Литература Западной Европы 17 века. Поиск по текстам материалов сайта. Cлово "PLUS".

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 15. Размер: 47кб.

Часть текста: «психологического романа» во Франции: «Принцесса Клевская» Возникновение «психологического романа» во Франции: «Принцесса Клевская» В диапазоне гуманитарного знания. Сборник к 80-летию профессора М. С. Кагана. Серия «Мыслители», выпуск 4. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. Элиазар Александрович Кревер родился в 1919 г. в Петрограде в семье научного работника. В 1936 г. он с отличием окончил среднюю школу №16 Куйбышевского района и поступил на литературный факультет ЛИФЛИ. Позже обучался на кафедре романо-германской филологии филологического факультета ЛГУ. С началом Великой Отечественной войны добровольцем вступил в Народное ополчение. Принимал участие в обороне Ленинграда. Пропал без вести в декабре 1941 г. Такая справка помещена в «Книге Памяти Ленинградского — Санкт-Петербургского университета. 1941 — 1945» (СПб. Вып. 1. С. 146). Оно и понятно — составители могли опираться только на опубликованные и сохранившиеся материалы, а какие материалы могли сохраниться о студенте, который ничего не успел опубликовать из своих замыслов и ранних...

Входимость: 7. Размер: 25кб.

Часть текста: Пушкин и Лафонтен. Примечания Сноски 1. Настоящая статья представляет собою главу из книги „Пушкин и французы“. 2. Эту дату Н. О. Лернер („Труды и дни Пушкина“, 1910, стр. 37) считает датой дарения. Это неверно, так как ясный смысл надписи показывает, что подарена была книга при отправлении в лицей, т. е. всего вероятнее в 1811 г. летом. В глазах Ольги Сергеевны басни Лафонтена были специфически детской книгой, и непонятно дарение этой книги брату после окончания им лицея. Кстати, заголовок „Fables choisies mises en vers par M. De La Fontaine“ не свидетельствует о том, что в издание вошли только избранные басни: так называется сборник Лафонтена в его оригинальных изданиях. 3. Мнение Пушкина о том, что Богданович в „Душеньке“ превзошел Лафонтена, не является оригинальным: в этом отразились взгляды Карамзина в известной статье его о Богдановиче (1803 г.), впоследствии прилагавшейся к бекетовским изданиям сочинений Богдановича (1809—1818 гг.). Митрополит Евгений („Словарь светских писателей“, 1805) так резюмировал статью Карамзина: „Г. Карамзин в 10 нумере «Вестника Европы», 1803 г., сделал сравнение сей поэмы с лафонтеновою и почти во всех местах показал преимущество русской“. Вот собственные слова Карамзина: повесть Лафонтена „служила образцом для русской «Душеньки», но Богданович, не выпуская из глаз Лафонтена, идет своим путем и рвет на лугах цветы, которые укрылись от французского поэта. Скажем без аллегорий, что лафонтеново творение полнее и совершеннее в эстетическом смысле, а Душенька во многих местах приятнее и живее, и вообще превосходнее тем, что писана стихами“. „Богданович писал стихами, и мы все читали его; Лафонтен прозою; и роман его едва ли известен одному из пяти французов, охотников для чтения“. Вслед за Карамзиным и Дмитриевым, Батюшков неоднократно превозносил достоинства „Душеньки“. „Душенька“ Богдановича постоянно упоминалась и Пушкиным. Белинский еще отметил перенесение стихов...

Входимость: 4. Размер: 21кб.

