарпа, мятежное движение проповедника Камерона, ответные жестокости «красных курток» — солдат короля, англичан... Шарп, его убийца — ревностный пуританин Берли, командующий королевскими войсками полковник Клеверхауз — все это подлинные исторические лица. За ними множество других, вымышленных Скоттом. Впрочем, в романе иная перспектива: подлинная история — фон, персонажи вымышленные — на авансцене.
Такая композиция — одно из открытий Скотта, одна из существенных структурных особенностей созданного им типа исторического романа. Любовь Генри Мортона и Эдит Белленден здесь или аналогичный беллетристический прием в других романах служит связующей сюжетной нитью. Заинтересованность героями превращается в заинтересованность событиями.
Композиция вальтер-скоттовского романа: вымышленный герой в центре событий, он раздираем противоречиями, ему предстоит трудный выбор между враждующими крайностями. Подлинная история проходит фоном для сюжетной интриги. Так соотносятся вымысел и факт.
Позиция героя становится выражением важного момента исторической концепции писателя. Скотт настаивает на том, что в ходе исторического развития вопреки всем крайностям, ошибкам, преступлениям торжествует нравственное начало. Вальтер Скотт согласился было с Ж.-Ж. Руссо в том, что мерой прогресса является нравственность. Но в отличие от француза Скотт был готов признать, что человечество на правильном пути.
Герой и народ
Желание Скотта решать исторические проблемы под нравственным углом зрения не раз вызывало полемику. В самом этом желании усматривали ограниченность исторической концепции. Скотт был одним из первых, кто понял и показал историю как результат столкновения не отдельных воль, а столкновения человеческих масс.
В отношении Скотта к роли народа в истории чувствуются уроки шекспировского историзма, но в гораздо больше мере, чем Шекспир, он склонен ощущать опасность народного возмущения. Народ — огромная сила, но легко становящаяся жертвой собственных предрассудков, неоправданных пристрастий, демагогии политических деятелей. Скотт предпочел бы, чтобы история совершалась с учетом этой силы, которую, однако, лучше не пускать в действие, чреватое потрясением всей общественной жизни, нарушением ее порядка.
По своим политическим воззрениям писатель был консерватором, тори, т. е. принадлежал к партии, противящейся переменам, в том числе и парламентской реформе. Консервативный традиционализм — убеждение Скотта, которое, несмотря на всю популярность писателя, делает его непопулярным общественным деятелем. За год до смерти во время предвыборной кампании он был освистан толпой, а его карета забросана камнями.
Черты этой позиции сказываются и в романах, может быть, всего отчетливее в характере центрального героя. Пожалуй, ничто не вызывало и не продолжает вызывать бoльших нареканий в романах Скотта, чем созданный им тип героя. Писатель и сам не раз соглашался со своими критиками, например в авторецензии на сборник романов «Рассказы трактирщика»: «...личность героя совершенно лишена интереса для читателя...» И еще не раз в том же духе.
Что же мешало Скотту отказаться от героя или изменить его?
По линии литературной традиции герой Скотта восходит к герою просветительского романа, поставленному в центре повествования и являющемуся итогом авторских раздумий о природе человека. Герой Скотта не идеал, но напоминание об идеале; побуждаемый обстоятельствами, он совершает ошибки, но лишь для того, чтобы раскаянием искупить их и еще более упрочиться в своем стремлении к разумности и добру.
Сама его веротерпимость, желание понять и найти свою справедливость даже в противоположных, враждующих взглядах превращает его порой в игрушку в руках людей, правда, ненадолго, лишь пока он не приобрел опыта, не разобрался, где истина. Только до этого момента он подвержен колебаниям.
Своему первому герою Скотт дает говорящее имя — Уэверли (англ. waver — колебаться). Колеблющийся герой, которому предстоит утвердиться в своих нравственных принципах, — таков путь его становления.
Этот путь проходят и Уэверли, и Генри Мортон («Пуритане»), и Фрэнк Осбалдистон («Роб Рой»), и Айвенго — пусть в различных обстоятельствах, с индивидуальными вариантами. Сходство между ними сильнее различия. Через образ героя Скотт не устает проводить свое понимание того, каким должно быть поведение человека в сложных исторических обстоятельствах. В повторении возникает избыточный дидактизм; тип героя воспроизводится снова и снова, но не потому, что он для автора как бы не важен, что разработке его характера уделено менее внимания, чем характерам второстепенным.
Напротив, Скотт идет на повтор, даже зная о нем, ибо в нем выражает себя самое важное нравственное убеждение.
романтизм в нем преодолен. В нем еще слишком много от предшествующего столетия, если не в свободе толкования нравственности (которую Скотт уже сильно ограничил), то в последовательности, с которой проводится сама нравственная идея. И читатель знает, что к концу все трудности будут разрешены и вознаграждение найдет героя.
