Поиск по материалам сайта
Cлово "MIR"
Входимость: 11. Размер: 10кб.
Входимость: 6. Размер: 35кб.
Входимость: 5. Размер: 9кб.
Входимость: 3. Размер: 46кб.
Входимость: 2. Размер: 31кб.
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 11. Размер: 10кб.
Часть текста: о барокко (о его петраркизме и «антибарочной» эволюции см.: Pyritz, Hans.. Paul Fleming und der Petrarkismus. // Deutsche Barockforschung: Dokumentation einer Epoche. Koln-Berlin, 1970. S. 352-354), но это один из ярких выразителей духа эпохи, ее всеобщей озадаченности парадоксальной двойственностью человеческой природы, неадекватностью человека себе. Уже в стихотворении на смерть Георга Глогера (1631), друга и соседа по студенческой келье, «свидетеля моей поэзии» (Fleming P. Gedichte / Hrsg. v. Julius Tittmann. Leipzig, 1870. S. 29; далее страницы этого издания даны в скобках; курсив в цитатах мой), укрепившего юного поэта в призвании, Флеминг, передавая горе и потрясение утратой, так формулирует характер отношения к другу: «<…> Ach! wo, wo laät du <…> / Mich, deinen andern Dich?» (29). Чувство утраты себя, на первый взгляд, объясняется тем, что человек жив в стольких и таких образах, сколько людей и как его воспринимают. Вместе с безвременно ушедшим другом поэт оплакивает и свой, — самый дорогой из всех, — образ: «Ihr Augen, <…> nun ists um euch...
Входимость: 6. Размер: 35кб.
Часть текста: трактату Цицерона «Об ораторе» („De oratore“), «шутки бывают двух родов: в одних обыгрывается дело, в других – слово» („Duo enim sunt genera facetiarum, quorum alterum re tractatur, alterum dicto“) [Cicero: 1959, 376]. В теоретических трудах литераторов Нового времени античное понимание остроумия стало догмой: в частности, у немецких теоретиков эпохи барокко и Просвещения можно встретить почти дословное повторение дефиниции Цицерона. Так, Кристиан Вейзе (1642–1708) в сочинении «Галантный оратор» („Politischer Redner“, 1677) замечает: «Если необходимо определить, что такое остроумие, то состоит оно частью в игре слов, частью в оригинальных и остроумных предметах» [Weise: 1677, 62]. Филандер фон дер Линде (1674–1732) в поэтике «Разговор о немецкой поэзии» („Unterredung von der Deutschen Poesie“, 1727) также говорит о различии между «остроумием… в отдельных словах… и на деле» [Linde: 1727, 270]. Иоганн Христоф Готшед (1700–1766) в «Опыте критической поэтики» („Versuch einer kritischen Dichtkunst“, 1742) отмечает: «Помимо истинно остроумных образцов, в которых остроумие состоит в предметах, есть также много других, где оно заключается в простой игре слов» [Gottsched: 1742, 607]. С другой стороны, ряд авторов, отходя от...
Входимость: 5. Размер: 9кб.
Часть текста: 1833) явно соотносятся с распространенным в XVII веке в Германии жанром духовной песни. Отцом этого жанра можно по праву считать М. Лютера (1483–1546), который подвергает литературной обработке ряд псалмов и создает на их основе замечательный сборник стихов под названием «Духовные песни». Позже это название станет обозначением самого жанра. Духовные песни Лютера еще очень разнородны по своей строфической и ритмической структуре. Однако уже здесь намечается некоторое единство во внешнем оформлении духовной песни как особого литературного жанра. Наиболее частотными размерами данного цикла стихов становятся трех- и четырехстопный ямбы: «Herr Gott, dich loben wir! Herr Gott, wir danken dir» «Aus tiefer Not schrei ich zu dir. / Herr Gott erhor mein Rufen». Бoльшинство своих песней Лютер делит на строфы в семь и девять строк, связанных между собой перекрестной и парной рифмой (чаще всего по схеме ababccdde или ababccd): Ein neues Lied wir heben an, Des walt Gott, unser Herre. Zu singen, was Gott hat getan, Zu seinem Lob und Ehre. Zu Brüssel in dem Niederland Wohl durch zween junge Knaben Hat er sein Wunder macht bekannt, Die er mit seinen Gaben So reichlich hat gezieret. или: Ach Gott, von Himmel siehe darein Und laß dich das erbarmen. Wie wenig sind der Heiligen dein, Verlassen sind wir Armen. Dein Wort man läßt nicht haben wahr, Der Glaub ist auch verloschen gar Bei allen Menschenkindern. К XVII в. форма духовной песни выкристаллизовывается окончательно, а жанр этот достигает небывалого расцвета, что бесспорно связано с особенностями эстетики барокко. К этому жанру обращаются ведущие представители этого направления: С. Дах, A. Грифиус, М. Опиц, Ф. Цезен, П....
