Поиск по материалам сайта
Cлово "HEAR"
Входимость: 5. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 65кб.
Часть текста: Л. В. Пумпянского «Об оде А. Пушкина “Памятник”», посвященная не только пушкинскому стихотворению, но и одической традиции в целом. Основной тезис Пумпянского: «... одно из явлений всей русской литературы: великие литературные традиции получают заключение и неожиданно новый смысл... в русской литературе...». Согласно Пумпянскому, именно таким «заключением» по отношению к одической «великой традиции» становится русская ода: «... такое чисто античное явление, как ода, в русской поэзии получило то же поэтическое значение, какое в других нео-европейских литературах она имеет историко-литературное...»[1]. Однако вот загадка: для подтверждения этого своего тезиса Пумпянский приводит примеры из французской и немецкой поэзии, чей опыт завершен в России, но почти никогда — из английской. Почему? Уж во всяком случае, не по причине незнания английской литературы — вряд ли подобные доводы уместны по отношению к филологу, о поразительной эрудиции которого ходили легенды. Английский материал ему был прекрасно известен. На это указывают хотя бы отсылки к творчеству Джона Драйдена[2] и Уильяма Вордсворта[3]. Может быть, английская ода выпадает из «великой традиции» — так что с ней не стоит и считаться? Факты говорят об обратном. С историей оды связаны величайшие имена в английской поэзии; среди одописцев — друг и соперник Шекспира Бен Джонсон, крупнейший «метафизик» Эндрю Марвелл, законодатель в поэзии и критике рубежа...
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: и литературоведам. Между тем в англоязычных странах отзвуки этого жанра до сих пор слышны и в литературе (например, «Маска Разума» и «Маска Милосердия» Роберта Фроста), и в зрелищных искусствах (стилистика старинной маски заметна в фильмах такого современного режиссёра, как Питер Гринэуэй – и не только в «Книгах Просперо», великолепной экранизации шекспировской «Бури»). Маска представляла собой драматургическое приношение той или иной знатной особе, имеющее целью одновременно прославить, развлечь, а то и украдкой наставить на ум могущественного заказчика. Приурочивались маски к каким-то событиям жизни заказчика (свадьбы и пр.) или к календарным праздникам, чаще всего – к последнему дню Святок. По форме это обычно была небольшая пьеса аллегорического содержания, иногда с сатирическими нотками, где действие перемежалось песнями, танцами, сопровождалось богатыми сценическими эффектами. В завершающем танце участвовали уже не только актёры, но и зрители – собственно, конец маски был началом бала. Постановка маски отличалась пышностью, для её оформления приглашались такие знаменитые мастера, как великий английский архитектор Иниго Джонс. Маски сочиняли Ф. Бомонт, Дж. Флетчер, Дж. Ширли – драматурги с солидной литературной репутацией. Но особый блеск придал искусству маски Бен Джонсон – «несравненный Бен Джонсон», как гласит надпись на его могиле в Вестминстерском аббатстве. Сам неизменно требовательный Джонсон считал, что, кроме него, маски умеют писать только два драматурга: Флетчер и Чапмен. До нас дошло около трёх десятков...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: В американском романтизме особое место занимает Эдгар Алан По (1809–1849). Он стал классиком жанра новеллы (преимущественно трагической, «страшной», «двойнической», фантастической или юмористической; сборник «Гротески и арабески», 1840), родоначальником детективной литературы («Убийство на улице Морг», 1841; «Золотой жук», 1843). Для зрелой лирики («Ворон и другие стихотворения», 1845) характерна тема трагических поисков красоты и ее смысла. На практическом занятии анализируются черты романтизма в стихотворении Э. А. По «Ворон». Ворон Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий, Задремал я над странице фолианта одного, И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, Будто глухо так застукал в двери дома моего. «Гость,— сказал я,— там стучится в двери дома моего, Гость — и больше ничего». Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный, И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер, Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали Облегченье от печали по утраченной Линор, По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,— Безыменной здесь с тех пор. Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего, И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: «Это гость лишь запоздалый у порога моего, Гость какой-то запоздалый у порога моего, Гость — и больше ничего». И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга. «Извините, сэр иль леди,— я приветствовал его,— Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки, Так неслышны ваши стуки в двери дома моего, Что я вас едва услышал»,— дверь открыл я: никого, Тьма — и больше ничего. Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный В грезы, что еще не снились никому до этих пор; Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака, Слово лишь ...