Поиск по материалам сайта
Cлово "SPIEL"
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Часть текста: вторая половина XVI – XVII века – стала эпохой нового открытия и прочтения Библии. Для целого ряда эпох европейской культуры (особенно для таких явлений, как барокко и романтизм) принципы библейской эстетики и поэтики осознаются как существенно дополняющие и корректирующие античный эталон с его уравновешенностью, соразмерностью и чисто человеческой мерой. Библейская эстетика, покоящаяся в первую очередь на категории возвышенного и позволяющая более всего приблизиться к выражению невыразимого, создать ощущение присутствия трансцендентного, как нам думается, в наибольшей степени заявляет о себе в так называемые переходные, переломные, «проклятые» времена – времена шатаний и потрясений, ломки старого и рождения в муках нового, во времена обострения социальных противоречий и катастрофичности сознания, пытающегося пробиться к Богу через хаос и суету, обрести гармонию хотя бы в сфере ментальной, противопоставить ужасу и абсурдности действительности иную, духовную реальность, в самих страданиях прозреть красоту и радость бытия. С особенной очевидностью, на наш взгляд, это продемонстрировали нидерландская и немецкая литературы XVII века. В XVII в Германии, как и в Нидерландах (здесь – прежде всего усилиями гениального Йоста ван ден Вондела) происходит подлинное открытие мира, в первую очередь Танаха (Ветхого Завета) как непреходящего источника поэтического вдохновения и художественного творчества. Безусловно, этот процесс был в целом характерен для начала эпохи Нового времени, но для немецкой поэзии он имел особый смысл: именно в XVII в. в силу разных причин возникает высокая...
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Часть текста: Выпуск 8. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2000. С. 127-129 http://anthropology.ru/ru/texts/shaulov/symp08_47.html Метафоризм и эмблематичность относятся к наиболее привычным и привычно обсуждаемым особенностям барочной поэтики. Однако отличить одну особенность от другой не всегда бывает легко, несмотря на очевидную, казалось бы, разницу. Например, «театр» как понятие, включающее определенные предметные представления («сцена», «занавес», «декорация», «маски» и т. п.), может предстать как эмблема жизни, а выражение «жизнь — это игра» является метафорой. Кроме очевидной смысловой близости, которой могут достигать метафора и эмблема, этот пример демонстрирует и непринципиальность проводимого нередко между ними различия, согласно которому эмблема обычно берется поэтами из готового тезауруса, а метафора всегда изобретается вновь и окказионально (ср.: Зайонц Л. О. От эмблемы к метафоре: феномен Семена Боброва // Новые безделки. Сб. ст. к 60-летию В. Э. Вацуро. М., 1995-1996. С. 51). По-видимому, важнее все же различие между внутренними структурами осуществляющихся в том и другом случае когнитивных актов. Эмблема изобразительно-предметна и репрезентативна в своей наглядности, она являет собой скрытый за нею смысл. Метафора же, даже взятая, как и эмблема, из готового словника, устремляется к заданному ей смыслу. Иными словами, эмблема — фигуративно статична, метафора — эвристически динамична. Это ...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: антологической эпиграмме, сатирической эпиграмме римской поэзии и европейской неолатинской эпиграмме эпохи Возрождения. Жанр литературной эпиграммы Нового времени существовал вначале в неолатинском варианте и в традиционной сатирической разновидности, и лишь впоследствии, перейдя из ученой словесности гуманистов в ряд национальных литератур, он претерпел и характерные изменения. Немецкие теоретики литературы XVII–XVIII вв. придали эпиграмме статус универсального поэтического жанра, обладающего своими неповторимыми особенностями, и предложили ряд дефиниций последнего. Так, Иоганн Готлиб Мейстер (1665–1699), ректор гимназии св. Николая в Лейпциге, в поэтике «Непритязательные мысли о немецких эпиграммах» („Unvorgreiffliche Gedancken Von Teutschen Epigrammatibus“, 1698) определяет: «Эпиграмма есть сжатое изречение, в котором ясно и кратко сообщается о каком-либо лице, деянии или предмете» [Meister: 1698, 73]. Немецкий ученый-языковед, член «Плодоносящего общества» Юстус Георг Шоттель (1612–1676) в трактате «Искусство слагать стихи или рифмовать по-немецки» („Teutsche Vers- oder Reim-Kunst“, 1656) охарактеризовал эпиграмму как «остроумное стихотворение, устремленное к своей кульминации и увенчанное...
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Часть текста: что начиная с XVI в. феодальный стиль выпадает из лит-ого процесса (с мощным подъемом феодальной лит-ры мы еще встретимся в XVII и отчасти в XVIII вв., в эпоху юнкерского абсолютизма) или что бюргерская лит-ра, завоевывающая господствующие позиции в XVI в., во всех своих частях отражает враждебную средневековью идеологию молодого, восходящего класса, призванного стать могильщиком феодализма. Социальный профиль рассматриваемого периода довольно сложен. Бурный рост товарно-денежного хозяйства, начавшийся в XIII—XIV вв., завершается в XVI в. возникновением нового капиталистического способа производства (мануфактура, крупное домашнее производство), который однако еще не настолько развит, чтобы претендовать на подлинную гегемонию. Наряду с капиталистическими формами организации производства в городах напр. продолжает существовать феодально организованное, цеховое ремесло, все еще играющее крупнейшую роль в экономике того времени. Отсюда и двойственный характер буржуазной литературы XVI века: в одном случае она отражает идеологию цеховых ремесленников и типологически тесно связана с еще вполне средневековой бюргерской лит-рой XIV—XV вв., в другом случае — это лит-ра по преимуществу торгово-промышленных слоев бюргерства, развивающаяся под знаком борьбы со средневековой культурой и феодализмом. Именно эта вторая разновидность бюргерской лит-ры XVI в. свидетельствует о смене...
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Часть текста: к античной риторике, в которой различались два вида – остроумие, основанное на предмете (res), и остроумие, основанное на словах (verba). Согласно трактату Цицерона «Об ораторе» („De oratore“), «шутки бывают двух родов: в одних обыгрывается дело, в других – слово» („Duo enim sunt genera facetiarum, quorum alterum re tractatur, alterum dicto“) [Cicero: 1959, 376]. В теоретических трудах литераторов Нового времени античное понимание остроумия стало догмой: в частности, у немецких теоретиков эпохи барокко и Просвещения можно встретить почти дословное повторение дефиниции Цицерона. Так, Кристиан Вейзе (1642–1708) в сочинении «Галантный оратор» („Politischer Redner“, 1677) замечает: «Если необходимо определить, что такое остроумие, то состоит оно частью в игре слов, частью в оригинальных и остроумных предметах» [Weise: 1677, 62]. Филандер фон дер Линде (1674–1732) в поэтике «Разговор о немецкой поэзии» („Unterredung von der Deutschen Poesie“, 1727) также говорит о различии между «остроумием… в отдельных словах… и на деле» [Linde: 1727, 270]. Иоганн Христоф Готшед (1700–1766) в «Опыте критической поэтики» („Versuch einer kritischen Dichtkunst“, 1742) отмечает: «Помимо истинно остроумных образцов, в которых остроумие состоит в предметах, есть также много других, где оно заключается в простой игре слов» [Gottsched: 1742, 607]. С другой стороны, ряд авторов, отходя от дихотомизма этой формулы, акцентирует ценность содержательного критерия. Так, Фридрих Андреас Хальбауэр (1692–1750) в своем труде «Введение к наиполезнейшим упражнениям в латинском стиле» („Einleitung in Die nützlichsten Ubungen des Lateinischen...