Поиск по материалам сайта
Cлова начинающиеся на букву "С"

1. Головин Е. В. Манера и маньеризм

Входимость: 1. Размер: 42кб.

Часть текста: Если человек ходит по улицам манерно, то он покажет примерно так: изящно поднимет руку, посмотрит на сияние своих ногтей в солнечном свете и спокойно заявит вопрошающему: "Идите туда, куда я вам показал". Прохожий в недоумении: "Вы мне ничего не показали". Но оказывается, что сияющие ногти были направлены как раз туда, куда ему нужно... Человек, который хочет научиться манерам, никогда не будет делать жеста совершенно откровенного. Чтобы ответить на какой-нибудь элементарный вопрос, он, вместо одного жеста, сделает несколько. Скажем, десять. Другой пример. Вас кто-то оскорбил, назвал "сволочью". Как на вашем месте поступит манерный человек? Он скажет: "Сволочь - это прекрасно, но не могли бы вы мне сказать, к какой группе языков это слово относится? К угро-финской, тюркской? И каков корень у этого слова?.." Понятно, что наш оскорбитель будет несколько смущен, потому что почувствует свою уязвимость... Слово это, кстати, ни к одной известной нам группе языков не принадлежит, в связи с чем я вам настоятельно рекомендую им пользоваться почаще. Как я уже сказал, в России слово "манера" было не в почете. Единственный маньерист в России - поэт Игорь Северянин совершенно не пользовался успехом у простых и честных людей. Давайте почитаем что-нибудь из его поэтического наследия. В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли, Где под пудрой - молитвенник, а на ней - Поль де Кок Где фламандское кружево на платке из фланели На кушетке загрезился молодой педагог. Нелли нарисована весьма изящно. Все понятно и с педагогом, который загрезил на кушетке. Он читает ей Шницлера, посвящает в Констебля. То есть, педагог не просто загрезился - он...

2. Жоль К. Тернистый путь рационализма. «Новые христиане» и кое-что любопытное о каббалистике, но не только о ней.

Входимость: 2. Размер: 17кб.

Часть текста: но не только о ней.   Нидерланды, освободившись от испанского владычества, стали важным плацдармом для пропаганды рационалистических идей Декарта. В республике процветали торговля и мануфактурное производство. Интересы торговли привлекали в страну множество людей различных вероисповеданий, побуждая правящие круги проявлять религиозную веротерпимость. В Европе не было другого такого государства, которое служило бы лучшим убежищем для инакомыслящих и гонимых за веру, чем Голландия. Именно в Нидерландах преследуемые инквизицией португальские евреи нашли себе не просто убежище, а новую родину. Первые семьи еврейских изгнанников появились в Амстердаме в конце XVI века, а затем потянулись целые караваны португальских эмигрантов, благодаря которым Амстердам стали называть «новым большим Иерусалимом». К евреям относились терпимо и даже позволяли исповедовать иудаизм. Государство понимало выгоду от еврейской общины, поскольку эмигранты своим капиталом приносили несомненную пользу нидерландской торговле, в частности способствуя тому, чтобы ряд португальских владений в Ост-Индии перешел в руки Нидерландов. За столетие своего пребывания в Португалии, откуда шла самая большая волна эмиграции «новых христиан», евреи подзабыли знания своего вероучения, охладели к ритуальной стороне иудейской религии и прониклись другими религиозно-нравственными ценностями. К тому же среди образованной части евреев амстердамской общины появилось немало вольнодумцев, слишком сдержанно относившихся к религиозным догматам. Для целей противодействия подобным умонастроениям в Амстердаме было создано семиклассное еврейское училище, в котором преподавание начиналось с обучения еврейскому языку и кончалось иудейским богословием. Амстердамские раввины внимательнейшим образом следили за всем происходящим в Испании и Португалии, чтобы использовать трагедию «новых христиан» для разжигания религиозного фанатизма, призванного спаять общину ...

3. Писатели Франции. Р. Грачев. Антуан Де Сент-Экзюпери (1900-1944)

Входимость: 1. Размер: 22кб.