Разумеется, герои не всех романов равно подчинены единому образцу. Ироничный, и прежде всего по отношению к самому себе, Фрэнк Осбалдистон, лишь спустя много лет повествующий о событиях, в которых ему, юному и наивному, довелось участвовать. Замкнутый и пылкий, гордый и униженный Генри Мортон — пожалуй, наиболее глубокий и оригинальный по разработке образ. А вот Айвенго, несмотря на все свое благородство и доблесть, «по-человечески» бледен; не случайно этот роман и этот герой дважды были спародированы У.-М. Теккереем, сожалевшим, что Скотт не решился остановить выбор своего героя на страстной и одухотворенной Ревекке, а заставил его избрать скучно-добродетельную леди Ровену.
Так благородство противопоставленной любому фанатизму нравственной позиции в истории, отстаиваемой Скоттом, сочеталось у него с моральной строгостью, сдерживающей изображение естественных чувств. Более всего это сказалось на том, каким является в романе главный герой, выступающий в роли героя-резонера, и менее в характерах остальных персонажей, ярких, причудливых, исполненных странностей и остроиндивидуальных.
Они есть в каждом романе, их портреты создаются в духе романтических контрастов, игры света и тени, добра и зла. Лучшие из них те, в ком не преобладает какой-то один оттенок — злодейства или благородства, но они смешаны в сложной гамме человеческой натуры. Особенно много такого рода удач у Скотта при создании персонажей из народа, несущих в себе черты национального характера. Один из них — Роб Рой. По его имени и назван роман, хотя очень редко у Скотта имя не центрального героя, но персонажа даже как будто бы второстепенного, принадлежащего фону, выносится на титульный лист. Однако это справедливо, ибо именно характер Роб Роя, шотландского горца, определяет атмосферу романа: исторический фон в романе — это фон народной истории.
В романе Роб Рой изображен дважды и по-разному: его документальный портрет дан в предисловии, художественный — в тексте повествования. Они принципиально различны. Второй явно более привлекателен. Реальный Роб Рой был одним из вождей горных кланов, живших грабежом и одновременно торговлей, достаточно расчетливым и ловким. В романе Скотт романтически усилил контрасты, ибо судьба героя — судьба его народа, не раз становилась жертвой обмана в политических играх. Своих врагов Роб Рой побеждает великодушием. А его коварство, жестокость — это черты иного исторического бытия, исчезновение которого Скотт воспринимает как неизбежное, но и сожалеет о нем, уносящем с собой неповторимость культуры и человеческого характера.
опыт познания самой истории, ее скрытых от глаз причин.
Народ у Скотта воплощает ту силу, которая и сообщает истории способность к развитию, силу необузданную, которая может выйти из берегов, но все-таки поражающую красотой как в своем стихийном разливе, так и в своем спокойном, играющем множеством красок мирном бытии. Народ и герой у Скотта воплощают противоположные начала, но не враждебные друг другу: одно из них сообщает силу движению, другое разумно направляет и сдерживает эту силу.
История и современность
Поставив себе целью объяснение прошлого в его связи с современностью, Скотт был далек от того, чтобы превращать картину времен прошедших в иносказание на темы политической злобы дня. К такого рода «модернизации», скрытым аллюзиям прибегали издавна: подразумевая сегодняшний день, облекали сюжет в исторические декорации и костюмы.
Скотт поступал иначе. Он сближал эпохи, каждая из которых в этом сближении не утрачивала ни своего колорита, ни своих специфических проблем. Современная политическая ситуация могла лишь подсказать выбор событий, опыт которых ценен для сегодняшнего дня, но не более того.
и потрясениям, в которых рождалась новейшая история его страны — Англии. Там он искал истоки событий, по поводу которых он выскажется и как историк — в девятитомной «Жизни Наполеона Бонапарта» (1827). Ни в романах, ни в исторических сочинениях он не признал за великой личностью права вершить народные судьбы и, более того, опроверг это право с точки зрения законов самого хода исторических событий.
По его мнению, истинное величие принадлежит лишь тому, кто, не пытаясь в одиночку и произвольно вмешиваться в движение истории, способствует упрочению в ней разумного порядка. В том, как Скотт представлял себе этот порядок, в нем самом ощущался политик-тори.
Близкой к идеалу Скотт был готов признать современную Англию. Именно в ней он находил необходимое равновесие исторических сил: сочетание традиционного начала, воплощенного земельной аристократией, и нового денежного интереса — сильной английской буржуазии. Прослеживая в романах истоки современности, он не упускал из виду появление на арене истории новых деловых людей, наиболее подробно изобразив этот процесс в «Роб Рое».
Фрэнк Осбалдистон — сын крупного дельца лондонского Сити, ведущего свой род от почтенного семейства нортумберлендских дворян, что, однако, не помешало ему считать «самым жалким видом тщеславия ту слабость, которая обычно именуется фамильной гордостью». Фрэнк, хотя и получил образование, чтобы занять место в отцовской конторе, по своей поэтической натуре не питал склонности к ведению финансовых дел. Это и послужило поводом для семейного разлада, завершившегося отправкой младшего Осбалдистона в родовое гнездо на границе с Шотландией — место обитания его дяди и кузенов, сельских сквайров, по обычаю этого сословия предававшихся пьянству и охоте.
