Поиск по материалам сайта
Cлово "BEL"
Входимость: 2. Размер: 82кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 82кб.
Часть текста: во французской литературной жизни XVII век (Из книги «Рождение писателя». пер. с франц. Г. Галкиной). Опубликовано в журнале: «НЛО» 2002, №54 Вольтер начинает свою Историю Людовика XIV с 1635 года, даты основания Французской академии. Эта точка отсчета удобна и абсолютно верна: Академия как собрание высокообразованных людей и место, предназначенное исключительно для дебатов о литературе, действительно явилась первой специфической структурой литературной жизни. И официальное основание Академии следует рассматривать как знак изменения культурной ситуации во Франции. Но не следует ограничиваться официальной стороной этого явления: в XVII веке возникли десятки других академий, как государственных, так и частных. Начиналась автономизация литературной жизни, и в академическом ее аспекте этот процесс получил беспрецедентно бурное и стремительное развитие. АКАДЕМИЧЕСКАЯ СЕТЬ У этого беспрецедентного явления были, между тем, исторические образцы. Один из них относится к сфере образования — это “академии” для молодых дворян, где обучали верховой езде и фехтованию. Другой — к традиции писательских объединений, существовавшей во Франции со Средних веков [1]. Третий мы находим за границей, главным образом в Италии, где академиями назывались сообщества образованных людей, имевшие целью прославлять Государя. В самой Франции в 1570 году по инициативе Баифа была создана “Королевская академия поэзии и музыки” [2], которая служила одновременно и прославлению короля, и образованию элиты. От предшествующих образцов классическое академическое движение отличается двумя принципиальными моментами: оно отделяется от образовательной практики, и оно вырастает главным образом из частной инициативы. Новое веяние В XVII веке возникает идея академии как объединения специалистов, предающихся совместным размышлениям. В 1663 году аббат д’Обиньяк описывает академии как “содружества людей свободных и лишенных...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: и Като, их женихи Лагранж и Дюкруази подсылают своих слуг Маскариля и Жодле (под видом маркиза де Маскариля и виконта де Жодле) к девушкам, и те совершенно их очаровывают, потому что лучше, чем их хозяева, усвоили прециозный язык и правила поведения в аристократических салонах. Образ Маскариля — насмешка над так называемыми острословами (bel esprit) — молодыми аристократами, посещавшими салоны и блиставшими там изысканностью слов и манер. Образец речи Маскариля: «Опасаюсь похищения моего сердца, посягательства на мою независимость. Я вижу, что эти глазки — отъявленные разбойники, они не уважают ничьей свободы и с мужскими сердцами обходятся бесчеловечно» (Явл. 10; пер. Н. Яковлевой). Маскариль сочиняет истории в духе Хлестакова: «Да что там говорить: я еще в кровати, а у меня уже собралось человек пять острословов»; «На мадригалы у меня особый дар. В настоящее время я перелагаю в мадригалы всю римскую историю»; «Печатать свои произведения — это ниже моего достоинства, но я делаю это для книгопродавцев: ведь они прямо осаждают меня, надобно же дать им заработать» (Явл. 10). Вместе с тем Маскариль нередко вставляет просторечные выражения, хвалится лентами, шириной наколенников, предлагает понюхать перчатки и парик — вполне реализуя замечание Мольера, высказанное в предисловии к комедии: «...Наипохвальнейшие поступки подвергаются опасности подражания со стороны неумелых обезьян, которые вызывают смех...» Появившиеся хозяева велят сорвать с Маскариля и Жодле не принадлежащие им костюмы и смеются над девушками, которые приняли слуг за аристократов. Непосредственный источник образа Маскариля — в собственном творчестве Мольера. Эту...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: Примечания Сноски 1. Настоящая статья представляет собою главу из книги „Пушкин и французы“. 2. Эту дату Н. О. Лернер („Труды и дни Пушкина“, 1910, стр. 37) считает датой дарения. Это неверно, так как ясный смысл надписи показывает, что подарена была книга при отправлении в лицей, т. е. всего вероятнее в 1811 г. летом. В глазах Ольги Сергеевны басни Лафонтена были специфически детской книгой, и непонятно дарение этой книги брату после окончания им лицея. Кстати, заголовок „Fables choisies mises en vers par M. De La Fontaine“ не свидетельствует о том, что в издание вошли только избранные басни: так называется сборник Лафонтена в его оригинальных изданиях. 3. Мнение Пушкина о том, что Богданович в „Душеньке“ превзошел Лафонтена, не является оригинальным: в этом отразились взгляды Карамзина в известной статье его о Богдановиче (1803 г.), впоследствии прилагавшейся к бекетовским изданиям сочинений Богдановича (1809—1818 гг.). Митрополит Евгений („Словарь светских писателей“, 1805) так резюмировал статью Карамзина: „Г. Карамзин в 10 нумере «Вестника Европы», 1803 г., сделал сравнение сей поэмы с лафонтеновою и почти во всех местах показал преимущество русской“. Вот собственные слова Карамзина: повесть Лафонтена „служила образцом для русской «Душеньки», но Богданович, не...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: де Рео. О бесспорном внимании Пушкина в начале 1820-х гг. к этому источнику свидетельствует следующее: рассказывая о своих любовных похождениях, автор мемуаров замечает: «Однажды мне передали, что мой соперник отозвался об<о> мне как о молокососе; я написал следующий куплет на модный в ту пору мотив: Ну что ж, соперник мой, я по сравненью с вами Не вышел ростом и годами, Но все же вспомните, как был не прав, Давида презирая, Голиаф». 2 Эпиграмма Таллемана де Рео вдохновила Пушкина на вольный ее перевод, приспособленный к условиям конфликта с гр. М. С. Воронцовым: Певец-Давид был ростом мал, Но повалил же Голиафа, Кот<орый> был и генерал , И, положусь, не про<ще> гр<афа> (II, 318). Чтение двух последних строк предположительное. Это неудивительно: первые два стиха — точный перевод из Таллемана де Рео, и Пушкин их написал быстро и уверенно. Вторые два — приспособление французской эпиграммы к одесской ситуации 1824 г. Не касаясь всех причин интереса Пушкина к «Занимательным историям», отметим еще одну: Пушкина в Кишиневе и особенно в Одессе волновал вопрос положения поэта в обществе. В России социальный статус человека определялся чином, службой, богатством, сословностью, иногда родством или связями. Занятие поэзией не...
