Поиск по материалам сайта
Cлово "FEAR"
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: Его глубоко волнует судьба человека в современном мире. Он апеллирует к разуму, видя в культуре и знаниях источник естественных и гармоничных отношений между людьми. Писатель оперирует подчас весьма расплывчатыми категориями «взаимопонимания», «добра», «самоотверженности», не соотнося их с определенной программой. Форстер был связан с группой «Блумсбери», но ему не было свойственно эстетство ее членов (Вирджиния Вулф, Роджер Фрай и другие). С годами его связи с «блумсберийцами» обрываются. Форстер родился в Лондоне в семье архитектора. Он учился в одной из привилегированных школ, где на собственном опыте убедился в губительном воздействии снобизма на личность ребенка. Впоследствии Форстер писал о том, что в стенах закрытых учебных заведений Англии вырастают люди с «недоразвитыми сердцами». В системе морально-этических проблем произведений Форстера вопрос о «скованности» человеческого сердца, его «слепоте», займет одно из центральных мест. Университетское образование писатель получил в Кембридже, где специализировался в области классических языков и истории. В годы первой мировой войны Форстер служил в Александрии в качестве добровольца Красного Креста. За свою жизнь он побывал в Греции, Германии, Италии, дважды совершил поездку в Индию. В течение многих лет Форстер жил в местечке Эбингер, в Суррее. С...
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Часть текста: своим авторитетом, - сыграл решающую роль в создании «русского Донна» (Игорь Шайтанов). Хотя в 60-е годы («Большую элегию Джону Донну» Бродский написал в 1963 году) каждый образованный человек знал эпиграф к роману Э. Хемингуэя «По ком звенит колокол», взятый из проповеди Джона Донна, среди всех российских поэтов только Бродский обратился к его творчеству. Такое обращение к английской метафизической поэзии XVII века было беспрецедентно для русской литературы, в которой отсутствовала столь богатая традиция барочной поэзии, как в Англии, Испании, Польше и других странах Европы. (Из русской поэзии сюда можно отнести лишь Антиоха Кантемира, а также частично М. Ломоносова и Г. Державина.) Но тем характернее интерес Бродского к той эпохе и к Джону Донну. Переводы стихотворений Донна, выполненные Иосифом Бродским, очень точны: они сохраняют интонацию подлинника – сложность языка и строфики донновских стихов, не смягчая их при переводе на русский, но стараясь максимально передать в первозданном виде. Это становится особенно наглядным при сравнении с другими переводами Джона Донна, в частности с переводами Б. Томашевского, которые не только не передают звучания стихов Донна, но и искажают их смысл. На вопрос о том, повлиял ли на него Донн, Бродский давал противоречивые ответы. ...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: угрюмый, утомившись от раздумий, Задремал я над странице фолианта одного, И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, Будто глухо так застукал в двери дома моего. «Гость,— сказал я,— там стучится в двери дома моего, Гость — и больше ничего». Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный, И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер, Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали Облегченье от печали по утраченной Линор, По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,— Безыменной здесь с тех пор. Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего, И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: «Это гость лишь запоздалый у порога моего, Гость какой-то запоздалый у порога моего, Гость — и больше ничего». И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга. «Извините, сэр иль леди,— я приветствовал его,— Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки, Так неслышны ваши стуки в двери дома моего, Что я вас едва услышал»,— дверь открыл я: никого, Тьма — и больше ничего. Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный В грезы, что еще не снились никому до этих пор; Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака, Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!» Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!» Прошептало, как укор. В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери И услышал стук такой же, но отчетливей того. «Это тот же стук недавний,— я сказал,— в окно за ставней, Ветер воет неспроста в ней у окошка моего, Это ветер стукнул ставней у окошка моего,— Ветер — больше ничего». Только приоткрыл я...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: own house, a book in his hand, and a great burden upon his back. (Isa. LXIV. 6; Luke XIV. 33; PS. XXXVIII. 4; Heb. II. 2.) I looked, and saw him open the book, and read therein: and as he read he wept and trembled; and not being able longer to contain, he brake out with a lamentable cry, saying,[2] «What shall 1 do?» (Acts II. 37; XVI. 30, 31.) In this plight, therefore, he went home and refrained himself as long as he could, that his wife and children should not perceive his distress; but he could not be silent long, because that his trouble increased; wherefore at length he brake his mind to his wife and children; and thus he began to talk to them: «O my dear wife», said he, «and you the children of my bowels, I, your dear friend, am in myself undone by reason of a burden that lieth hard upon me: moreover, I am for certainly informed that this our city[3] will be burned with fire from heaven; in which fearful overthrow, both myself, with thee my wife, and you, my sweet babes, shall miserably come to ruin, except (the which yet[4] I see not) some way of escape may be found, whereby we may be delivered». At this his relations were sore amazed; not for that they believed what he had said to them was true, but because they thought some frenzy distemper had got into his head; therefore, it drawing towards night, and they hoping that sleep might settle his brains, with all haste they got him to bed: but the night was as troublesome to him as the day; wherefore, instead of sleeping, he spent it in sighs and tears. So when the morning was come, they would know how he did; he told them Worse and worse; he also set to talking to them again, but they began to be hardened.[5] They also thought to drive away has distemper by harsh and surly carriages to him: sometimes they would deride, ...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: и Б. Джонсона, драмами Дж. Драйдена и У. Дэйвенэнта, влиянием французской классицистической трагедии, авторитетом классицистических идей в литературной критике. При этом «литературная критика и художественная практика нередко находились в вопиющем противоречии… Дух рационализма, свойственный философии этого времени, отчетливо проявил себя, например, в теоретических утверждениях Бена Джонсона, которые довольно часто не адекватны его собственным творческим поискам. С другой стороны, эмпиризм, свойственный английской философской мысли XVII века…, обусловил развитие литературной критики Джона Драйдена, во многом выходящей из рамок классицистической теории, под знаком которой в значительной мере развивалась его художественная практика»[1]. Отличительной чертой английской литературы той поры было особое внимание к национальной художественной традиции, опыту ренессансного искусства. В связи с этим утверждение о том, что «классицизм был доминирующей, если не единственной силой, влиявшей на творчество в области серьезной драмы»[2], представляется несомненным преувеличением, поскольку игнорирует влияние елизаветинской и героической драмы, хотя действительно сложно найти в истории английской драматургии второй половины XVII – начала XVIII в. трагедию, которая бы не ориентировалась в той или иной мере на классицистические каноны. В первую очередь это относится к...