Часть текста: к жанру гиперболического сказа, характерному для русского XVIII века. Сущность этого жанра легко уловить, если сличить, например, грекуровский оригинал „Le Solitaire et la Fortune“ с николевской обработкой или, среди поздних образцов, уже цитированной переделкой Панкратия Сумарокова — лафонтеновскую басню. Этот гиперболизм рассказывания выражается в гипертрофии сказовых деталей, имеющих характер гротеска. На ряду с гиперболизмом внешних образов и сказовых деталей этот жанр избегал психологических мотивов, весьма характерных для сказовой манеры Лафонтена, особенно в „Psyché“, где этим психологическим моментам, особенно в обрисовке героини, уделялось много места. Напоминаю, что общее направление „салонной лирики“ было в разработке этих „тонких“, неуловимых чувствований и изощренных переживаний, переходивших иногда в идиллическую слащавость. В „Руслане и Людмиле“, являющемся по фабуле компилятивным произведением, широко использовавшим „общие места“ фантастической поэмы в качестве эпических эпизодов, одним из таких общих мест является эпизод волшебного сада Черномора и чудесного перенесения туда Людмилы. Волшебные сады по традиции фигурировали в фантастических поэмах. Встречаются они и у Ариосто и у Tacco.[11] Имеется подобный эпизод у Апулея, а через него — у Лафонтена и Богдановича. Пушкину все эти источники были знакомы. Как известно, в лицее он „читал охотно Апулея“, а Вольтер у него охарактеризован как „Ариоста, Тасса внук“. Влияние всех этих...

Входимость: 4. Размер: 41кб.

Часть текста: Французская литература, однако, создала и персонаж, наделенный в глазах людей пушкинской поры самой животрепещущей современностью. Это - Адольф, герой одноименного романа Бенжамена Констана (Benjamin Constant Adolphe, 1815). «Какая ужасная разница между идеалами бабушек и внучек! Что есть общего между Ловласом и Адольфом?» - недоумевает героиня Романа в письмах (VIII, 48). По мнению Пушкина, литературный девятнадцатый век создал считанное число романов, верно изображавших нового героя, современного человека: .............два-три романа, В которых отразился век И современный человек Изображен довольно верно... (VI, 148) В это число Пушкин включает, кроме Рене Шатобриана, Мельмота Метьюрина и Адольфа ([Мельмот] [Рене] [Адольф] Констана - VI, 438). Однако Адольф от первых двух романов существенно отличается. Точка зрения на мир героев Метьюрина и Шатобриана ощущается Пушкиным как интересная, в чем-то ему близкая, но не совпадающая с целостной жизненной позицией «современного человека». Характеры, тип поведения, язык персонажей - все это оказывается для Пушкина отделенным культурно-временной дистанцией. Это вызывает двойственное отношение к таким героям: серьезное и ироническое одновременно, связанное со взглядом на них со стороны. Ощущение отделенности позиции этих героев от собственной делает их ...

Входимость: 3. Размер: 13кб.

Часть текста: отмечает: „Явная война Романтиков и Классиков, равно образовавшихся в школе Карамзина... Бахчисарайский фонтан Пушкина; I-ое сражение при оном или разговор Издателя с Классиком... Второе сражение при Бахчисарайском фонтане или Стихотворцы Вестника Европы не хотят быть Прозаиками... Сражения в Вестнике Европы и Дамском Журнале быстро следуют одно за другим. Дамский Журнал получает некоторую заманчивость. Литературные листки. Спор с кн. Вяземским о преимуществе басен Крылова перед баснями И. И. Дмитриева. Вооруженный нейтралитет Булгарина в войне Издателя Бахчисарайского фонтана с Вестником Европы: переход на сторону последнего...“ (см. „Литературные Портфели“, 1923, стр. 73—74). Из этого „обозрения“ видно как органически переплетался спор о романтизме со спором о баснях. Первое издание „Бахчисарайского фонтана“ вышло с предисловием Вяземского, изложенным в форме „Разговора между Издателем и Классиком“. Здесь мы читаем между прочим: „Издат. Мы еще не имеем русского покроя в литературе; может быть и не будет его, потому что нет; но во всяком случае поэзия новейшая, так называемая романтическая, не менее нам сродна, чем поэзия Ломоносова и Хераскова, которую вы силитесь выставить за классическую. Что есть народного в Петриаде и Россиаде, кроме имен? Класс. Что такое народность в словесности? Этой фигуры нет ни в Пиитике Аристотеля, ни в Пиитике Горация. Издат. Нет ее у Горация в Пиитике, но есть она в его творениях. Она не в правилах, но в чувствах. Отпечаток народности, местности: вот что составляет, может быть, главное существенное достоинство Древних и утверждает их право на внимание потомства“. В ответ на это в „Вестнике Европы“ появился „Второй разговор“, писанный Мих. Дмитриевым, где соответственно писалось: „Класс. Вся эта неясность происходит оттого, что вы не определяете, что такое Поэзия Романтическая, и что такое народная. — Самое наименование народное вы смешиваете с национальным; а в них большая разница. Издат. Я не вижу этой разницы: самые...