Входимость: 3. Размер: 46кб.
Часть текста: дополняющие и корректирующие античный эталон с его уравновешенностью, соразмерностью и чисто человеческой мерой. Библейская эстетика, покоящаяся в первую очередь на категории возвышенного и позволяющая более всего приблизиться к выражению невыразимого, создать ощущение присутствия трансцендентного, как нам думается, в наибольшей степени заявляет о себе в так называемые переходные, переломные, «проклятые» времена – времена шатаний и потрясений, ломки старого и рождения в муках нового, во времена обострения социальных противоречий и катастрофичности сознания, пытающегося пробиться к Богу через хаос и суету, обрести гармонию хотя бы в сфере ментальной, противопоставить ужасу и абсурдности действительности иную, духовную реальность, в самих страданиях прозреть красоту и радость бытия. С особенной очевидностью, на наш взгляд, это продемонстрировали нидерландская и немецкая литературы XVII века. В XVII в Германии, как и в Нидерландах (здесь – прежде всего усилиями гениального Йоста ван ден Вондела) происходит подлинное открытие мира, в первую очередь Танаха (Ветхого Завета) как непреходящего источника поэтического вдохновения и художественного творчества. Безусловно, этот процесс был в целом характерен для начала эпохи Нового времени, но для немецкой поэзии он имел особый смысл: именно в XVII в. в силу разных причин возникает высокая философски-медитативная и любовная поэзия на немецком языке (до этого немцы писали преимущественно на латыни), закономерно появляется настоятельная необходимость освоения ею общечеловеческих культурных ценностей, и прежде всего –...
Входимость: 2. Размер: 31кб.
Часть текста: всего Смерть, и без решения проблемы Смерти, или даже «объявленной смерти», добраться до сути этой «переходной эпохи» невозможно. Барокко кажется иногда эпохой последней танатологии, то есть последним историческим «промежутком», когда Смерть воспринималась именно экзистенциально, а не абстрактно-аксиоматически, как после барокко. Следует непременно это чувство иметь в виду, пытаясь понять поэтику барокко, ее особую «переходную специфику». Барокко — первая художественная эпоха в истории европоцентрической культуры, которая отчетливо показала, что при всех различиях национально-культурных этносов, религий и других особенностей, при всех центробежных силах культурно-цивилизационного разнообразия у человечества независимо от всех и вся есть один общий знаменатель, своеобразный интеграл общей судьбы, а именно — нарастающая хрупкость и бренность жизни, дарованной миру. Именно барокко, предвосхитив многие болезни современного и постсовременного человечества, открыло парадигмальный характер «игры», однако не только в эстетическом плане, но и в онтологическом и антропологическом, как своеобразную игру мира с Жизнью и Смертью. Именно барокко показало, что человечеству грозит глобальная опасность «заиграться насмерть», поскольку «игровой люфт» цивилизационных колес может достичь критического предела и сбросить повозку бытия с ее «стогом сена» (И. Босх) в пропасть небытия. Именно барокко открывает экзистенциальную доминанту Смерти, тематизируя свое открытие в поэзии XVII века. Важно подчеркнуть, что в отличие от современного отношения всеобъемлющее господство Смерти переживается в барокко не в плане «дежурного факта», а в обостренной пассионарности поэтического чувства, открывающего оглушающую оконеченность бытия. Это чувство нашло свое отражение в обширной элегии кёнигсбергского поэта...