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: любые изображения правомерны, и каждый автор создаёт их по-своему. Позиция Анатоля Франса, который любил называть себя эпикурейцем, не столько христианская, сколько матриархально-материалистическая. Для христианских теологов фавны, сатиры, Пан, Дионис - бесы, демоны, деификация похоти, пьянства, "материально телесного низа". Однако Анатоль Франс весьма снисходителен к сатирам и сильванам - великолепно, на его взгляд, стремление к цели и победное утверждение. Позитивисты точно так же познают природу - мозг и сперма, согласно античным воззрениям, вещества аналогичные. И каков результат? Перед нами беспощадно изнасилованная природа и... познаватели - бессильные, бесцветные, пассивные... как буржуазные персонажи Анатоля Франса. Вероятно, поэтому так не понравился писателю "манерный и бескровный" фавн Малларме. Как и многие коллеги, Анатоль Франс хотел противопоставить вялым современникам особей приапических и non civilisee. Однако и мужчины, и сильваны этого писателя - сыновья великой матери, их энергетические приливы и отливы зависят от капризов её магнетизма. Отсюда истощение и неизбежная децентрализация - великая мать медленно и верно высасывает плоть и кровь. И если сильваны Анатоля Франса похожи на чрезмерно возбужденных молодые людей, то герой "Послеполуденного отдыха фавна" представляет автономное мужское начало: Люблю ли я сон? Сомнение, проявленное из древней ночи, сосредоточено на ветви. Но эта ветвь бесспорно растет на реальном дереве, и это доказывает, увы, что желание рождено ложным...
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Часть текста: родоначальником эпохи барокко в итальянской литературе. Он был любителем и коллекционером предметов искусства. Глубокая связь Марино с музыкой проявляется в том, что некоторые его стихотворения были положены на музыку композиторами Саломоном Росси и Мартино Пезенти. Сам Марино также является автором либретто, написанных для опер таких композиторов, как Кавалли и Чести. Марино вполне соответствовал вычурному и экстравагантному стилю барокко. Упрекали его в стремлении к эффектному удивлению читателей построением витиеватых фраз. Единственным способом привлечь непосвященного читателя, и тем самым завоевать «легкую» славу, было усложнение и обогащение мелодики стиха за счет содержательной стороны. И так, по мнению Де Санктиса, «La parola non era piu’ un’idea, era un suono»[1], – «слово уже больше не идея, оно стало звуком». Иными словами, Марино упрекали в том, что в его творчестве умерла литература и родилась музыка! Правильнее было бы сказать, что музыка вновь вошла в литературу. В итальянской литературе есть своя традиция связи музыки со стихом. Еще поэты Сицилийской школы отказались от музыкального сопровождения, но компенсировали это поэтической музыкальностью, ...
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: края, нравы его людей, быт крестьян, деревенских кюре, поместных дворян. Пока воспоминания детства и более свежие впечатления военного года «мертвым грузом» лежат в глубинах памяти, и он еще не знает, как много сумеет сказать людям о своем нормандском крае и о злой беде вражеского нашествия. А сейчас нужно начинать самостоятельную жизнь. Перед самой войной он поступил в университет, но учиться теперь не придется: денежные дела родителей не радуют, у матери почти ничего не осталось, и ей надо поднимать еще младшего сына Эрве, а отец, щеголь и бонвиван, давно оставил семью. Может быть, еще ребенком Мопассан узнал недобрую изнанку отношений в респектабельной, «хорошей» семье... С большим трудом вчерашнему солдату удается поступить на службу в морское министерство на более чем скромный оклад мелкого чиновника. Это было невесело — ежедневно просиживать в канцелярии за скучными бумагами с девяти утра до пяти вечера. И с утра до вечера видеть вокруг себя скучных чиновников, которых не интересует ничего, кроме очередных наград и продвижений по службе. Как долго тянется здесь время! Не удивительно, что молодой человек не вкладывает души в службу. Однако и здесь продолжается незримый процесс: накапливаются наблюдения над миром маленьких, ограниченных людей с их жалкими радостями и горестями; придет время, и этот мир парижской мелкой бюрократии возникнет в рассказах Мопассана. А пока, еле дождавшись воскресенья, он спешит к реке, чтобы отдаться любимому увлечению — гребле, которая была для него и отдыхом, и спортом, и своеобразным протестом против размеренной жизни чиновников и буржуа. И часто будет он потом вспоминать «об этой жизни, исполненной силы и беззаботности, веселья и бедности, неистощимой и шумной праздничности,— о жизни, которой я жил с двадцати до тридцати лет» (1).[1. Ги де Мопассан, Полное собрание сочинений в двенадцати томах, т. IX, изд. «Правда», М., 1958, стр. 188. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в...