Входимость: 3. Размер: 23кб.

Часть текста: нет выхода. Так, во всяком случае, понимал свою жизнь сам поэт, и только мы, отдаленные от него почти на столетие, пережившие новый опыт, неизвестный его эпохе, можем увидеть выход даже в этой биографии, увидеть в ней освобождающий смысл. Поль Верлен родился в заурядной семье среднего достатка. Его отец, военный инженер, считал себя неудачником, он не мог стать адвокатом или банкиром — самые лестные профессии в эпоху Наполеона III — и хотел, чтобы его мечты осуществил сын. Если бы отец был чуть умнее, он понял бы безнадежность своих намерений — мальчик рос, обнаруживая резко выраженную индивидуальность. Поль болезненно переносил школу, ее однообразие и тупость воспитания и, стараясь казаться «не хуже» своих сверстников, спешил приобрести взрослые привычки: рано начал курить и пристрастился к ядовитой полынной настойке — абсенту. Это не помогало «сравняться» — неженка Поль не приобрел самой «взрослой» привычки — вкуса к службе, к деятельности, в чем бы она ни выражалась. Он любил только стихи, восхищался вошедшими в моду парнасцами, и не только Леконтом де Лилем, но и Глатиньи — поэтом менее значительным, но более близким современной жизни. Он и сам уже писал стихи и в 1866 году, когда «Парнас» окончательно восторжествовал во французской поэзии, выпустил свой юношеский сборник...

Входимость: 2. Размер: 48кб.

Часть текста: каким этого требует жанр, даже когда речь идет о мемуарах [1]. Смешав в одном произведении признаки многих жанров, Рец свое лицо открыл. Другое дело, что он постарался это лицо подгримировать: он хочет понравиться очередной даме, на сей раз не возлюбленной, не соратнице по политической интриге, но другу, давней приятельнице, мнением которой, как нравственным, так и литературным, он дорожит. По ее просьбе он воскрешает прошлое, адресуя ей повествование о своей жизни. Но жизнь Реца так тесно переплетена с событиями его времени, что, описывая ее, мемуарист описывает целую эпоху. Рассказ его пристрастен — ведь Рец действующее лицо этих событий. Его «Мемуары» иногда иронически называли «романом», подчеркивая недостоверность многих интерпретаций автора. Но книга эта и читается как роман, захватывающий читателя и в то же время изобилующий такими бесценными подробностями, характеристиками современников, анализом (пусть необъективным) совершавшегося на виду и за кулисами, что она и по сей день остается незаменимым источником для всех, кто изучает XVII век или просто им интересуется. «Мемуарами» Реца зачитывались разные эпохи. Не забудем, что А. Дюма почерпнул у Реца немало своих сюжетов. А покойный Н. Я. Эйдельман говорил мне, что «Мемуары» Реца были настольной книгой Павла I. По мнению некоторых исследователей, в процессе написания «Мемуаров» адресат их менялся (это не доказано) и потому неуловимо менялся характер обращения автора к собеседнице. Так или иначе, на всем протяжении «Мемуаров» неизменно одно: Рец, бывший...

Входимость: 2. Размер: 48кб.