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Часть текста: ГПБ. В одном конволюте и под одним шифром с предшествующим изданием в пяти книгах. В том же конволюте помещено издание: Des neueingerichten und vielverbesserten Abentheurlichen Simplicissimi Fortsetzung und Schluß oder Sechstes Buch. Durch German Schleifheim von Sulsfort. Mom-pelgart. Bey Johann Fillion. 1669. Kl. 12°. 5 ненум. + 610 – 722 S. 857 Trutz Simplex: Oder Ausführliche und wunderseltzame Lebensbeschreibung Der Ertzbetrügerin und Landstörtzerin Courasche. Wie sie anfangs eine Rittmeisterin, hernach eine Hauptmann, ferner eine Leutenantin. bald eine Marcketenterin, Mußquetirerin und letzlich eine Ziegeunerin abgegeben. Meisterlich agiret, und ausbьndig vorgestellet: Eben so lustig, annemlich und nutzlich zu betrachten, als Simplicissimus selbst. Alles miteinander von der Courasche eigner Person dem weit und breitbekanten Simplicissimo zum Verdruß und Widerwillen, dem Autori in die Feder dictirt, der sich vor dißmal nennet Philarchus Grossus von Trommenheim auf Griffsberg. Gedruckt in Utopia bei Felix Stratiot. [Nürnberg, 1670], 264 S. Экземпляр ГПБ. Шифр – 6. 39. 11. 51. 858 Der seltzame Springinsfeld, Das ist kurtzweilige, lusterweckende und recht lächerliche Lebens-Beschreibung eines weiland frischen, wohlversuchten und tapffern Soldaten, Nunmehro aber ausgemergelten, abgelebten, doch dahey recht verschlagnen Landstörzers und Bettlers. Aus Anordnung des weit und breit bekanten Simplicissimi Verfasset und zu Papier gebracht Von Philarcho...
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Часть текста: нашим поэтом, за уникальностью каждого случая, каждой судьбы стоит единое авторское представление о человеке ("Мой, только мой, единственно мой взгляд"). И оно проговаривается в самые экстатические моменты, переживаемые человеком Высоцкого, - в присутствии смерти, в мысли о смерти, в переживании смерти, - когда он, как и человек барокко, обнаруживает несводимость собственной личности к себе: "... кажется мне - // Это я не вернулся из боя" (1, 265), "... дострелил меня, убив того, который не стрелял" (1, 425). Это, по-видимому, одно из кардинальных ощущений, вынесенных Высоцким из осмысления войны. Его солдаты, потерявшие товарищей, тех, кому обязаны жизнью, мучаются, не находя покоя в мире, в котором "вроде - всё как всегда", но жить, "как всегда", невозможно не просто из-за горя или чувства несправедливости случившегося, но - из-за утраты себя: невосполнимого внутреннего ущерба, равного целокупному личностному самосознанию, условно говоря, в размере всего Я! Этому состоянию легко найти созвучие в поэзии XVII века: <...>...
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: Плавскин З. И.: Леонардо де Архенсола, Бартоломе Леонардо де Архенсола, Бартоломе. Краткая литературная энциклопедия. ЛЕОНА́РДО ДЕ АРХЕНСО́ЛА (Leonardo de Argensola), Бартоломе (26. VIII. 1562, Барбастро, пров. Уэска, — 4. II. 1631, Сарагоса) — исп. поэт и историк. В ун-те г. Уэска получил степень доктора философии и юриспруденции. В 1588 принял сан священника, с 1592 — капеллан императрицы Марии Габсбургской, с 1610 — секретарь неаполитанского вице-короля, с 1618 — королевский хронист Арагона. Среди историч. трудов Л. де А. интересны оставшаяся в рукописи «Реляция о народной смуте в Сарагосе в 1591 году» и полуисторич., полухудож. повествование «Завоевание Молуккских островов» («Conquista de las islas Malucas», 1609). Л. де А. — один из крупнейших поэтов исп. Возрождения. Переводчик Горация, он был сторонником строгих классич. форм и решительно выступал как против вычурной, аристократич. поэзии Л. Гонгора-и-Арготе, так и против «простонародной» поэзии Лопе Ф. де Вега Карпьо. Сам он культивировал преим. жанр сатиры и послания, в к-рых (особенно в знаменитом III послании) давал критич. оценку придворной жизни, противопоставляя ей мирное существование на лоне природы (IV послание). Стихи Л. де А., к-рого называли «испанским Горацием», ходили в списках; изданы лишь посмертно (1634) вместе со стихами его брата Луперсио Л. де А. Соч. см. при ст. Леонардо де Архенсола, Луперсио. Лит.: Mir M., Bartolomé Leonardo de Argensola, Zaragoza, 1891. З. И. Плавскин.