По дороге в имение и происходит первая встреча молодого лондонца с Роб Роем (напоминающая встречу Петруши Гринева с Пугачевым), случившаяся в преддверии мятежа и имевшая важные последствия.
истории были восприняты или оспорены Пушкиным?
Вслед за героем и читатель вступает в мир тайных интриг, заговора, имеющего целью вернуть на трон претендента Стюарта, а затем в загадочный мир горцев. Однако Скотт не нагнетает романтичность, строит интерес не на усилении загадочности, а на объяснении событий, отношений, вызванных вполне определенными историческими причинами. По мере того как рассеивается тайна, сознанию героя открывается поражающая своей неожиданностью прозаическая истина: вся страна, а наверное, и весь мир существуют по единым законам, связаны ими, и «торговые дела лондонских купцов влияют на ход переворотов и восстаний».
В серии шотландских романов Скотт изучает недавние истоки современной истории, сопоставляет уходящее с тем, что набирает силу и властно входит в завтрашний день.
Казалось бы, искомое соотношение прошлого и настоящего, факта и вымысла найдено для себя Скоттом. Однако в искусстве теоретические решения не имеют окончательной силы: каждый найденный прием должен быть заново оправдан даже при незначительной смене материала, на котором он применяется. Оставляя пределы Шотландии, переходя к английской истории, Скотту приходится искать новые художественные мотивировки. Прежде всего меняется дистанция, отделяющая время действия от сегодняшнего дня: не шестьдесят и даже не полтораста лет, а несколько веков.
В первом собственно английском романе — «Айвенго» (1819) действие отнесено к концу XII в. Это начало — начало формирования английской нации. Хотя со времени завоевания древнегерманского государства норманнами в 1066 г. прошло более ста лет, но завоеватели все еще остаются чужеземцами, грабящими чужую страну. Завоеванные лишены прав, даже если, подобно старому Седрику, принадлежат к числу влиятельнейших и древних саксонских феодалов.
В первой же сцене, прежде чем дать возможность своим героям заговорить, Скотт задается вопросом: а на каком языке должны беседовать его герои? «Приводить их разговор в оригинале было бы бесполезно для читателя», поскольку ранний среднеанглийский язык, на котором должны говорить слуги Седрика-саксонца, непонятен знающему современный английский язык.
Как решил Скотт лингвистическую проблему в «Айвенго»?
Диалог между пастухом Седрика Гуртом и его шутом Вамбой вошел в учебники по истории языка, ибо темой его и стал сам язык, его меняющийся строй. Гурт удивляется тому, что свинья или теленок, пока они под его присмотром ходят по земле, называются старым германским словом (swine, calf), но как только они отправляются на господский стол, то превращаются в свинину и телятину (pork, veal — слова романского происхождения, пришедшие из языка завоевателей, говоривших по-французски). Ответ на этот вопрос характеризует не только языковую, но и социальную ситуацию: кто владеет, тот и называет. Предметы роскоши, в том числе кушанья, обозначаются французскими словами. Так остается и в современном английском языке. Тогда — в конце XII столетия — процесс создания единой нации со своим языком, культурой, с чувством единой родины еще только начинался.
В английских романах Скотт все чаще начинает менять композиционный строй, отказываясь от уже найденных и с таким блеском оправдавших себя повествовательных приемов. Перемена вначале свидетельствует о продолжающемся поиске новой формы. Взятые крупным планом исторические лица позволяют изменить характер живописи: от бытовых и батальных сцен, характеризующих смысл событий эпохи, перейти к ее изображению через портрет, углубляясь в психологию. Здесь есть свои удачи: «Кенилворт», «Квентин Дорвард»...
в которой оказался писатель. С присущим ему благородством, не желая допустить разорения многих людей, которому он был пусть и косвенным виновником, Вальтер Скотт в 1826 г. принимает на себя огромные долги (130 тысяч фунтов стерлингов) своего обанкротившегося издателя и типографщика. Остаток жизни проходит в непосильных трудах, окончательно подорвавших здоровье писателя и сказавшихся на качестве его поздних произведений.
Но к этому времени ничто уже не могло поколебать славы Вальтера Скотта. В глазах всей Европы он сохраняет признание создателя нового по своему типу романа.
Темы для докладов
Что такое местный колорит в понимании писателей-предромантиков и Вальтера Скотта?
Черты вальтер-скоттовского романа в «Капитанской дочке».
Пушкин А. С. О романах Вальтера Скотта.
Альтшуллер М. Эпоха Вальтера Скотта в России. — М., 1996.
Долинин А. История, одетая в роман. — М., 1988.
Пинский Л. Исторический роман Вальтера Скотта / Л. Пинский // Пинский Л. Магистральный сюжет. — М., 1989.