Часть текста: в поэзию»; он остался ей верен, и последним его созданием было стихотворение [1], написанное в Стокгольме. Декарт не хотел посвящать себя литературной карьере и нанялся в армию, чтобы скитаться «там и сям по свету, оставаясь по отношению к комедии, которая разыгрывается в мире, скорее зрителем, чем актером». Валери тоже долгое время отказывался быть чем-то большим, нежели просто зрителем. Декарт скрывается в Голландию, «в пустыню погруженного в дела народа», чтобы привести свои идеи в систему. «Только от меня зависит, — писал он, — жить здесь в совершенной безвестности; каждый день прогуливаюсь я среди огромного многолюдья так же спокойно, как вы можете гулять в ваших аллеях; люди, которых я встречаю, производят на меня такое же впечатление, как если бы я видел деревья ваших лесов и ваши сельские рощи. И даже гомон торговцев отвлекает меня не больше, чем если бы я слышал журчание ручейка». Не правда ли, это уже господин Тэст? Подобно Декарту, Валери провел двадцать лет в уединенном размышлений и так же, как Декарт, лишь через двадцать лет решил поделиться с читателем какой-то частью своих изысканий. Если добавить, что оба проявили то бесстрашие ума, которое выражается в перестройке всей системы мышления, начиная с ее основ, вы согласитесь, что сравнение двух этих людей не является искусственным и что, быть может, у нас есть...

Входимость: 2. Размер: 26кб.

Часть текста: во взаимодействие. В пародийно-травестирующих формах, как их называл М.М. Бахтин, такое взаимодействие становилось неизбежным. При этом пародировались и травестировались как жанр трагедии, так и трагическое начало в эпосе. В каждой разновидности пародийно-травестирующих форм существовал особый вид взаимодействия трагического и комического. Рассмотрим в качестве примеров бурлескную поэму П. Скаррона «Перелицованный Вергилий» и пародию Н. Буало «Растрепанный Шаплен». В бурлескной поэме Скаррона «Перелицованный Вергилий» античный эпос травестировался. Травестия, или изнанка, генетически восходит к карнавальной культуре и по своей природе близка средневековой пародии, создававшей картину «мира навыворот»[1]. Суть травестирования состояла прежде всего в том, что эпический сюжет транспонировался в низком бурлескном стиле. Инициатива травестирования приписывалась автору-повествователю, выступающему в маске бурлескного поэта, носителя идеи бурлеска, что, как показал А.В. Михайлов, свойственно барочному произведению, которое вбирает в себя автора, «подчиняет его себе и своему смыслу»[2]. Бурлескный поэт был пародийным дублером, комическим двойником поэта эпического. Образ его строился как образ шута, «мудрого безумца», истина речей которого прячется под покровом шутки. Если эпический поэт является хранителем священной легенды, то бурлескный поэт – раб рифмы и перекраивает авторитетный текст по воле насмешливой музы и в силу инерции комического стиха[3]. Поскольку бурлескный поэт занимает в тексте комической эпопеи центральное место, связанные с ним темы доминируют в произведении. У Скаррона с фигурой бурлескного поэта связаны не только темы бурлескной поэзии и смеха, но и тема смерти. В пропозиции автор-повествователь заявляет, что пишет свой труд наперегонки со смертью и не знает, успеет ли он завершить его до той поры, когда «всеразрушительная смерть» отдаст его «на поживу могильным червям»[4]. Соединение тем смеха и смерти...

Входимость: 1. Размер: 56кб.

Часть текста: Юлианы Крюденер) В библиотеке Пушкина хранятся два небольших томика в старинных переплетах - роман в письмах Юлианы Крюденер Валери (Juliane von Krdener. Valrie, 1803). На страницах романа, как и на многих книгах пушкинской библиотеки, заметны следы карандаша и отметки ногтями. Собственную манеру чтения Пушкин поэтически охарактеризовал в Евгении Онегине, присвоив ее герою поэмы: Хранили многие страницы Отметку резкую ногтей; ................................... На их полях она встречает Черты его карандаша. Везде Онегина душа Себя невольно выражает То кратким словом, то крестом, То вопросительным крючком. (VI, 148-149) А сам роман Валери, на котором «черты карандаша» обильнее, чем на других книгах его библиотеки, поэт включил в круг чтения Татьяны: Теперь с каким она вниманьем Читает сладостный роман, С каким живым очарованьем Пьет обольстительный обман! Счастливой силою мечтанья Одушевленные созданья, Любовник Юлии Вольмар, Малек-Адель и де Линар, И Вертер, мученик мятежный, И бесподобный Грандисон, Который нам наводит сон, Все для мечтательницы ...

Поиск по материалам сайтаCлово "PLUS"

Поиск по материалам сайта
Cлово "PLUS"