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: М.: Изд-во Кулагиной – INTRADA, 2010. С. 455–458. Немецкая эпиграмма эпохи барокко восходит к трем основным источникам – древнегреческой антологической эпиграмме, сатирической эпиграмме римской поэзии и европейской неолатинской эпиграмме эпохи Возрождения. Жанр литературной эпиграммы Нового времени существовал вначале в неолатинском варианте и в традиционной сатирической разновидности, и лишь впоследствии, перейдя из ученой словесности гуманистов в ряд национальных литератур, он претерпел и характерные изменения. Немецкие теоретики литературы XVII–XVIII вв. придали эпиграмме статус универсального поэтического жанра, обладающего своими неповторимыми особенностями, и предложили ряд дефиниций последнего. Так, Иоганн Готлиб Мейстер (1665–1699), ректор гимназии св. Николая в Лейпциге, в поэтике «Непритязательные мысли о немецких эпиграммах» („Unvorgreiffliche Gedancken Von Teutschen Epigrammatibus“, 1698) определяет: «Эпиграмма есть сжатое изречение, в котором ясно и кратко сообщается о каком-либо лице, деянии или предмете» [Meister: 1698, 73]. Немецкий ученый-языковед, член «Плодоносящего общества» Юстус Георг Шоттель (1612–1676) в трактате «Искусство слагать стихи или рифмовать по-немецки» („Teutsche Vers- oder Reim-Kunst“, 1656) охарактеризовал эпиграмму как «остроумное стихотворение, устремленное к своей кульминации и увенчанное замечательным, метким, неожиданным изречением» [Schottel: 1656, 989–991]. Немецкий литературовед и критик Готхольд Эфраим Лессинг (1729–1781) в статье «Разрозненные замечания об эпиграмме и некоторых выдающихся эпиграмматистах» („Zerstreute Anmerkungen über das Epigramm und einige der vornehmsten Epigrammatisten“, 1771) назвал эпиграмму «стихотворением, в котором, сообразно свойству собственно надписи, наше внимание и любопытство возбуждаются...
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Часть текста: и рекомендации желающим видеть божественный исток мира и «говорить о Боге» – складываются в своего рода доктрину, которую можно обозначить именно так. Особенно полно и отчетливо «поэтика» Бёме проступает в «Сигнатуре» – трактате «об обозначении вещей», латинское название которого (De signatura rerum) кажется полемически заостренным в отношении трактата Лукреция (De natura rerum), – настолько отчетливо сигнатура противопоставлена в нём натуре. Едва ли Бёме знал это сочинение непосредственно, как, например, учившийся у янсенистов Расин; на немецкий язык оно было переведено гораздо позже современником и другом Гёте Карлом Людвигом фон Кнебелем (1744–1834). Не исключено, что латинская формула заголовка могла быть подсказана Бёме одним из его ученых почитателей (Бальтазаром Вальтером, например). Так или иначе, изящное добавление трех букв в заголовок классика производит впечатление неслучайной и даже дерзкой игры слов: «природа вещей» под пером Бёме предстаёт как собрание вещей означающих. Эта «поэтика» теснейшим образом связана с развиваемой Бёме гносеологией, прямо вытекающей из его онтологического откровения. В его философии мысль и слово человека оказываются опосредованными следствиями движения самого Духа Божьего к самоозначиванию в природе. Основания мышления Бёме открывает в самой природе, которую видит как длящееся Творение, непрерывный процесс Божественного рождения, понимаемый им как процесс принципиально семиотический. Рождение природы – это опредмечивание, обозначение не явленного до того смысла Божественной воли («ока», «тоски»), жаждущей самосознания и обнаруживающей себя перед знаковой пустотой и потому вынужденной «входить в себя», в...