Часть текста: рисовал и жил так легко и безбедно до восемнадцати лет. Впрочем, настоящая опасность таилась в другом: в этом мальчике жил поэт, затаенный, скрытый от сознания до поры до времени. Однажды эта пора пришла. Поэт потребовал выхода. А у молодого Антуана не было ничего за душой, что могло бы помочь родиться поэту. Он решил стать морским офицером, учил математику, просил маму прислать ему шнурки и модную шляпу, обедал у аристократической кузины. Он писал уже сочинение на вступительном экзамене в Эколь Наваль, когда его поэт толкнул его за руку и повел перо. «Расскажите о впечатлениях воина, вернувшегося с войны» — такова была тема сочинения. «Я не был на войне,— написал Антуан,— и не хочу говорить понаслышке». Морская карьера на этом кончилась. Так впервые поэт проявился в Антуане через действие, и с той поры, начав действовать, он уже не мог остановиться: он действовал, действовал, потом воспевал действие, потом снова действовал до тех пор, пока не начал спорить со своим действием, положив начало Экзюпери-поэту, умудренному опытом буйного XX века. Но в этот самый момент тот, кто действовал в Антуане, толкнул его туда, откуда не возвращаются. И мы еще сами не осознали до конца, кого потеряли в предпоследний год второй мировой войны... У него было слишком спокойное детство, и поэтому крайне медленное, слепое и мучительное развитие. Жизнь в буржуазной Франции уже давно была устроена будто бы нарочно против поэтов: ему предлагали службу, коммерческую деятельность, легкий литературный успех, ему подставляли комфорт, социальные преимущества — словом, век обрушился на него всеми своими средствами, предназначенными для того, чтобы заменить духовную жажду, свойственную человеку-поэту. Почти все кругом него знали, как жить. На него смотрели как на сбившегося с пути. Ему было ...

4. Гинзбург Л. Слово скорби и утешения

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: В разгар Тридцатилетней войны, в 1636 году, Андреас Грифиус написал сонет «Слезы отечества». Заголовок этот стал своего рода формулой, пережившей Грифиуса и его время. В 44—45 годах нашего века немецкий пейзаж мало чем отличался от тех скорбных ландшафтов, которые воспроизведены в стихах Грифиуса, Опица, Гергардта: развалины, пожары, мгла, пепел. «Архитектура» развалин не меняется с течением времени, облик разрушенных войной городов всегда одинаков, и «слезы отечества» — это всегда слезы матерей, сирот, вдов. Читая старые, трехсотлетней давности, строки, испытываешь странное чувство. О ком и о чем эти стихи? О сожженном в 1637 году Фрейштадте или о современном Дрездене, сгоревшем в ночь на 13 февраля 1945 года? Триста или всего лишь восемнадцать лет назад были оплаканы могилы обманутых немецких юношей, погибших в войне за неправое дело. Не вчера ли прозвучал исступленный призыв: «Живите в мире, братья!» и не кажутся ли иные стихи в этой книге предостережением тем, кого ничему не научили уроки истории — давние и недавние? Дело, однако, не в аналогиях. При всем различии эпох, исторической обстановки поэзия Тридцатилетней войны оказалась на редкость близкой нашим современникам. Об этом хорошо сказал Иоганнес Бехер: «Речь идет о том, что долго, слишком долго текли «слезы отечества»... В 1618—1648 годах истерзанная, растоптанная солдатскими полчищами Германия познала проклятие воины. В страну хлынули иноземные армии — шведы, испанцы, датчане, итальянцы, валлоны, хорваты, французы. Война, голод и эпидемии унесли в могилу треть населения. В некоторых немецких землях вымерло девять десятых жителей....

5. Полунов Ю. Л.: Еще одно увлечение парижского академика.

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: они всё знали! Как медленно читали! Густав Флобер Этот удивительный XVII век! Век замечательных открытий и изобретений, век зарождения современной науки, Saeculum mathematicum — век математический, век, люди которого, «зная все основательно», смело ниспровергали авторитеты и, может быть, чаще, чем в века иные, задавались вопросом: «А нельзя ли изменить, улучшить, сделать по-иному то, что уже было изобретено и сделано до них?» Такой вопрос задал себе, наверное, и парижский ученый Клод Перро, ознакомившись с «арифметической машиной» Блеза Паскаля,— изобретением замечательным, но довольно громоздким и ненадежным в работе. Перро задумал сделать совершенно иную счетную машину, представив числа иначе, чем в виде углового положения оси (вала) или колеса, которое несет эта ось (как это сделано в машине великого француза и других счетных машинах XVII века). И нашел остроумное решение! Но давайте по порядку. В начале XVII века жил в Париже некий парламентский адвокат по имени Пьер Перро и было у него и его жены Пакетт Леклерк пятеро сыновей: Жан, Никола, Пьер, Шарль и Клод. Однажды Никола Буало-Депрео, знаменитый поэт и, по словам А. С. Пушкина «французских рифмачей суровый судия», сказал, что «в духе этой семьи была определенная странность». Этой странностью, поражавшей не только Буало, но и многих его современников, была необыкновенная широта интересов. ...